Крис Хендерсон - Дорого да мило
Обзор книги Крис Хендерсон - Дорого да мило
Крис Хендерсон
Дорого да мило
С годами я стал замечать, что чем меньше у меня работы и шансов заполучить клиента, тем больше я торчу у себя в конторе. То ли от безнадеги, то ли потому, что не знаю, куда себя деть, — но факт остается фактом. И так было всегда.
Самое скверное времечко пришло сразу после того, как я перебрался в Нью-Йорк. Надо сказать, что открыть сыскное агентство на Манхеттене — не самое легкое дело. Пока я хлопотал о возобновлении лицензии на право заниматься частным сыском, на право «хранения и ношения», обнаружилось внезапно, что на обед у меня денег еще кое-как хватает, от завтраков придется отказаться, а ужины признать такой же непомерной роскошью, как покупку, скажем, второго автомобиля. Я снял две комнатушки возле Юнион-сквер — «офисом» эту конуру я продолжаю называть только благодаря неискоренимому оптимизму, свойственному мне как выходцу из сельской глуши, — и вскоре с удивлением заметил, что почти безвылазно торчу в этих восьми стенах, листая старые журналы, которые обнаружил в ящике письменного стола, доставшегося мне вместе с прочей убогой меблировкой от хозяина. Итак, я листаю старые журналы, потому что иначе пришлось бы просто круглые сутки плевать в потолок, а от этого можно спятить еще быстрее.
Впрочем, было еще одно развлечение: можно было всласть ругаться с управляющим и требовать, чтобы моя фамилия и профессия были красиво и четко выведены на дверях. Ведь я еще не значился в нью-йоркском телефонном справочнике — значит, уповать приходилось на то, что человек случайно окажется в нашем доме, глянет на «Джек Хейджи, частный детектив» и вдруг спохватится, что ему позарез нужны мои услуги. Чем черт не шутит?
Раскрутиться я пробовал средствами вполне традиционными. Просил полицейских направлять ко мне всякого, из кого можно будет выжать деньги на уплату аренды. Заполнил своими визитными карточками всю округу. Обзванивал адвокатские конторы, универмаги и маленькие магазинчики, интересуясь, не нужен ли кому-нибудь частный сыщик. Никому не нужен. Так прошла первая неделя.
Всю вторую неделю я читал журналы, поглядывая на телефон, и раз в полчаса прикладывался к бутылке джина. Я доставал ее из ящика, отвинчивал пробку, делал глоток, пробку завинчивал, бутылку ставил на место. Эта процедура укрепляла меня во мнении, что, как бы часто я ее ни повторял, напиться мне не удастся.
Пошла третья неделя, и журналы поменялись с бутылкой местами. В ту самую минуту, когда после очередного скандала с управляющим, решив не мелочиться, я наливал себе стаканчик, в дверь постучали, и моя первая клиентка осведомилась, можно ли ей войти.
— Разумеется! — воскликнул я, ибо к этому времени обеды тоже отошли в область воспоминаний. На текущем счету и в карманах у меня было пусто. Я уже был готов приняться за розыски украденных велосипедов — по десять долларов за штуку. Вошедшая в мой кабинет дама явно могла предложить мне нечто более выгодное.
Она была в белом — в белом того оттенка, в какой красят стены дорогих кафе-мороженых, какой имеют кошки, победившие на выставке, за какой владельцы горнолыжных курортов готовы продать душу дьяволу. Эта белизна, начинаясь с высоких и тонких каблуков, перетекала в столь же ослепительные брючки, а сверху лилась просторная блуза, туго перехваченная в талии тонким кушаком, украшенным какими-то сияющими, молочно-белыми бусинами — при каждом ее шаге они издавали очень приятный звук. Каштановые волосы были заколоты резным гребнем слоновой кости, и она же не давала замерзнуть се пальцам и правому запястью. Я поднялся навстречу, от души надеясь, что речь пойдет не о сборе средств на спасение тюленей.
Она протянула мне руку и спросила:
— Агентство — это здесь?
— Здесь, — отвечал я. — А агент перед вами.
— Мистер Хейджи, не так ли? — Я кивнул. — А меня зовут Лоррэн. Лоррэн Морган. — Я снова кивнул. Слово «Морган» меня очаровало. В самом его звучании слышался хруст стодолларовых купюр, и оно было вполне под стать ее внешности и манере держаться. Мысленно сплюнув через левое плечо, я спросил, чем могу быть полезен. Она села на стул и сказала:
— У меня погиб отец. Я предполагаю, что его убили. Я хотела бы, чтобы вы подтвердили или опровергли мои сомнения.
Она говорила, а я уже сопоставлял. Морган, Ральф Морган, его убили неделю назад, я вспомнил гигантские заголовки газет: «НАПАДЕНИЕ НА МИЛЛИОНЕРА». Он был зверски избит и ограблен в нескольких кварталах от того небоскреба, где помещался роскошный лабиринт комнат и залов, который он считал своей квартирой. Полиция обнаружила на месте преступления все приметы типичного грабежа и потому квалифицировала это как типичный грабеж. Мисс Морган была, как видно, с этой версией не согласна.
— Я не думаю, что на папу напал какой-нибудь маленький черномазенький чикано, оказавшийся совершенно случайно в этот час в этом месте.
— Почему?
Она взглянула на меня так, словно на званом обеде я взялся есть салат щипцами для омаров.
— Простите, я не поняла. Что «почему»?
— Почему вы не думаете, что на вашего отца напали с целью ограбления? Я полагаю, вы считаете, что это было заранее обдуманное убийство, замаскированное под случайное ограбление. Ладно. Так вот, я и хочу знать, почему вы так решили, во-первых, а, во-вторых, каких действий ждете от меня. Короче говоря, сущие пустяки.
Она медленно сглотнула. Еще не успев войти сюда, она решилась поделиться со мной своими подозрениями, она копила и собирала факты — теперь настала минута изложить их вслух, а для большинства людей это трудно. Рука ее нырнула в сумку, вытащила пачку сигарет, а из пачки — самокрутку, содержимое которой совершенно точно не имело отношения к американской табачной промышленности.
— Ничего, если я?..
Я только пожал плечами в ответ. Мне-то что? Странно, что она спросила разрешения. Жители Нью-Йорка не слишком щадят чувства других людей, куря у них на глазах марихуану. А эта — женщина культурная, спрашивает еще... Она прикурила и глубоко затянулась, но кружок тлеющей бумаги и табака сдвинулся к ее губам всего лишь на полмиллиметра. По этому и по тому, что комната наполнилась дурманящим душным запахом, я заключил, что не меньше трети в ее завертке составлял кокаин. Еще два раза как следует затянувшись, она сказала:
— Я поняла вас, мистер Хейджи. Мы с отцом были очень, что называется, близки. Это не так часто бывает в богатых семьях — по крайней мере, в тех, что мне известны. Мы любили друг друга; папа уверял, что у меня потрясающее деловое чутье. — Она помедлила мгновение и продолжала: — То есть я хочу сказать: он доверял мне. — Она снова затянулась едким дымом, привычно задержав его в легких. — Месяц назад он сказал, что намерен изменить свое завещание. Кое-что... Кое-кто открылся ему с новой стороны.
Тут она выпустила дым, направив его струю вверх, к своему гребню. Я глядел на это сероватое облачко и пытался уразуметь, что стоит оно больше вполне пристойного обеда или бутылки «Джилби». Глядел и ждал дальнейшего. Может быть, у Лоррэн все же найдется материал для дела. Мне так сейчас нужно дело.
— А какие-нибудь доказательства у вас есть? — спросил я, чуть погодя.
— Не знаю, — ответила она честно. — Думаю, отец зафиксировал эти изменения, а бумаги хранил в одном из своих сейфов в банке. Пока я их не искала — незачем было. Мы можем сравнить эти заметки с текстом имеющегося завещания. Это даст вам зацепку — сузит поле поиска.
— А почему бы вам не обратиться в полицию? Это как раз ее профиль.
Глянув на меня пристально, она снова сделала ползатяжки и ответила:
— Не уверена, что могу доверять властям, мистер Хейджи. Отец был богат — догадайтесь сами, какой суммой исчислялось его состояние и на что могут пойти люди, чтобы завладеть им. Я наслышана о царящей в полиции коррупции. Я хочу узнать правду, мистер Хейджи, но не хочу, чтобы меня из-за нее убили.
Разумно. Если у нее есть деньги, она может нанять меня — и приятная перспектива откроется передо мной. Не уверен, что смогу помочь ей, но заработать сумею в любом случае. Оставался последний вопрос, и я его задал:
— А почему вы решили прибегнуть к моей помощи?
— Вы, ища работу, написали в одну из компаний, принадлежавших отцу. И я случайно наткнулась на ваше письмо. Там говорилось, что вы служили в военной контрразведке, потом — в питтсбургской полиции, а теперь переехали в Нью-Йорк и предлагаете свои услуги. Я рассудила так: вы в городе всего несколько недель — значит, вас еще не успели купить с потрохами. — Взгляд ее стал острым, пронизывающим. — Кажется, я не ошиблась.
— Потроха мои пока никого, кроме вас, не привлекли, — сказал я, и она улыбнулась — сердечно и доверчиво.
Раздавив окурок в пепельнице, Лоррэн сказала:
— Знаете, а вы не похожи на сыщика.
— Это хорошо или плохо?
— Не знаю, — ответила она и с каким-то новым выражением, которое я бы определил как «наивное лукавство», спросила: — Мы могли бы обсудить этот вопрос за обедом, хотите?
