Крис Хендерсон - Бесплатных завтраков не бывает
Так-с, тут проезда нет: подпись — собственноручная. Тогда я взялся за эти желтые листки и корешки чеков. Сюрпризов не последовало. Суммы выписывались мисс Морин Филипс и неуклонно возрастали с каждым месяцем. Самое интересное, что только часть этих сумм снималась с личного счета Миллера — самые крупные он брал со счета своего магазина. То, о чем говорил мне Стерлинг, подтверждалось.
Записи на измятых желтых листках тоже мало чем могли мне помочь: ни двадцать три партии метлахской плитки общей стоимостью больше трех тысяч долларов, ни фаянсовая посуда от Дж. и Э. Нортонов, ни сам Гварнери даже при цене в 93 450 долларов ничего не проясняли в жизни Карла Миллера и в его загадочной смерти. Сложив бумаги, я вместе с чековой книжкой сунул их себе в карман, а затем спустился в холл. Вторая наша встреча обрадовала портье еще больше, чем первая. Я велел ему выставить на конторку телефон.
— Зачем это? — вопросил портье.
— Полицию вызвать. Там наверху, в номере, — труп.
— Что-о? О Господи, только этого нам не хватало! Но я не могу взять это на себя — сейчас опять вломится орава полицейских!.. К чему нам это? Давайте-ка мы его потихоньку... A?
Он еще что-то блеял, но я перегнулся через стойку и вытащил телефон, приказав портье сию минуту заткнуться, а не то я сообщу о его предложении куда следует. Потом набрал номер Рэя и рассказал, где нахожусь и что обнаружил.
— Надеюсь, это не одна из твоих дурацких шуточек? — осведомился капитан.
— Рэй, — отвечал я, прикинувшись обиженным до глубины души. — Как ты мог подумать? Приезжай скорее. Я ведь говорил тебе — ты увидишь нового, преображенного Джека Хейджи.
— Ага. Джек Хейджи преобразится, а мы все полюбим бездомных, мать их так, к чему призывают нас эти суки-демократы и пакостная «Нью-Йорк таймс». Короче. Замри! Не двигайся с места. Я высылаю людей. Если не дождешься — можешь попрощаться со своей лицензией. Частным сыском тебе заниматься больше не придется, обещаю.
— Капитан! Для меня будет высокой честью и величайшим счастьем оказать вашим доблестным соратникам любое содействие.
— Видал я и честь твою, и счастье... Знаешь, где? То-то же. — Рэй был явно не в духе и, как обычно, стремился испортить настроение всем окружающим. — В общем, так: можешь молоть языком все, что вздумается, можешь делать все, что взбредет в голову, но... Если ты уйдешь из этого поганого отеля, если вынесешь из номера хоть нитку — лицензией своей можешь подтереться. Понял?
— Завяжу узелок, чтоб не забыть.
— Вокруг шеи. Избавишь Муни от хлопот...
Ответить я не успел: Рэй положил трубку, очевидно, дав по селектору команду на выезд. Сообразив, что времени у меня всего ничего, я поставил телефон на место.
— Твое счастье, что Спящую Красавицу нашел я, а не ты. Вовек бы не расхлебал, если бы потихоньку вынес отсюда своего дохлого постояльца. — Я решил врать позаковыристей. — Его давно пасут и уже собирались брать. Сейчас прибудет группа установить личность. А я пока подышу воздухом и покурю. Смотри, никого в номер не пускай.
Он и рта раскрыть не успел, как я уже был на улице. Свернув за угол к своему автомобилю, я открыл багажник, сунул чековую книжку и желтые листки под отставший коврик, а тайник этот накрыл ящичком с инструментами. Убедился, что все выглядит вполне натурально, и багажник закрыл. Потом закурил и стал ждать, когда подкатят парни из управления. Из первой машины вылез Эдгар Коллинг.
— Джек, — окликнул он меня. — Говорят, ты тут раскопал кое-что для нас. Верно?
— И копать не надо. Все на поверхности.
— Это славно. Очень славно. А то жена уже устала выковыривать грязь у меня из-под ногтей. Говорит, что кладбищенская глина вконец затупила ее маникюрную пилочку.
— И что же ты намерен предпринять?
— Ну, для начала я купил ей новую пилочку. Это мало помогло. — Он рассмеялся. — Боюсь, придется обзавестись новой женой.
Обменявшись рукопожатиями, мы направились в гостиницу. По дороге я ввел его в курс дела, рассказав обо всем, что могло бы объяснить, почему Карл Миллер решился на такой шаг. В номер самоубийцы Эд вошел со своей всег
[пропуск в бумажном издании]
дел у него, когда речь шла о насильственной смерти. Эд любит, чтобы дело было хоть немного приправлена таинственностью.
Я сказал ему, что Миллер, по моему мнению, — не из тех, кто может наложить на себя руки. Но ручаться не могу. Мы с ним слишком мало знакомы. Эд ответил, что, собрав какие-либо материалы, он охотно обсудит со мною все обстоятельства вкупе с чертами характера Миллера. «Валяй, собирай», — ответил я, и дверь за ним захлопнулась.
Мне в номере делать было нечего — я ведь там уже побывал. Зачем зря соваться на место преступления, оставлять лишние следы — отпечатки пальцев, подошв или какую-нибудь пуговицу — и путать следствие. Потому я остался в коридоре, снова закурил в ожидании Рэя и Муни. Ждать мне пришлось недолго: они появились, шагая в ногу по вытертой, грязной ковровой дорожке. Рэй начал орать, как только заметил меня:
— Какого дьявола ты околачиваешься в коридоре?
— Стараюсь не путаться под ногами, не следить. Гостиничный номер — не Медисон-сквер-гарден.
— Ты мне мозги не крути! Отвечай, зачем ты тут ошиваешься? Опять лезешь, куда не просят? Ох, Джек, сколько ж в Тебе говна — даже глаза порыжели!
Тут я не выдержал.
— Чего ты цепляешься ко мне? Какого... черта тебе от меня надо? Кто направил Миллера ко мне, чтобы он жилы из меня тянул? Ты и вот эта горилла, что рядом стоит. А теперь при...вязываешься! Я все тебе о нем рассказал — от и до! Я — по твоей, кстати, просьбе — привез эту пьянь в гостиницу, уложил, а сам вернулся домой, потом опять приперся сюда и застал его уже холодным, А на столике — записку. Я, как положено, звоню вам, вызываю. Ты появляешься и вместо «спасибо» норовишь сунуть мне раскаленный шомпол в одно место! — Я задохнулся от гнева и табачного дыма, которым обдал обоих полицейских. — Ты ведь мечтал, кажется, чтобы Миллера и духу не было в Нью-Йорке? Вот его и нет! Какой уж тут дух! Если ты приехал удостовериться в том, что он отдал концы, можешь закрывать дело. Получил, чего хотел? Отлично. Теперь слезь с меня.
Рэй ответил не сразу. Он, очевидно, смекнул, что жара слишком пагубно на него подействовала и что надо было сначала выслушать меня, а потом уже накидываться с бранью. Проку будет больше.
Увидев, что он остыл, я подробно рассказал ему обо всем, что имело место после того, как мы расстались, — рассказал, опустив для краткости лишь две-три детали. Выслушав меня, капитан спросил:
— Стало быть, ты не знаешь, каким именно манером Миллер отправился на тот свет?
— Понятия не имею. И по какой причине — тоже. И вообще не уверен, что ему не помогли перебраться туда. Не знаю. Может, я так устал и взмок, что ничего уже не соображаю.
— Весьма вероятно.
Рэй начал выплывать из своего мрака, и теперь с ним можно было иметь дело.
— Так. Ладно. Побудь здесь еще немного: поглядим, не вылезет ли что-нибудь полезное. Клиента ты потерял, но, может быть, оно и к лучшему.
Он ослабил узел галстука и вытер шею платком.
— Дьявол, что за жара... Значит, приткнись куда-нибудь. Снимем с тебя показания. Хорошо?
Это была высшая степень любезности, которую мог позлить себе капитан Тренкел или любой другой полицейский. Я кивнул и стал закуривать, а Рэй и Муни вошли в номер. Закрыв глаза, я привалился к стене в ожидании, казалось оно долгим.
В восемь часов тем не менее Рэй, Эдгар и я выбрались наконец из отеля. Следом за нами санитары вынесли тело Миллера и запихнули его в фургон. Рэй чувствовал, что дело закрывается, и потому был похож на человека. Миллер застрелил Джорджа, а потом покончил с собой. Так считал капитан. По мнению Эдгара, факты это подтверждали.
— Сам посуди, Джек, — сказал он. — Подпись — та же, что и на его водительских правах. Конечно, не такая четкая, но, если учесть, сколько он принял, — чудо, что он вообще сумел что-то накарябать. Он ведь не случайно велел принести в номер машинку — в мусорной корзине мы нашли обрывки черновиков, которые он пытался написать от руки, а потом несколько машинописных страниц. И пустую склянку из-под мышьяка. Сплошные каракули, еле-еле можно разобрать «прости меня». Но почерк — его. Наконец он понял, что от руки писать не может, послал за машинкой, выстучал все, что хотел, и глотнул отравы. Вроде бы все ясно.
Да, все вроде бы ясно. Отпечатки его пальцев — и на бумаге, и на машинке, и на бутылочке, от содержимого которой глаза его закрылись навсегда. Факты били наповал. Миллер переселился в лучший мир. Дело закрыто. Я со спокойной совестью тоже мог прекратить свое расследование. Я слушал все это без комментариев, однако не соглашался. Рэй доволен, а раз он доволен, то, значит, и всем остальным полагается ликовать. Не пойти ли тебе, капитан, вместе со всеми остальными куда подальше, а?
Он хотел лишь поскорее сбыть это дело с рук — и потому не приказал Муни обыскать меня там же, в холле отеля. Совершенно понятно, что если я подготовился к этому обыску, а Рэю и в голову не пришло его проводить, то дело интересует меня гораздо больше, чем капитана Тренкела. Мозжечком или левым полушарием — уж не знаю, чем именно — я сознавал: Рэй — государственный служащий города Нью-Йорка; Миллер — приезжий; Джордж — гоже. Рэю платят деньги, чтобы он следил за порядком, а не изображал из себя карающий меч правосудия. Он сделал все, что входило в его служебные обязанности. А мне отчитываться не перед кем — разве что перед самим собой... Вот уж никогда не думал, что буду так строго спрашивать со своего единственного подчиненного по имени Хейджи.
