Ричард Пратер - Бродячий труп
Не забудем и о моем скромном участии в этом деле.
Началось оно с мягкоголосого и красивого, как сводник, Ники Домино и его шайки и закончиться должно было так или иначе ими же. Забавно. Я начал с попытки досадить банде Домино, без намерения полностью ее ликвидировать. Пиком моих усилий было ранение в живот одного паршивца, но все же я помог упечь за решетку моего «клиента» и целую ораву мазуриков.
Но все это уже позади. Правда, при состоянии, в котором пребывала моя голова, нелегко было отличить, что позади, а что впереди. Ах, моя голова... Я еще доберусь до нее.
Пока банда Александера приближалась к своему справедливому и ничего хорошего не обещавшему концу, объект моего вынужденного недовольства пытался погубить меня. Сначала дубинка в тренированной руке Ники и последующий град ударов руками и ногами, нанесенных Башкой, Джеем и самим Ники. Потом сегодня днем после непродолжительного обстрела он едва не прикончил меня. И именно из-за Ники и его «бомбы» я пережил самые жуткие мгновения своей жизни.
Так что дело было не только в старой мудрости, гласящей: если позволишь бандиту — да и кому бы то ни было — беспрепятственно давить на тебя, то ты умрешь, если уже не умер. Это верно для всех, но особенно для таких парней, как я. Поскольку простить Домино для меня все равно, что саблезубому тигру остаться без единого зуба. Когда живешь в джунглях, ты либо сам кусаешь, либо даешь себя съесть.
Мои-то зубы казались мне предельно заостренными. Примерно с семи тридцати воскресного вечера до настоящего момента, на протяжении ровно сорока восьми часов, мучительная мысль о Ники Домино почти не оставляла меня. Даже когда я тащил Старикашку на своем горбу, сознательно сосредоточившись на этом ТИКТИКТИК, часть моего мозга связывала боль в голове, шее, спине, ногах и даже заду с Ники Домино, и в темных тайниках подсознания вспыхивало: «Ники, сукин сын, я тебя достану!».
Это время пришло.
Определенная ирония заключалась в том, как все развивалось. Может быть, очень скоро я нанесу ответный удар. Конечно, не только я. Я даже не знал точно, сколько полицейских собралось здесь — из местных участков Беверли-Хиллз, Голливуда и из Центрального управления Лoc-Анджелеса. Что-то около пятидесяти. И я должен дать сигнал. Тот самый сигнал к сожжению мостов, по которому куча ментов и я вместе с ними кинемся вверх по низкому оголенному холму навстречу... Навстречу тому, что должно случиться.
Все заняли свои позиции. Все было готово. Царило тревожное ожидание моего сигнала. В благодарность за то, что я сделал на кладбище, и за то, что я навел полицию на эту «малину», Сэмсон, чувствуя, как я жаждал принять хоть минимальное участие в разгроме банды Домино, представил мне эту часть. Собственно, ничего особенного на меня не возлагалось. Всего лишь нужно было сказать: «Пошли». Но для меня это означало большое счастье.
В темноте вокруг слышались шаги. Сэмсон остановился рядом со мной:
— Мы готовы. Как ты?
— Еще как готов!
Я был готов уже сорок восемь часов. Полицейские и я сосредоточились в единственном здесь укрытии — кустарник и несколько деревьев. Слова Сэмсона означали, что полицейские окружили дом со всех сторон и ждали. По моей команде половина отряда пойдет в атаку, а другая останется в засаде. В ожидании. Чтобы посмотреть, не убьют ли нас всех. Так во всяком случае воспринимал ситуацию я.
Почти как на войне: тра-та-та...
— Что ты сказал? — спросил Сэм.
— Понятия не имею. А что я сказал?
— Что—то вроде «тра-та-та».
— А, просто я думал о том, как мы двинемся. Похоже, нам не помешало бы немного музыки. Военного марша. «Вперед, вперед, ребята». В самый раз...
— Не так громко. Как ты себя чувствуешь, Шелл? У тебя был довольно трудный день.
— Великолепно. Просто великолепно.
Я действительно чувствовал себя неплохо. Ослабел, конечно.
— Ты знаешь, как пользоваться «Вокомом»? — спросил Сэм. — Новая штучка, ничего сложного.
— Да, знаю.
Он говорил о компактном радиопередатчике, который я сжимал в руке: «Ультразвуковой голосовой коммуникатор», который передавал ультразвуковую волну более высокую, чем может уловить человеческое ухо. Небольшое приспособление переводило произнесенные слова на ультразвук, который на другом конце луча превращался в разборчивую речь. Годились они только для коротких расстояний, но никто не мог перехватить сигнал, если только не обладал таким же «Вокомом».
— Он практически защищен от неосторожного обращения, — пояснил Сэм. — Нужно только нажать эту маленькую красную кнопочку.
— Ага. Маленькая красная кнопочка. — Ах, Сивана, вспомнил я.
— И говори в эту дырочку с решеточкой. — Сэм показал дырку. Он мог этого и не делать — я знал, где она. Черт, это была единственная дырка в треклятой штуке. Как ее можно было не заметить?
— Слушай, Шелл, ты в порядке? Твои глаза кажутся... Тебя словно лихорадит.
— Это, наверное, от лунного света, — я посмотрел на небо. Луна была в последней четверти — тонкая ленточка серебра, поэтически подумал я. Она выглядела так, словно дракон заглотнул ее большую часть. Я потряс головой. Нет, поэзия не была моей сильной стороной.
— Ты даже покраснел. А глаза...
— Ага, тусклые. Может, это все от беготни, которой я занимался целый день. Перегрелся.
— Ты уверен, что нормально себя чувствуешь?
— Прекрасно и превосходно. На миллион, даже на миллиард.
— Ты все понял? — спросил Сэм.
— Чего?
— Как пользоваться «Вокомом». Это важно.
— Еще бы не важно.
— Просто нажмешь кнопку и скажешь в дырку.
— Маленькая красная кнопка.
— О’кей, — Сэм показал большим пальцем в сторону. — Я буду там с Биллом Ролинсом и другими. Мы тоже пойдем на штурм. — И он слинял.
Час «ноль» почти наступил. Забавно, ноль. Это значит ничто. Почти наступил час ничто. В этом совсем нет никакого смысла. Пора насторожить людей.
Я нажал маленькую красную кнопочку, тихо проговорил в покрытую решеткой дырочку, проверил позиции. Все было в порядке.
— О’кей, — произнес я. — Ждите команды. Мы пойдем на счет три. Через несколько минут.
Опустив «Воком», я посмотрел на часы. Меня удивило, что оставалось только полторы минуты. Мне, вероятно, не следовало говорить «несколько минут». Несколько ведь немного больше полутора.
Осталась только минута. Я чувствовал, как росло во мне напряжение. Но, может, свора Домино не окажет никакого сопротивления и сдастся без боя. На это очень надеялся Сэм, рассчитывая, что все обойдется без кровопролития. Но если они не сдадутся, нас ожидал совсем не пикник. Это уж точно!
Я ощутил знакомую тяжесть в желудке. Но чего мне было нервничать? Со мной будут еще двадцать пять полицейских. Со слезоточивым газом, ружьями и прочей экипировкой, так что мы не лыком шиты. Когда атакуешь шайку вооруженных убийц, нет ничего лучше двадцати пяти ментов.
Осталось меньше минуты. Я пристально следил за секундной стрелкой, бегущей по циферблату. В глубокой тишине я даже мог ее слышать.
Она делала тик-тик-тик...
...тик-тик-тик...
17.
Это напомнило мне о том, как тикал Старикашка. Интересно, не собираются ли мои часы взорваться? И мне в физиономию полетят пружинки, цифры, золотники и прочие детали...
Этак не годится. Где твое внимание, Скотт?
Я был на взводе. Никаких сомнений. Несколько странных вещей случилось со мной сегодня. Пару раз я даже вообразил себя задыхающимся в собственной коже и выходящим из себя, как во сне, ради глотка свежего воздуха. Будто смотрел на себя со стороны как на большую куклу.
Я мог управлять этой куклой, неуклюже, с помощью какой-то телепатической связи. Мне нужно было лишь послать ей большую молнию-мысль, и кукла начинала двигаться, словно чудовище Франкенштейна. Вот ожила одна рука. Хрум. Вот дернулась другая. Хрум. Очаровательно.
Так.
Уф. Опять эта прострельная боль. Но она быстро прошла. «Ничего, старик, живем», — пробормотал я. Осталось двадцать секунд. Потом штурм. Нет... Мы вроде бы должны подкрасться незаметно или нет?
Наблюдая, как последние несколько секунд проскакивали по маленькому циферблату, словно частицы пространства, а не времени, я чувствовал, как все больше горело мое лицо, словно кровь поднималась во мне, как ртуть в термометре.
Десять секунд и... штурм!
Пять секунд.
Две секунды.
Я поднес «Воком» к губам и произнес:
— О’кей, ребята. При счете три — штурм. Раз... два... три!
Уронив «Воком», я бросился вперед. На бегу я сунул руку под пиджак, нащупал рукоятку моего любимого кольта — теперь-то уж заряженного — и выхватил его. Всего—то пятьдесят ярдов, правда, вверх по пологому склону. Я бежал быстро, очень быстро, что—то подгоняло меня. Сердце колотилось, кровь поспешала, лилась, мчалась, била струей — и все под аккомпанемент: хрум, хрум-паф-тик-паф-тик... паф...