Наследие (СИ) - Моен Джой
Женщина посмотрела на часы и, убедившись, что едва минул полдень, решила поехать в мастерскую. Мистер Блэкмунд всерьез переживал, что отправил ее по ложному следу, но разве это имеет значение, если все остальные следы завели в тупик?
– Милая, не хочешь немного прокатиться? – спросила она, поглаживая дочь по голове.
– Будем кататься вокруг Уотертона, пока не кончится бензин? – хмыкнула Мелоди. – Можно подумать тут есть куда поехать.
– Отправимся в Пинчер-Крик. Там есть антикварный магазин, и если нам повезет, сможем побольше узнать про шкатулку.
– Значит хорошо, что арендованная машина все еще с нами, – отозвалась Мелоди.
Решив, что присутствие констебля им не помешает, Элисон обернулась, но сзади нее никого не было. Осмотревшись по сторонам, женщина нахмурилась.
– Не видела, куда ушел суперинтендант Рогнхелм? – спросила она у дочери.
– Нет, он все время стоял за нами.
– Я пригласила его на ужин, – задумчиво сказала Элисон, но через мгновение взяла дочь за руку, собираясь уходить. – Ладно, отправлю ему сообщение из машины, что мы можем задержаться.
***
Пинчер-Крик встретил женщин все той же серой промозглой погодой и пустынными улицами. Он мало чем отличался от Уотертона, разве что только количеством зданий и неоновыми вывесками над дверьми кафе, баров и магазинов. В остальном же город настолько не оправдывал свое название в понимании Мелоди, что девушка уткнулась в карту, проверяя, не сбились ли они с пути. Элисон же молчаливо смотрела по сторонам, удивляясь, как медленно течет время в таких тихих местах как это. За время ее жизни в Нью-Йорке мегаполис, именуемый Большим Яблоком, изменился до неузнаваемости, как и она сама. Пинчер-Крик же сохранил тот же облик, как и почти тридцать лет назад, когда женщина увидела его впервые. Вот только о местонахождении антикварного магазина она и понятия не имела.
Машина медленно катилась по улицам, а женщины смотрели по сторонам в поисках нужной вывески или случайного прохожего, способного подсказать дорогу.
– Знаешь, я жила здесь раньше, – нарушила молчание Элисон. – Переехала с родителя из Уотертона еще в детстве, а выбралась, только выйдя замуж за твоего отца.
– Как романтично! Он увез тебя из этой дыры навстречу светлому будущему!
– Вообще-то это я его увезла, – засмеялась Элисон. – Он-то как раз здесь родился и вырос. Можешь сказать спасибо, что не провела детство, посещая приходскую школу.
Мелоди в ответ лишь фыркнула и подхватила звонкий смех матери, но через минуту посмотрела на нее задумчиво и прищурилась.
– Может расскажешь мне почему вы уехали из Уотертона? Почему уехали те, кто остались там после вас, почему Бондары бояться этого места как огня, а София и вовсе решила продать дом...
– Откуда ты это знаешь? – перебила ее Элисон, не отрывая взгляда от проплывающих мимо магазинов.
– Про продажу дома? Священник сказал, сегодня на кладбище, – пожала плечами Мелоди. – Я бы поделилась, но как-то к слову не пришлось.
Девушка хотела добавить что-то еще, но Элисон, издав радостный вопль, уже парковала машину возле «Старого дома». Потертая вывеска, словно дань старине, с которой имели дело владельцы, едва заметно выделялась на фоне жилых домов по обе стороны от магазина.
– Черт подери, я уже решила, что мы тратим время впустую! – воскликнула Элисон и сжала руку Мелоди, заглянув ей в глаза. – Прежде чем мы выйдем под этот сидящий у меня в печенках дождь и ошарашим старьевщика своими погребальными нарядами, я расскажу тебе все, что знаю про Гренхолмов.
Брови на молодом лице мгновенно устремились вверх, не позволяя Мелоди скрыть своих чувств. Она замерла на сидении с протянутой к ремню безопасности рукой, боясь даже дыханием нарушить решимость матери.
– Я родилась в Уотертоне и жила там с родителями и старшей сестрой, Шелби. Мне было десять, когда она умерла при странных обстоятельствах, а отец увез нас в Пинчер-Крик в надежде, что мы сможем жить дальше. Вот только оказалось, что долго и счастливо – это совсем не про нашу семью, – Элисон сглотнула и продолжила. – Спустя десять лет умерла Мария Мартин, живущая в поместье, после нее, еще спустя тринадцать лет смерть добралась и до твоей тети Шарлотты. Теперь София, ее дочь, заняла свое место на кладбище, а все оставшиеся в живых гадают, кто станет следующим.
– Но люди рождаются и умирают, мам! Это естественный ход вещей. Разве кто-то был убит так жестоко как София?
– Нет, конечно, нет.
– Тогда почему бы не остаться и не доказать, что мы выше всех этих предрассудков?
Женщина потупилась под внимательным взглядом дочери и нервно постучала по рулю, сомневаясь, стоит ли рассказывать ей о записках.
– Не могу объяснить, что так пугает и меня и Ронана... Но все мы живем с ощущением, что Гренхолмы прокляты. Все женщины, в ком текла их кровь, умерли, едва достигнув двадцати.
– Но ты же жива! Разве это не доказательство? – девушка нежно сжала руку матери и, когда та кивнула в ответ, произнесла, задумчиво глядя на размытое водой лобовое стекло, – Похоже все старинные семейства в Уотертоне немного с приветом.
– Почему?
– Аарон Дейли рассказал мне о поверье их семьи – о том, что все мужчины обречены влюбляться в женщин Гренхолм. Его прадед Колтон так любил мою двоюродную бабку, что был безутешен после ее смерти. И хотя не было предпосылок к тому, чтобы она ответила ему взаимностью, Колтон так и не успел проверить истинность их чувств – она умерла совсем молодой, – произнеся это, девушка осеклась. – Ох, еще одна ранняя смерть! Но, по словам Аарона, она умерла в один день с матерью, а по деревне тут же пошли слухи, что погубила их ревность Дейли. Вот только я совсем забыла ее имя...
– Может в старых документах на чердаке что-то найдется, – участливо улыбнулась Элисон. – Проклятие это или нет, но отец Аарона все свои молодые годы встречался с моей сестрой. Думаю, дело дошло бы до свадьбы, не погибни они так рано. Что ж, довольно воспоминаний, пора разбираться с настоящим.
Открыв двери, женщины, не сговариваясь, выскочили из машины и побежали к магазину, стараясь не намокнуть. Мелоди крепко прижимала к груди сумку, в которой хранилась старинная шкатулка, захваченная из дома по дороге с кладбища, и не отпустила ее, даже оказавшись внутри.
Еще неделю назад девушка восхитилась бы тем, что увидела в антикварной лавке – старинная мебель, картины на стенах, всевозможные статуэтки и украшения – но сейчас, после обстановки поместья Гренхолм, удивить ее было трудно. Не тратя времени на любование, женщины направились прямиком к стойке и поприветствовали низенького сухенького старичка с газетой в руках, посмотревшего на них поверх очков. Разговорить его оказалось не трудно, вот только с записями дела обстояли сложнее – по прикидкам Элисон с момента изготовления шкатулки могло пройти около пятидесяти лет, а пожилой владелец магазина с грустью отметил, что тетради с записями не датированы, и оставил их дожидаться результатов поисков.
За час его отсутствия женщины успели посмотреть каждый предмет в помещении и даже выбрать несколько картин для покупки – как плату за потраченное время. Мелоди выбрала что-то абстрактное, в то время как Элисон слегка присвистнула при виде изображения маленькой белой церкви в окружении высокий зеленый деревьев. Конечно подлинность работы вызывала сомнения, но вполне могло статься, что ей посчастливилось найти «Индейскую церковь» – одну из немногих картин Эмили Карр, слывшей скорее писательницей, чем художницей. Проигнорировав ехидный взгляд дочери, женщина уверенно положила картину на прилавок.
Их ожидание оказалось не напрасным, мужчина выложил перед ними пожелтевшую от времени тетрадь и ткнул пальцев в неразборчивый почерк.
– Вот ваша шкатулка, только трудно сказать, кто ее заказал, – произнес он сухим голосом, причмокивая губами. – Понимаете, раньше мы вели две графы – для кого изготавливается вещь и имя заказчика, чтобы оба они смогли забрать изделие по окончании работы. Но здесь словно указано одно имя.