Надежда Лиманская - Бездна смотрит на тебя
— Лерка! — Потянулся обнять, — стриж мой, милый! — Смешно подмигнул, чмокнул в щёку. — Почему «Питер»? Вот приедем — узнаешь! Покажу тебе, Лерка, свой, вернее сказать, мой Питер!
— «Свой», «мой»! — Повторила. Затем задумчиво, ещё раз. Будто заново привыкая к новому смыслу совсем обычного слова. Непредсказуемая как всегда, Лера, неожиданно гибко развернулась и порывисто прижалась своим изящным, почти невесомым телом к Валерию.
Затем, устроившись в гостинице, и, немного передохнув, Валерий, не долго думая, сразу заявил:
— Покажу тебе, детка, для начала, Питер с реки. Неплохо разбираясь в истории, тебе, Лерка, наверняка известно, что Питер называют во всём мире «Северной Венецией»? Или нет?
— Нет! — потянулась к нему лицом.
— Понятно! — проговорил насмешливо Валерий, — скрываем дремучее невежество под занавесом легкомыслия!
— Ну-ну! — игриво погрозила пальчиком. Немного подурачившись, вскоре они оказались на набережной.
— На каком кораблике поплывём?
— Поплывём на катере! Небольшом!
— На катере? Это почему же? — разочарованно.
— Потому, — напоминаю, — хочу показать тебе свой Питер! Выйдет, правда, дороже, зато останавливаться будем там, где пожелаем! К тому же, у маленького катера есть уникальная возможность проплыть под мостом! Понял? Стриж? — прижал женщину к себе.
— Сколько вас? — вежливо поздоровался, затем поинтересовался мужчина лет пятидесяти в тельняшке и белой морской фуражке.
— Двое! — Валерий протянул деньги. Не глядя, «капитан» почти небрежно сунул в карман брюк, затем, улыбаясь: — Двое, так двое! Располагайтесь! — кивнул на сиденья.
— А можно, я буду стоять? — спросила она. Мужчина согласно кивнул.
Свежий речной ветер, умиротворяющий плеск воды за бортом, — глаза Валерии заблестели:
— Боже мой! Сколько же здесь мостов?
— Пятьсот десять! — гордо сообщил «капитан» судна. — По своему количеству мостов Питер опережает Амстердам, уступая лишь Венеции!
— Смотри, Валери! Птичка!
— Это Чижик-Пыжик! — пояснил Валерий. Крохотная бронзовая птичка примостилась у кромки. Самый маленький и любимый памятник для горожан.
Они остановились. — Достань монетку, — попросил Валерий. Лера порылась в кармане. — Загадала желание? А теперь туда! — кивнул головой на миниатюрный постамент.
Бронзовые лапки птички удержали брошенную монетку. Он чмокнул Леру в висок.
— Умница! Вот теперь желание обязательно сбудется!
Женщина чувствовала себя первооткрывателем, Валерий продолжал знакомить её не только с достопримечательностями города, но и с малоизвестными уголками, о существовании которых не подозревали и некоторые гиды. Сквозь жемчужную дымку мимо проплывали дворцы и соборы, исторические кварталы. Мосты сверкали, перенося её в сказку.
— Много лет, — начал рассказывать Валерий, — Санкт — Петербург был задуман как город — на — воде. Кстати, строительство мостов, Пётр вообще не поощрял. Мореплаватель, он предписывал «не совсем бедному постояльцу» иметь перевозное судно и, буквальным образом, сменить поездки на лошадях и колясках перемещениям на воде.
Река медленно несла тёмные воды меж гранитных берегов. Валерию поразила гармония и архитектурные ансамбли. Она молча, потрясённая, не проронив ни слова, смотрела. Ей трудно было представить, — ещё несколько часов назад, прежде, объехав весь мир, и думать, не могла, как далека, недоступна была ей эта красота.
— Лерка! Ты сейчас смотришь на город глазами Петра! Представляешь?
Фонтанка, Мойка, Канал Грибоедова, Нева… Новые слова, названия, вонзались в память, распаляли воображение.
«Капитан» в очередной раз, подмигнув Валерию, крутанув руль, резко свернул. В нос, неизвестно откуда, — ударил горьковатый, йодистый запах моря. Неожиданно лёгкий туман накрыл всех троих. Казалось, тонкая дымка вырвалась из бурного воображения, — материализовалась, — несмело касаясь чугунных кружев оград, проплывающих над головой, мостов, упала вниз, легко касаясь поверхности блестящей воды. Женщина смотрела вперёд. Панорама изменилась. Сместилось восприятие реальности, её самой. Физическая часть осталось здесь, в маленьком катере, — другая — начала шествие по воде. Проводник между духовной и физической частью того мира, который можно увидеть и ощутить всеми чувствами, помог ей оставить своё тело, наделил её, отправив в очередное путешествие, птичьим тельцем обтекаемой формы, снабдив длинными тонкими ногами. Опираясь на веер необычно длинных, тонких паучьих лапок, она шла по воде, усеянной листьями белых лилий.
Сверху послышался голос: — Якана![1]
Пробежав немного, хлопая жёлтыми крыльями, остановилась. Водная гладь была спокойна, как зеркало. Панорама сместилась, приняла другие очертания. Она в ином образе. Плавно отрываясь, сильные крылья несут высоко в летнее небо. Парит и низко проносится над крышами домов. Узнала. Знакомые названия. Это угол Невского и Садовой улицы. Всматривается в фасад дома, украшенного множественными колоннами. В лоджиях между ними — статуи. Много статуй. У стен здания три девичьи фигурки. Одна из них, рослая, стройная, смущённо улыбаясь, что-то объясняет подругам. Большие синие глаза, белый бант в густой косе. Она узнала девушку. Юная, совсем девочка, — её прабабушка…
Лера открыла глаза, смотрит в одну точку. Валерий, мельком взглянув на спутницу, осторожно взял за руку.
… Юная прабабушка. С той фотографии. Из старого тёмно-красного бархатного альбома. Валерий, глядя на неё, остро чувствует: она далеко. Недосягаемо далеко. Пусть даже узкая ладонь трепещет в его пальцах. Когда-то она пыталась объяснить ему вроде: вход тонкого тела, назад, — в физическое, происходит автоматически. Но, возвращаясь в кокон — собственную оболочку, смещённое сознание человека всё же, не так быстро, вновь воспринимает реальный мир вокруг. Он пытался понять, вникнуть в то, что она объясняла… И не придавал всему этому особого значения. В начале знакомства, несколько лет назад, искренне считал: причина непонимания и небольших разногласий одна. Её молодость. А увлечение, — занятия в этой самой Французской магической школе — не такое уж серьёзное дело. Так, ерунда, хобби, легкомысленное времяпровождение, возможно даже, укрощение гордыни. Когда Лера стала нужна ему, необходима просто позарез, как воздух, без которого не выжить, — понял и другое: это её, как он называл «хобби» не простое времяпровождение, а дар. Уникальный, особый дар. То, чего ни объяснить, ни передать другому невозможно. До встречи с ней о всей серьёзности существования таких вещей он, немолодой и очень неглупый, чьё имя было известно во многих странах мира, — даже не подозревал, не имел ни малейшего представления. А она искренне верила: он усвоит, поймёт.
Наконец, синий взгляд скользит по лицу. Споткнулся, задержался, словно обжёгся о напряжённое, вопросительное выражение его глаз.
— Ведь ты была «там»? — В ответ Лера согласно кивнула. Синий всполох глаз сменил тёпло-синий, — чуть успокоился. И всё же, его немного тревожили эти внезапные экскурсии, — полёты «туда», в другой мир, или, как она это называла, — выход в тонкий слой информационного поля. Изо всех сил старался не показать своё огорчение, видя её такой отстранённой. Улыбнулся через силу. Она пристально взглянула.
— Понимаю, тебе не нравится! Глаза выдают! — погладила по щеке. Снова заглянула в глаза. — Не сердись! Пожалуйста! Ничего не могу поделать!
И тут он вспомнил. Только сейчас.
— Лерка! Непременно сведу тебя с одним человеком! Моим другом! Сал…, — не договорил. На очередном крутом повороте катер резко тряхнуло, затем подбросило с такой силой, что Лера отлетела, — её рука вырвалась из широкой ладони Валерия. Она не испугалась, хохотнула, приземлившись на сиденья. Порывисто поднялась, подошла к нему.
— Господи, Лерка! — обнял. Затем возмущённо: — Эй, капитан! Внимательнее можно? Аккуратнее, давай! Не дрова везёшь!
Лера прыснула со смеху.
— Простите, Христа ради! Сами же велели, — недовольным голосом отозвался тот, также удручённый ситуацией, — «давай в самые неизвестные, дальние уголки», вот я и…
— Знаешь, Валери! — Снова присела на сиденье. Поджав одну ногу и, вытянув другую, сунула кончики длинных пальцев в карманы джинсов. Не глядя на него, произнесла:
— В начале девяностых неожиданно нам стали приходить письма. Из России. Помню, как радовалась моя бабушка, а прабабушка… Я не рассказывала о ней. Она прожила долго, — девяносто с лишним. И всё ждала. Ждала вестей из России. Очень переживала. И вот, однажды, мы получаем первое письмо. От дочери её младшей сестры. Как это у вас называется?
— Племянница! — подсказал Валерий.
— Племянницы! Да! Она написала о своей судьбе. Упомянула, — жизненные обстоятельства сложились, таким образом, что вынуждена была изменить имя, фамилию. В общем, расспрашивала в письме, стоит ли ей перебираться в Штаты, просила, чтобы мы не беспокоились — она не из бедных, ну и так далее. Прабабушка перечитывала его целый день, сидя в любимом кресле. А вечером того же дня умерла с ним в руках!
