Чарльз Вильямс - Частный детектив. Выпуск 1
— Да, — сказал доктор, — теперь вы понимаете, что вам нечего бояться беседы с полицейским? И что вы можете говорить обо всем совершенно свободно? Это будет лучше для всех. Давайте сейчас же и побеседуем хорошо?
— Хорошо, — сказала Розетта, — у кого–нибудь есть сигарета?
Хедли взглянул на Рэмпола и проворчал:
— Старый зануда добился–таки своего.
“Старый зануда” раскуривал сигару, пока Мэнгэн торопливо искал сигареты для девушки. Потом доктор Фелл снова заговорил:
— А сейчас я хочу узнать об одном очень подозрительном моменте. Вы что, были так увлечены друг другом сегодня вечером, что ничего не заметили, пока не поднялся шум? Насколько я понимаю, Мэнгэн, профессор Гримо попросил вас побыть здесь сегодня вечером в предвидении возможных затруднений. Так в чем же дело? Вы что, не слышали звонка?
Лицо Мэнгэна помрачнело. Он сделал резкое движение рукой.
— О, я понимаю свой промах. Но в то время я не подумал об этом. Откуда мне было знать? Конечно же, я слышал звонок. Честно говоря, мы оба даже разговаривали с этим типом…
— Вы. Что вы делали? — перебил Хедли.
— Не думаете же вы, что я позволил бы незнакомцу пройти мимо нас по лестнице? Но он назвался Петтисом. Энтони Петтис — вы знаете его.
Глава 7
ПОСЕТИТЕЛЬ В МАСКАРАДНОМ КОСТЮМЕ
— Конечно, теперь–то мы знаем, что это был не Петтис, — продолжал Мэнгэн, давая девушке прикурить от своей зажигалки, — у Петтиса рост всего пять футов и четыре дюйма Кроме того, я вспоминаю, что и голос был не так уж сильно изменен. Но слова были из лексики Петтиса…
Доктор Фелл нахмурился:
— А вам не показалось странным, что этот собиратель историй о привидениях вырядился словно на маскарад? Он что, любит пошутить?
Розетта Гримо удивленно взглянула на доктора, ее рука с сигаретой замерла.
— Шутить? — повторил Мэнгэн и нервно поправил волосы, — Петтис? Боже мой, конечно нет! Это совсем на него не похоже. Но мы же не видели его липа. Дело было так. Мы сидели в гостиной с самого обеда…
— Подождите, — перебил Хедли, — дверь была открыта?
— Нет, — ответил Мэнгэн, — вы же не будете сидеть зимним вечером на сквозняке. Я знал, что звонок мы услышим. Кроме того, честно говоря, я не ожидал, что что–нибудь может случиться. Профессор дал нам понять за обедом, что все это мистификация, розыгрыш, и что все уже каким–то образом уладилось.
Хедли внимательно посмотрел на него:
— А у вас тоже сложилось такое впечатление, мисс Гримо?
— Да, в некотором роде… Я не знаю! Всегда трудно сказать, — ответила она с неожиданной злостью, — удивлен он или обеспокоен, или то и другое вместе. У моего отца странное чувство юмора, и он любит драматические эффекты. Не помню, чтобы за всю свою жизнь я видела его напуганным. Но в последние три дня он вел себя настолько странно, что когда Бойд рассказал мне о том человеке в таверне…
— В чем выразилась необычность его поведения?
— Ну, например, в том, что он начал разговаривать сам с собой. И раздражаться из–за пустяков, чего с ним никогда прежде не случалось. А потом он вдруг начинал слишком много смеяться. Но самое главное — эти письма. Он начал получать их с каждой почтой. Не спрашивайте меня, что в них было, он их все сжег. Они были в простых дешевых конвертах… Я бы вообще не узнала про них, если бы не его привычка… — Она замялась. — Может, вы поймете. Мой отец — один из тех людей, которые никогда не вскроют письма в вашем присутствии так, чтобы вы сразу же не узнали, от кого оно. Он тут же реагировал: “Чертов мошенник!” или “Это опрометчиво с твоей стороны!” или же “Так, так, так! А вот и письмо от старины такого–то”. Не знаю, понятно ли вам…
— Нам понятно. Продолжайте, пожалуйста.
— Но когда он получал ЭТИ письма, то ничего не говорил. Ни один мускул на его лице не дернулся. И он открыто ни одно из них не уничтожил, кроме того, что получил вчера утром за завтраком. Взглянув на письмо, отец порвал его, встал из–за стола, прошел к камину и швырнул обрывки в огонь. Как раз в это время тетя… — Розетта взглянула на Хедли. — Мисс… мадам — то есть тетя Эрнестина! Как раз в это время она спросила отца, не хочет ли тот еще бекона. Вдруг он обернулся к ней и закричал: “Пошла к черту!” Это было так неожиданно, что прежде чем мы пришли в себя, он уже выскочил из комнаты, бормоча, что, мол, нет человеку покоя в его собственном доме В тот день он уехал и вернулся уже с той самой картиной Он был опять весел, посмеивался, помогая таксисту и кому–то еще тащить картину наверх. Я не хочу чтобы вы подумали… — она задумалась и добавила: — Я не хочу чтобы вы подумали, будто я не люблю его.
Хедли пропустил это мимо ушей:
— Он когда–нибудь вспоминал о человеке из таверны?
— Так между прочим, лишь когда я спросила его об этом. Он ответил, что это был один из шарлатанов, которые часто угрожали ему за то, что он высмеивает суеверия. Конечно, я ему не поверила.
— Почему, мисс Гримо?
Наступила пауза, во время которой она не мигая смотрела на него.
— Потому что я почувствовала, что на этот раз дело обстоит серьезно. И потому еще, что я часто интересовалась не было ли в прошлом моего отца чего–нибудь такого, что могло бы угрожать ему в настоящем…
Это был прямой вызов. Розетта откинулась в кресле, отблеск огня отражался в ее полуприкрытых глазах. Рэм–пол заметил, что она колеблется.
— Что еще? — спросила девушка.
Хедли выглядел удивленным:
— Угрожать ему в настоящем? Я не совсем вас понимаю. У вас есть основания так думать?
— О, нет ни в коем случае! Но эти странности… — отрицательный ответ был слишком быстрым, — просто я долго прожила рядом со своим отцом. И потом, моя мать — она умерла, когда я была совсем маленькой. Говорят, она была ясновидящей… Но вы спрашивали меня о…?
— Во–первых, о сегодняшнем вечере. Если вы считаете, что изучение прошлого вашего отца поможет нам, то Скотленд—Ярд займется этим.
Она убрала сигарету изо рта.
— Но, — продолжал Хедли бесстрастным голосом, — давайте вернемся к рассказу мистера Мэнгэна. Вы оба были в гостиной после обеда, и дверь в холл была закрыта. Профессор Гримо сказал вам, когда ок ждет посетителя?
— Да, — ответил Мэнгэн. Он вынул носовой платок л вытер пот со лба, — я не подумал о том. кто это может быть… Он пришел слишком рано. Профессор говорил о десяти часах, а тот тип пришел без четверти..
— …Десять. Ясно. Вы уверены, что Гримо сказал именно так?
— Ну да! Так оно и было. Около десяти часов. Не так ли, Розетта?
— Я не знаю. Мне он ничего не говорил.
— Хорошо. Продолжайте, мистер Мэнгэн.
— У нас было включено радио. И напрасно, потому что музыка была слишком громкой. Мы играли в карты, сидя у камина. Но я все равно услышал звонок. Я посмотрел на часы, стоящие на каминной полке, они показывали без четверти десять. Я уже встал, когда услышал, как открывается входная дверь. Потом услышал голос мадам Дюмон, говорившей что–то вроде “Подождите, я знаю”, и звук, как будто дверь захлопнулась. Я окликнул: “Эй, кто там?” Но радио производило такой шум, что я был вынужден подойти и выключить его. И сразу же после этого я услышал голос Петтиса — нам обоим показалось, что это был Петтис — крикнувшего: “Привет, ребятки! Это Петтис! Что это за церемонии в приемной у генерал–губернатора? Я сейчас поднимусь и вломлюсь к нему!”
— Это его подлинные слова?
— Да. Он всегда называл доктора Гримо “генерал–губернатором”, никто больше так фамильярно о нем не отзывался, кроме Барнэби, который называл Гримо “папой римским”… Поэтому мы ответили “хорошо” и больше не беспокоились. Мы вновь сели за карты. Но я заметил, что время приближается к десяти, и насторожился.
Хедли сделал пометку в своей записной книжке.
— Значит, человек, назвавшийся Петтисом, — сказал он задумчиво, — разговаривал с вами через дверь, не видя вас? Как он узнал, что вас там двое, как вы думаете?
— Наверное, — Мэнгэн задумался, — он видел нас через окно. Когда вы поднимаетесь по ступенькам на крыльцо, вы можете заглянуть в комнату через ближайшее окно. Я всегда это замечал. Обычно, заметив кого–нибудь в гостиной, я стучу в окно, вместо того чтобы звонить.
Полицейский продолжал делать пометки. Он хотел было задать вопрос, но удержался. Розетта наделила его внимательным немигающим взглядом. Хедли сказал:
— Дальше. Вы дождались десяти часов…
— И ничего не случилось, — продолжав Мэнгэн, — но, странное дело, с каждой минутой после десяти часов я волновался все больше и больше. Я уже говорил, что никого на самом деле не ждал, и уже тем более не ожидал никаких неприятностей. Но я представлял этот темный холл и эти японские доспехи, и чем больше я думал, тем меньше мне все это нравилось…
