Ричард Пратер - Бродячий труп
Все в доме было уже под контролем, и мой голос прорвался сквозь стоны и звуки капающей крови. Все посмотрели на телевизор.
Да, это был я. О Господи...
Ужасно!
Как это могло случиться? В тот момент все казалось...
Четыре парня несли нечто похожее на мешок с картошкой, а я крался за их спинами. Вдруг я дико замахал рукой перед камерой: это было, когда я хотел удостовериться в том, что они позвонили ментам. Потом я — так это выглядело на экран — укусил ствол револьвера. Через некоторое время я внезапно как-то дико присел с жутко оскаленными зубами, молниеносно вскинув револьвер — и никто не обратил на меня никакого внимания.
Кошмар!
М-да, подумал я. Какой там храбрец — я выглядел чокнутым!
— Выключите этот дурацкий ящик, — потребовал я. — Кому охота смотреть телек в такое время?
На экране стройные, уверенные в себе полицейские надевали наручники на четырех опасных преступников. Они действительно выглядели храбрецами.
Но не только это заботило меня.
С того самого момента, как мы пришли сюда во второй раз, — в первый я его, понятное дело, даже не заметил, — меня беспокоил Ники Домино. Его не убили. Более того, его даже не ранили. Меня посетила гнетущая мысль: только хорошие люди умирают молодыми. Домино доживет до двухсот лет. А мне это было не по нутру. Мне хотелось, по крайней мере, вмазать ему.
Он был одет в шикарный бежевый костюм, одну из своих отвратительных рубашек с высоким белым воротничком и искрящимся галстуком. Он смотрелся так, словно был приглашен на чай с бисквитами или вышел полюбоваться на яхты или проверить счета в своих борделях. Очень мне хотелось врезать ему, но у меня не было повода для этого. Схватка закончилась. Но я бешено искал предлог.
Полицейские выводили бандитов по одному и парами. Я стоял рядом с дверью. Двое ментов подтолкнули Домино к ней. Наручников на нем не было, но каждый полицейский держал его за руку. Ники отнюдь не казался счастливым. Его лицо искажала гримаса ярости и отчаяния, он едва не исходил пеной.
Когда его провозили мимо меня, Домино резко повернул головой в мою сторону и попытался что-то прокричать, но полицейские завернули ему руки за спину и заставили заткнуться.
— Поспокойнее, ребята, — обратился я к ним. — Отпустите его. Черт побери, у нас есть свобода слова или нет?
Они пожали плечами, но отпустили Ники.
Он сделал шаг ко мне с разгоряченным лицом и, оскалившись, заорал:
— Ты, ублюдок! Ты, грязная тварь...
Он дал мне предлог и сердце мое запело. Я размахнулся и саданул ему по физиономии со всей силы. Получилось очень эффектно. Ролинс повернулся ко мне и к падающему уже без сознания Домино.
— Хватит. Успокойся, — крикнул он мне.
Хрясть — Домино приземлился в противоположном углу. Я нанес ему один из лучших своих ударов. Но это не отправило его к праотцам. Лицу же не поздоровилось. Может быть, и к лучшему. Он уже не выглядел красавчиком-сводником.
Билл Ролинс все еще стоял рядом со мной, когда подошедший Сэмсон прорычал:
— Что, черт возьми, происходит? Тебе все мало?
— Полегче, Сэм. Расслабься. Все уже кончилось, разве нет? О чем волноваться...
— О чем волноваться? Хм, не о чем. Ты устроил тут опустошение, ад, хаос...
— Минутку, Сэм. Пару дней тому назад все шло к кровавой войне бандитских шаек в Лос-Анджелесе. К войне между бандой Домино и бандой Александера. Ну вот, все они теперь в тюряге или по дороге к ней, разве нет? Разве все эти типы не изъяты из обращения? Сэм, ты должен быть счастлив...
— Я даже не подумал об этом в таком ракурсе. — Глаза у него остекленели. — Ужасно, но ты прав. — Его руки приподнялись, и он шлепнул себя по бедрам. — Ну, братец, и счастлив же я!
20.
Через несколько часов, уже около полуночи, я был, наконец, дома, в своей квартире в гостинице «Спартан».
Один!
Спокойно сидел и тянул виски из стакана.
Я лишь потерял немного кожи на одной коленке и на большом пальце левой руки, с унцию своих белых волос, четыре из моих двухсот шести фунтов и, по крайней мере, полторы пинты фантастически богатой крови, вытекшей из семи ран, из которых только одна была серьезной.
Но сейчас я уже был весь починен, залатан и перевязан.
Обычно в конце каждого дела я не мог придумать ничего более омолаживающего, чем расслабиться в компании с красоткой с томными глазами, с необузданной женственностью, со сладкими губами, текучими формами и горячим сердцем. Но только не сегодня. Сегодня ночью я нуждался в слишком большом омоложении.
Поэтому я просто сидел, глотал потихонечку кукурузное виски и размышлял над двумя последними днями. Думал о Зазу и о том, как все началось. Зах-зуу-зах, Зазу! Юная мисс Александер, правда, не такая уж юная. И Лилли... С ней все обойдется. Она ведь никого не убивала — если только ее великий возбуждающий голос не нокаутировал нескольких старых слабаков. И Сивана. Ага, ух, ах! Особенно Сивана и ее маленькая красненькая пуговка...
Жмуриков хоронили, выкапывали, переносили, взрывали. Трупы почти странствующие, разгуливающие и шатающиеся. Например, я.
Такова моя проблема: практически я сам странствующий мертвяк. Живой труп. Нет, меня пока двигал собственный пар, но не так уж много его осталось в старом котле. Во всяком случае, недостаточно для Сиваны.
Я хочу сказать, что надо быть всегда в отличной форме рядом с коброй вроде Сиваны. Есть и другие пупки, все верно. Но сколько из них способно стрельнуть рубином на пятнадцать футов и попасть при этом в туфлю джентльмена? Так что где бы ни блуждали мои мысли, они постоянно возвращались к обалденной ирландско-египетской гурии.
Я уже поддавался искушению позвонить ей тут же, даже если бы я отдал концы по дороге к телефону — он был аж на другом конце дивана. Но нет, только не после гонки по холмам, не после Старикашки, не после атаки на тех грязных крыс во главе с Домино. Сегодня ночью я буду разумным. Практичным. Отдохну, расслаблюсь, поддам немного пару в остывающий котел.
Зазвонил телефон.
Отвечать?.. Почему бы и нет? Чего мне терять? Еще какую-то пинту крови, пока доберусь к телефону? Но, черт возьми, крови у меня пока хватает. Хрум — я встал. Шагнул, снял трубку.
— Алло, — выговорил я.
— Алло-о-о, Шелл?
Женский голос. Очень женский, шепчущий, ласкающий, словно покусывающий мое ухо.
— Лилли?
— Да, но это ты, Шелл?
— Я. По крайней мере, я так думаю.
— Шелл, я просто должна была позвонить. Все только и говорят о тебе — по телеку, по радио, везде!
— И что же... говорят?
— То, что ты проделал сегодня днем и ночью. В «Вечном покое», потом в «малине» Ники... И я только что видела тебя по телеку. Новости в одиннадцать тридцать...
— О! Надеюсь, ты не смотрела 14-й канал, съемки с вертолета. Не повторили же они...
— В том-то и дело, что повторили. И, Шелл, ты выглядел... таким храбрецом!
— Как? — я потряс головой. — Повтори-ка.
— Ты смотрелся жутко храбрым!
— Не хочешь ли ты сказать, что я выглядел... чокнутым?
— Это было чудесно! У меня аж мурашки забегали по всему телу!
— Ну уж и по всему.
— Ты с пушкой, рычащий, и все такое.
— Ага, — я припомнил, что действительно рычал. Вспомнил я, и каким жутко малохольным выглядел на экране, что бы там ни говорила Лилли. Должно быть, я походил на головореза. Да, было нечто определенно преступное в моем виде, моих действиях...
— Шелл, надеюсь, ты не будешь меня попрекать за Сирила?
— Мне бы и в голову не пришло...
— Это ничего не значило, понимаешь?
— Что это... значит?
— Ничего, понимаешь?
— Нет, не понимаю.
— Я даже рада, понимаешь?
— Что это за «понимаешь»?
— Ты все еще не понимаешь?
— Лилли...
— Тебе следует побывать в «Джаз-вертепе», Шелл. Он наполовину пуст.
Ага... Я начал врубаться. Сирил уже томится в каталажке. Больше того, практически все ее потенциальные дружки также оказались в тюряге. Черт, я бы не отказался их заменить на пару часов. Конечно, не сегодня ночью. Но на днях...
— Ты не придешь в клуб сегодня ночью, Шелл?
— Ну... не сегодня. Но скоро буду обязательно, очень скоро. — Я задумался на минутку. — Кстати, Лилли, как у тебя дела с полицией? Ввиду плачевного состояния Сирила...
— О, я считаюсь условно освобожденной. Но должна вести себя хорошо.
— И ты? Ха...
— Мне нельзя связываться с... Ну, ты понимаешь?
— Наконец-то да.
— Сегодня меня вызывали в полицию — я только что вернулась в клуб. Но они были добры ко мне. Ведь я же ничего такого не сделала. Все Сирил. Я просто испугалась. Я была беспомощна...
— Вот это я понимаю.
— Но они же не собираются засадить меня? «Мусора» не такие уж и плохие.
— «Мусора»... — я даже закрыл глаза. — Что было на тебе, Лилли, когда ты предстала перед... «мусорами»?
— То, что и сейчас — у меня не было времени переодеться...
![Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]](/uploads/posts/books/148319/148319.jpg)
