Эд Макбейн - Кошечка в сапожках
— Почему вы мне сразу об этом не сказали?
— Я думал…
— Ваша жена нарушала закон. Возможно, ее убийство…
— Я так не думаю.
— Где этот Джейк Делани? Он вернулся в Калузу?
— Я не имею о нем известий. Думаю, он все еще там.
— Он знает, что ваша жена убита?
— Не знаю.
— А он не мог ее убить? И после уехать в Мексику?
— Нет, он отправился пятнадцатого.
Мэтью посмотрел ему в глаза.
— Вы ее убили? — спросил он.
Этот же вопрос он задал ему при их первой встрече.
— Нет, — ответил Маркхэм.
Тот же ответ.
— Как мне в это поверить? Вы сказали, что этот фильм может принести восемь-девять миллионов прибыли, а вместе с видеокассетами и того больше. Так как же я…
— Я любил ее. Зачем мне ее убивать? Это было для нас выходом. Этот чертов часовой магазин… — Он покачал головой. — Прю делала грошовые фильмы. Даже тот, что получил премию, — сколько, вы думаете, там осталось после уплаты всех налогов? Десять тысяч? Пятнадцать? Мы посчитали, что если нам удастся… Это будет только начало, понимаете? Она могла и дальше делать такие фильмы, и мы бы заработали целое состояние. Зачем мне было убивать ее?
— Может быть, затем, чтобы получить все.
— Нет, — ответил Маркхэм, — я любил ее.
— Но почему вы мне сразу не рассказали про все это?
— Я не думал, что вам следует знать о фильме.
— Вы не сообразили, что это может оказать какое-нибудь воздействие на дело?
— Я не хотел, чтобы это всплыло.
— А почему?
— Ну, фильм… дорогой, вы же понимаете.
— Да, вы сказали мне. Он стоит восемь или девять миллионов долларов.
— Или больше.
— Поэтому вы решили не говорить об этом своему адвокату?
— Это не имело отношения к убийству.
— Вы об этом не можете знать. Почему вы скрыли такое важное…
— Потому что я… Я подумал… Я подумал, что, если Джейк найдет кредит… тогда… когда вы меня вытащите… Я поеду к нему. И мы сделаем фильм, найдем дистрибьютера…
— Без Прю?
— Да, без нее. Мы найдем людей, которые завершат дело. Смонтируют и все что нужно. У нас остался негатив, так что это не проблема. Прю убедилась, что он вернулся из лаборатории. Так что если меня оправдают…
— Делани захватил фильм с собой в Мексику?
— Нет.
— Вы сказали, что планировали использовать фильм как совместный?
— Как только он найдет нужных людей. Мы собирались показать им фильм. Когда приедем туда.
— Вы планировали взять фильм с собой?
— Да, таков был наш план.
— Тогда вы знаете, где он, — заключил Мэтью.
Маркхэм ничего на это не ответил.
— Вы знаете, где фильм? — снова спросил Мэтью.
Ответа не последовало.
— Вы знаете?
Маркхэм кивнул.
— Где? — спросил Мэтью.
Он припарковал машину на стоянке возле оштукатуренного здания с белоснежным фасадом и дюжиной красных дверей. На стоянке было шесть желто-зеленых фургонов, на каждом из которых было нанесено название компании — «Франклин Мувинг энд Сторедж» и рисунок, изображающий человека в коротких штанах, запускающего воздушного змея. Под башмаками человека была надпись: «Франклин! Быстрее молнии!» В дальнем конце здания из окон доносилась музыка. Мэтью прошел по дорожке к красной двери, открыл ее и попал прямо на вечеринку, которая была, судя по всему, в самом разгаре.
Там находилось не менее двух десятков молодых девушек, одетых менее элегантно, чем дамы на «Балу Снежинок», но все же в вечерних туалетах и туфлях на шпильках. Мужчин в помещении было как минимум вдвое больше, все в разнообразной одежде — от костюмов до джинсов с рубашками, словно они только что вылезли из машины. Наряженная елка сверкала желтым и зеленым — других огней на ней не было, что соответствовало цветам компании. Красные и зеленые гирлянды свисали с потолка, тянулись из угла в угол. На стенах висели изображения Санта-Клауса. На одной из стен красовался тот же уродец, которого обычно изображали на борту грузовика, в коротких штанишках и башмаках. Большинство гостей сгрудились в одном углу вокруг бара, где часто прикладывались к содержимому бутылок.
Когда Мэтью вошел, над дверью прозвенел звонок. Трудно было поверить, что кто-то смог его услышать сквозь шум голосов, но женщина в тесной зеленой юбке и красной маечке, оторвавшись от бара, повернулась к нему и произнесла:
— А вот и подкрепление!
Она подскочила к нему быстрее молнии, стуча — щелк-щелк — каблучками, с улыбкой на лице, краска на губах до ушей, светлые волосы отброшены за ухо. Кожа бледная, щеки горят. Высокая, хорошо сложена, походка легкая, как у танцовщицы. Он заметил и длинные ноги, не оставив без внимания и упругую грудь под красной маечкой. Наверное, лет тридцать. Еще видно, что изрядно выпила.
— Кто бы ты ни был, заходи, — сказала она, — у нас не хватает шикарных мужчин, — она протянула руку. — Марси Франклин, — произнесла она, — я тут главная.
— Мэтью Хоуп, — произнес он, беря ее за руку.
— Ты знакомый Гарри? — сразу же спросила она.
— Да, я играл Гарри Слейда в колледже.
— Во! — сказала она. — Ну ты даешь! А скажи-ка, что ты думаешь о Бергмане?
— Об Ингрид или об Ингмаре?
— Ух ты! Мне кажется, я уже влюбилась, — воскликнула она, — я в Калузе только шесть месяцев, приехала из Нью-Йорка, чтобы заняться делом после смерти отца, и мне до чертиков не хватает собеседника. Я уже созрела, чтобы позвонить в службу милосердия. Ты женат?
— Разведен, — ответил он.
— Отлично, — сказала она, — вот это да! Не иначе тебя Санта-Клаус принес!
Мэтью улыбнулся.
— А скажи-ка мне, — продолжала Марси, — все ребята, с кем я встречаюсь в этом городе, почему-то говорят только о футболе. Я их спрашиваю: «Как вам „Джинджер и Фред“?» — а они отвечают, что не смотрят старинных мюзиклов. Я им: «Феллини, Феллини», а они мне, что терпеть не могут итальянскую жратву, если только это не «Пицца-Хат». Я им: «Что вы думаете про „Поцелуй женщины-паука“?», а они мне говорят, что не знакомы с такой. Я им: «Ладно, как насчет „Пурпурного цвета“?», а они мне: «Мы больше любим красный». Жуть! А ты любишь кино?
— Да.
— Хочешь, сходим в кино сегодня вечером? Подумай и не вздумай потом отказываться. Мне в следующем месяце стукнет тридцать три, я люблю высоких кареглазых брюнетов. Я чувственна и умна, некоторые считают, что я — высший класс. Предпочитаю дорогие рестораны и клевые тачки, Бетховена и…
— Ты напоминаешь мне героев «Деревенского голоса», — произнес Мэтью.
— О, Боже, я точно влюбилась, — сказала она, — он знает даже «Деревенский голос»! Ты тоже из Нью-Йорка?
— Мой партнер оттуда. Он не переставая про него говорит.
— А ты откуда?
— Из Чикаго.
— Жаль, — сказала она, усмехнувшись.
Она не выпускала его руки. Зеленые глаза изучали его лицо.
Его глаза изучали ее лицо.
Взмах ресниц — желтый, еще взмах — зеленый цвет глаз.
Овальное и бледное. Оранжевая помада на губах… Высокие скулы фотомодели.
Взмах ресниц — желтый.
Изучающий взгляд…
Белые, ровные зубы, открытые в улыбке…
Взмах — зеленый.
Эге, подумал он.
Следи за собой.
— Пойдем выпьем, — потребовала Марси и, все так же держа за руку, повела к бару.
— Джимми, — обратилась она к человеку в рубашке с короткими рукавами, — пожалуйста, налей Мэтью Хоупу. Что ты будешь пить, Мэтью?
— Я… немного джина со льдом, — ответил Мэтью.
Что происходит? — подумал он.
— Джин со льдом для Мэтью, — сказала она, выпуская его руку. Она одернула свою маечку, еще больше обнажив грудь.
— Очень рада с тобой познакомиться, Мэтью. — Она улыбнулась. Широкая улыбка. Блестящие губы. — С Рождеством!
— С Рождеством! — произнес Мэтью и взял стакан, который ему протянул Джимми через стойку.
— Спасибо. Твое здоровье! — сказал он Марси.
— Допивай, — сказала она, — и пойдем потанцуем. Люсиль! — крикнула она через комнату, — поставь что-нибудь романтическое! Мэтью хочет со мной танцевать.
Музыка неожиданно оборвалась. Шум голосов стал слышнее. Возникла небольшая пауза — голоса, смех, звон льда в стаканах, — а затем полилась другая мелодия, нежная и медленная. Будь внимателен, подумал он.
— Пойдем, — позвала Марси, обняв его.
Он все еще держал стакан в правой руке.
Она тесно прижалась к нему.
Он едва не разлил содержимое.
Обнимая ее, он вслепую поставил стакан на один из столов. Она снова прижалась к нему. Пространство заполнилось танцующими парами. В комнате стало тесно и душно. Будь внимателен, подумал он, будь внимателен.
— Я просто хотел узнать… — начал он.
— И я тоже, — сказала она. — О, Мэтью, ты меня заинтриговал.
— Мы можем где-нибудь поговорить? Здесь очень шумно.
— О чем ты хочешь поговорить, Мэтью?