Чарльз Вильямс - Частный детектив. Выпуск 1
— Да пойдете вы или нет? — воскликнула Розетта Гримо. — Вы что, не понимаете, что он умирает, тетушка Эрнестина?
— Если эти джентльмены отпускают меня, — ответила женщина спокойно, — я пойду.
Между двумя женщинами словно пробежала электрическая искра. Они обменялись быстрыми взглядами. Хедли сохранял молчание, словно присутствуя на очной ставке двоих подозреваемых в Скотленд—Ярде. Потом он сказал:
— Мистер Мэнгэн, не отведете ли вы мисс Гримо в комнату мистера Миллза в конце холла? Благодарю вас, мы сейчас к вам придем. А вы подождите, мистер Миллз!.. Беттс!
— Да, сэр?
— Я хочу поручить вам опасную работу. Мэнгэн не передавал вам, чтобы вы захватили веревки и фонарь? Хорошо. Необходимо чтобы вы поднялись на крышу и исследовали каждый ее дюйм в поисках любых следов, особенно над этой комнатой. Потом спускайтесь во двор за домом и осмотрите его и оба смежных двора тоже. Мистер Миллз поможет вам… Престон! Вы здесь?
Остроносый молодой человек вошел в комнату из холла — это был сержант Престон, чьей специальностью было искать тайники, и который в громком деле с “Очевидцем смерти” обнаружил потайное укрытие в стене.
— Пройдите везде и посмотрите, нет ли тайников. Простучите все стены. Проверьте, не мог ли преступник уйти через дымоход… Вы, ребята, занимайтесь отпечатками пальцев и фотографированием. Каждое пятно крови, прежде чем сфотографировать, отмечайте мелом. Но не трогайте эту сгоревшую бумагу в камине… Констебль! Где, черт побери, констебль?
— Я здесь, сэр!
— Вы позвонили на Боу–стрит насчет человека по имени Пьер Флей?.. Хорошо. Теперь отправляйтесь и привезите его сюда. Если никого нет дома, подождите. Послали кого–нибудь в театр, где он работает?.. Прекрасно! Пока все. По местам!
Он вышел в холл, бормоча себе что–то под нос. Доктор Фелл вышел вслед за ним.
— Послушайте, Хедли, — спросил он на ходу. — Ведь вы идете беседовать с мисс Гримо? Я полагаю, что принесу больше пользы, если останусь здесь и помогу вашим дилетантам фотографировать…
— Если они с вашей помощью испортят пленку, меня повесят, — усмехнувшись ответил Хедли. — Пленка стоит денег, а кроме того, нам нужны доказательства. Давайте поговорим с вами в частном порядке. Что это за чертовщина насчет семи башен и людей, похороненных в стране, которой не существует? Я уже имел дело с вашими мистификациями, но до такой степени — никогда. Давайте–ка лучше сравним наши записи. Что вы…
Он обернулся, потому что Стюарт Миллз взял его за локоть.
— Э–э–э… Прежде чем я поведу вашего сержанта на крышу, — сказал секретарь, — я должен вам сказать, что, если вы хотите побеседовать с мистером Дрэйменом, то он дома.
— Дрэймен? Да, да! Когда он вернулся?
Миллз пожал плечами:
— Насколько я могу предположить, он не возвращался. Он вообще никуда не уходил. Я только что заглянул в его комнату…
— Зачем? — с неожиданным интересом спросил доктор Фелл.
Секретарь часто заморгал.
— Любопытство, сэр. Я застал Дрэймена спящим, и разбудить его будет нелегко — наверное он принял снотворное. Мистер Дрэймен обожает его. Он не наркоман, это просто слабость.
— Самые ненормальные домочадцы из всех, что я видел, — заметил Хедли. — И что дальше?
— А дальше, сэр, внизу находится один из друзей доктора Гримо. Он только что прибыл и хочет видеть вас. Не думаю, что у него что–то срочное, но он — один из тех, кто был в “Уорвике” в среду вечером. Его зовут Петтис, мистер Энтони Петтис.
— Петтис, вы говорите? — переспросил Фелл. — Это тот самый Петтис, что собирает истории о привидениях и пишет всякую чушь? Гм… Хорошо. Какое отношение он имеет ко всему этому делу?
— Я тоже спрашиваю: какое отношение он имеет к делу? — спросил Хедли. — Послушайте, у меня нет сейчас времени с ним беседовать. Возьмите у него, пожалуйста, адрес, скажите, что я сам завтра к нему зайду. Благодарю вас, — он повернулся к Феллу. — А теперь, пожалуйста, продолжайте — насчет семи башен и вымышленной страны.
Доктор Фелл подождал, пока Миллз уведет сержанта Беттса. В доме было тихо, единственное, что нарушало тишину, — звук голосов из комнаты профессора. Желтый свет из ниши на лестнице по–прежнему освещал холл. Фелл, озираясь, подошел к зашторенным окнам и убедился, что все три окна закрыты изнутри. Затем он обратился к Хедли и Рэмполу.
— Я полагаю, что нам необходимо сравнить наши заметки, прежде чем мы пригласим остальных свидетелей. Но ни слова о семи башнях! Единственное, что у нас есть, — это несколько бессвязных слов, произнесенных жертвой, и они могут быть ниточкой к разгадке этой тайны. Я имею в виду то, что пробормотал Гримо перед тем, как потерять сознание. Помните, вы спросили оба: был ли стрелявший в него Пьером Флеем? Он покачал головой. Тогда вы спросили, кто это сделал? Что он ответил? Я хочу, чтобы все по очереди вспомнили, что услышали.
Он взглянул на Рэмпола. Молодой человек задумался. Он запомнил отдельные слова, но стоявшее перед глазами зрелище окровавленной груди профессора Гримо мешало собраться с мыслями.
— Первое, что он сказал, — ответил Рэмпол, — прозвучало как “хор”.
— Чушь! — вмешался Хедли. — Я записал все, что услышал. Первое слово было похоже на “вата”, и пусть меня повесят, если…
— Подождите, не перебивайте, — сказал Фелл. — Продолжайте, Тед!
— В общем, я не поручусь за точность, но дальше я услышал: “не самоубийство” и “не мог использовать веревку”. Потом было что–то вроде “крыша” и “снег”, а потом — “новый год”. Последние его слова я понял как “слишком светло”. Повторяю, за точность я не ручаюсь.
Хедли был снисходителен.
— Вы все перепутали, — сказал он. — Даже если и поняли кое–что правильно. Хотя надо сказать, что мои записи все равно ничего не проясняют. После “вата” он сказал “родник”. Вы правы насчет “веревки”, хотя про “самоубийство” я ничего не слышал. “Снег” и “крыша” услышаны верно, “слишком светло” было потом, затем он сказал “был пистолет”, в самом конце он сказал что–то про “новый год” и — я еле расслышал — еще что–то вроде “не вините бедного…”, и все.
— О боже! — вздохнул доктор Фелл. — Джентльмены! Это невероятно, но, кажется, я могу объяснить, что он сказал. Пусть я и не слышал всего этого, но могу предположить, что вы одинаково далеки от истины.
— Ну, а какова же ваша версия? — спросил Хедли.
Доктор прошелся взад и вперед по холлу.
— Я слышал только первые несколько слов, — сказал он. — И они вполне объяснимы, если только прав я. А все остальное — просто бред…
— Нет, нет, ни в коем случае! — подал голос Хедли, постучав пальцем по своей записной книжке. — Если привести все в порядок и записать все, что мы услышали, а потом сравнить… Вог так. Тогда у нас получится:
а) Ваш вариант:
“Хор. Не самоубийство. Он не мог использовать веревку. Крыша. Снег. Новый год. Слишком светло”.
б) Мой вариант:
“Вата. Родник. Он не мог использовать веревку. Крыша. Снег. Слишком светло. Был пистолет. Не вините бедного…”
— Вот что у нас получилось, — продолжал Хедли. — И, как всегда, Фелл, вы уцепились за самую бессмысленную часть. Я могу объяснить то, что было сказано в конце, но скажите, какого черта умирающий человек будет бормотать о вате и роднике?
Доктор Фелл посмотрел на свою почти истлевшую сигару.
— Гм… Да! Нам следует внести ясность в это дело. Слишком много непонятного. Давайте последовательно все рассмотрим… Во–первых, друзья, что случилось в этой комнате после того, как Гримо был застрелен?
— Откуда я могу знать? Этот же вопрос я могу задать вам. Если здесь нет тайного хода…
— Нет, нет! Я не имею в виду этот фокус с исчезновением. Вы настолько увлечены этой загадкой, что даже не пытаетесь спросить себя: а что еще здесь произошло? Во–первых, давайте выясним очевидные вещи, которым мы можем найти объяснение, и отсюда будем вести дело дальше. Итак, что должно было произойти в этой комнате после того, как профессор Гримо был застрелен? Начнем с этих следов вокруг камина…
— Вы имеете в виду, что преступник поднялся по дымоходу?
— Я абсолютно уверен, что он этого не делал, — раздраженно ответил доктор Фелл. — Этот дымоход настолько тесен, что вы и кулак в него не просунете! Подумайте! Во–первых, тяжелый диван был сдвинут со своего места. На его спинке много крови, словно Гримо упал и сполз с него. Ковер перед камином тоже весь в крови, стул отброшен от камина. Наконец, я обнаружил пятна крови на каминной решетке и даже внутри камина. Они вели к большой куче сожженной бумаги, заполнившей камин.
Теперь подумайте о поведении преданной профессору мадам Дюмон. В комнате ее внимание было приковано к камину. Мадам Дюмон то и дело смотрела на него, и у нее едва не началась истерика, когда она поняла, что меня он тоже интересует. Если вы помните, мадам Дюмон предприняла неуклюжую попытку заставить растопить камин, хотя должна была бы понимать, что нас этим не проведешь. Нет, друзья, там кто–то пытался сжечь какие–то письма или документы, и она хотела убедиться, что все сожжено.
