Чарльз Вильямс - Частный детектив. Выпуск 1
— Они у вас в руке, — ответил Хедли, подойдя к доктору и взяв у него сигару. — Ну что ж, это звучит вполне правдоподобно. Ваша ловушка насчет тюрьмы сработала. Но предположение о том, что три человека являются братьями… Честно говоря, считаю это самым слабым местом в ваших рассуждениях…
— Допустим. И что из этого?
— Только то, что это решающий момент. Предположим, что Гримо хотел сказать не о человеке по фамилии Хорват, стрелявшем в него, а каким–то образом имел в виду самого себя? Тогда убийца может быть кем угодно. Но если все же эти трое братьев — не выдумка, и он хотел об этом нам сообщить, тогда все очень просто. Мы приходим к выводу, что стрелял Пьер Флей, или, в крайнем случае, брат Флея. Флея мы можем схватить в любое время, а что касается его брата…
— А вы уверены, что узнаете этого брата, — спросил доктор Фелл, — если встретите его?
— А как вы думаете?
— Я подумал о Гримо. Он владел английским языком в совершенстве и не менее свободно сходил за француза. Я не сомневаюсь, что он действительно учился в Париже, а мадам Дюмон в самом деле шила костюмы в Опере. Потом он почти тридцать лет жил в Англии, читал свои лекции, никому ничем не угрожая и ничем не выделяясь. Никто и никогда не замечал в нем ничего дьявольского, хотя мне кажется, что это был подлинный дьявол в человеческом обличье. Никто его ни в чем не подозревал. Он носил твидовые костюмы, аккуратно стригся, любил портвейн и стал заурядным британским сквайром… А где же его третий брат? Он–то меня больше всего интересует. Представьте, что он сейчас здесь, среди нас, и никто не знает, кто он такой на самом деле.
— Возможно. Но мы ничего не знаем об этом брате.
Доктор Фелл, пытаясь раскурить сигару, поднял глаза кверху:
— Да. И это беспокоит меня, Хедли. — Он на мгновение замолк, потом отбросил спичку и выпустил клуб дыма. — Мы имеем двух теоретических братьев, которые взяли себе французские имена, Шарль и Пьер. Кроме них, есть еще третий. Для краткости назовем его Анри…
— Послушайте, вы хотите сказать, что вы о нем тоже что–то знаете?
— Напротив, — ответил доктор Фелл, — я хочу подчеркнуть, как мало нам известно. Мы знаем о Шарле и Пьере. Но у нас нет ничего об Анри, хотя Пьер и использовал его в своих угрозах. Это было, если помните: “У меня есть брат, который может больше, чем я”, “Он очень опасен для вас” и так далее. Но за этим никто не вырисовывается: ни человек, ни призрак. Это беспокоит меня. Мне кажется, что за всем этим делом стоит поистине ужасная фигура, он использует полоумного Пьера в своих гнусных целях и он также опасен для Пьера, как был для Шарля. Я не могу избавиться от мысли, что в сцене в “Уорвикской таверне” он был тайным режиссером, и сам был где–то рядом, наблюдая за происходящим. Что… — Доктор Фелл обвел взглядом присутствующих. — Я надеюсь, что ваш констебль задержит Пьера и не спустит с него глаз? Он может оказаться чрезвычайно полезен.
Хедли сделал неопределенный жест рукой.
— Да, я понимаю, — сказал он, — но вернемся к фактам. Собрать факты будет нелегко, предупреждаю вас заранее. Сегодня же я свяжусь по телеграфу с румынской полицией. Но если Трансильвания была аннексирована, в неразберихе и беспорядке, которые царили там, официальные документы могли и не сохраниться. К тому же сразу после войны в тех местах был большевистский мятеж, не так ли? Но как бы то ни было, нам нужны факты! Давайте поговорим с Мэнгэном и с дочерью Гримо. Я не совсем, кстати, понимаю его поведение…
— Да? Почему?
— Я имею в виду, что Мэнгэн находился здесь по приглашению профессора на случай прихода посетителя. Допустим. Тогда он должен был выполнять обязанности сторожевой собаки, сидя в комнате недалеко от входной двери. Раздался звонок, если Дюмон не врет, и входит таинственный посетитель. Все это время Мэнгэн не проявляет никакого любопытства, он сидит в своей комнате за закрытой дверью и поднимает шум тогда, когда слышит выстрел, и неожиданно обнаруживает, что заперт. Где логика?
— Логики здесь нет, — сказал Фелл. — Во всяком случае, явной. Но об этом позже.
Они вышли в холл и Хедли принял самый бесстрастный вид, открывая дверь в секретарскую. Это была комната несколько меньших размеров, чем кабинет, забитая полками со старинными книгами. На полу лежал потертый ковер, стояло несколько простых стульев. Под лампой в зеленом абажуре как раз напротив двери стоял рабочий стол Миллза. На столе стояли стакан с молоком, блюдце с сушеным черносливом и лежала книга Уильямсона “Дифференциальное и интегральное исчисление”.
— Держу пари, что он пьет минеральную воду, — возбужденно сказал доктор Фелл, — держу пари, что он пьет минеральную воду и читает подобные вещи для удовольствия. Я держу пари… — он замолчал, потому что Хедли, довольно грубо толкнув его локтем, уже разговаривал с Розеттой Гримо.
— Естественно, мисс Гримо, я не хотел бы беспокоить вас в такое время…
— Пожалуйста, ничего не говорите, — сказала девушка. Она сидела у камина в таком напряжении, что даже вздрогнула. — Я имею в виду — ничего не говорите об этом. Понимаете, я любила отца, но не слишком сильно, и пока кто–нибудь не начнет говорить об этом, удается не думать…
Она прижала ладони к вискам. В отблеске камина снова стала заметна дисгармония между рисунком ее рта и разрезом глаз. Это было неуловимо, Розетта унаследовала несколько грубоватую славянскую красоту своей матери. Лицо и глаза жили, казалось, какой–то особой, независимой друг от друга жизнью, и выражение глаз странно не соответствовало выражению лица. Она была возбуждена. Мэнгэн беспомощно стоял за ее спиной.
— Хотя, пожалуй, — проронила девушка, опустив руку на подлокотник кресла, — есть одна вещь, которую я хотела бы знать, прежде чем вы начнете свой допрос с пристрастием.
Она указала головой на дверь.
— Стюарт провожал вашего сыщика на крышу. Правда, что этот человек, убивший моего отца, вошел и вышел безо всяких?..
— Пожалуй, лучше поручить это мне, Хедли, — очень спокойно сказал доктор Фелл.
Доктор, как знал Рэмпол, был глубоко убежден, что является образцом тактичности. Очень часто он бывал тактичен не более чем кирпич, упавший с крыши на голову прохожего. Но его искренняя убежденность в том, что он делает все как нужно, его добродушие и наивность оказывали порой воздействие, достичь которого простой тактичностью было невозможно. Это выглядело так, словно не кирпич, а сам доктор свалился на голову прохожего и тут же начал выражать ему свои соболезнования по этому поводу и трясти ему руку. И неожиданно люди начинали ему верить и охотно рассказывать о себе.
— Черт побери! — воскликнул он. — Конечно же, это неправда, мисс Гримо. Мы узнаем, как преступнику удался его фокус, чего бы нам ни стоило. Кроме того, допроса с пристрастием не будет, а ваш отец еще может остаться жить. Послушайте, мисс Гримо, я нигде раньше вас не видел?
— О, я знаю, что вы пытаетесь утешить меня, — сказала девушка, слабо улыбаясь, — Бойд рассказал мне о вас, но…
— Нет, я не это имел в виду, — серьезно возразил Фелл, он вспомнил: — Ах, да! Вы учитесь в Лондонском университете, не так ли? Конечно. И вы посещаете дискуссионный кружок или что–то в этом роде? Мне кажется, что я встречал вас на диспуте о правах женщин, не правда ли?
— Розетта, — угрюмо заметил Мэнгэн, — ярая феминистка. Она говорит, что…
— Ах, да, да! — перебил его доктор Фелл, — теперь я вспомнил. Да, конечно, я помню этот диспут, закончившийся самой замечательной свалкой изо всех, что я когда–либо видел, не считая митингов пацифистов. Вы выступали за права женщин, мисс Гримо, и против тирании мужчин. Да, да! Вы, я помню, очень серьезно слушали, как какая–то тощая особа двадцать минут говорила о том, что необходимо для идеального существования женщины, и становились все мрачнее и мрачнее. И когда наконец вы взяли слово, ваш голос зазвенел громко и свободно, вы говорили о том, что все, что нужно женщине для идеального существования, — это поменьше разговоров и побольше сношений…
— О боже! — воскликнул Мэнгэн, вскакивая.
— Да, я тогда так думала, — горячо ответила Розетта, — но вы же не полагаете, что…
— Эффект, произведенный этим словом, был неописуемым. Это все равно, как если произнести “Асбест!” перед бандой пироманьяков. Я был вынужден даже отпить глоток воды, чтобы сохранить спокойствие, а вам известно, друзья, что к этому я прибегаю крайне редко. Интересно, часто ли вы обсуждаете эту тему с мистером Мэнгэном? Это, должно быть, очень содержательные разговоры. Что вы обсуждали, например, сегодня вечером?
Оба Мэнгэн и девушка, заговорили разом, перебивая друг друга. Доктор Фелл сделал знак рукой, и они удивленно умолкли.
— Да, — сказал доктор, — теперь вы понимаете, что вам нечего бояться беседы с полицейским? И что вы можете говорить обо всем совершенно свободно? Это будет лучше для всех. Давайте сейчас же и побеседуем хорошо?
