Барри Гиффорд - Дикие сердцем
— В Као-Бен погибла куча детей, женщин и стариков, — добавил Бадди.
Бобби глотнул виски и прикрыл глаза на несколько секунд, потом открыл и посмотрел на Бадди.
— Ты был на корабле, приятель. Плавая по заливу Тонкин,[31] людей не увидишь. Не так все просто.
— Видел днем Пердиту, — сказал Спарки. — Она заходила к Реду, тебя искала.
— Дела были, — пояснил Бобби. — Вот сейчас ее и проведаю.
Бобби встал и поставил стакан на стул.
— Рад знакомству, — сказал он Сейлору и Луле. — Adios, парни.
— Жуткий он какой-то, — сказала Лула, когда он ушел.
— Бобби такой, — заметил Бадди.
— Тюрьмой от него разит, — сказал Спарки, подливая себе виски.
Лула положила ладонь на ногу Сейлору.
— Милый, я себя еще не очень хорошо чувствую, — сказала она. — Пойду лягу.
— Я с тобой, — сказал Сейлор.
Они попрощались со Спарки и Бадди и поднялись наверх.
В комнате Сейлор сказал:
— Черт, пованивает еще.
— Завтра я протру здесь уксусом, милый, не беспокойся.
Лула ушла в ванную и надолго там застряла. Когда она вышла, Сейлор спросил, не нужна ли ей помощь.
— Нет вроде, мне просто нужно прилечь.
Лула слушала, как Сейлор чистит зубы, мочится, затем спускает воду.
— Сейлор, — сказала она, когда он забрался в постель. — Знаешь, что…
— Знаю, что тебе здесь не нравится.
— Я не об этом. Кажется, я беременна.
Сейлор перевернулся и посмотрел Луле в глаза.
— Я не против, ягодка.
— Ты только не прими это на свой счет, но про себя я еще не знаю.
Сейлор лег на спину.
— Сейлор, честное слово, дело не в тебе. Я тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю.
— Я знаю. Просто мне немного неуютно из-за того, как все у нас идет. А тут еще это.
Сейлор встал и подошел к окну. Он сел в кресло и посмотрел в окно. На другой стороне улицы в коричневом «эльдорадо» с опушенным верхом сидели Бобби Перу и мексиканка с черными длинными, длиннее, чем у Лулы, волосами. Сейлор увидел, как она выхватила из сумочки нож и попыталась ударить им Бобби. Тот отобрал у нее нож и выбросил его. Она выскочила из машины и бросилась бежать. Бобби завел мотор и поехал следом за женщиной.
— Я знаю, нам сейчас туго приходится, Лула, — сказал Сейлор, — но я не допущу, чтобы стало еще хуже. Уж это я тебе обещаю.
Юные годы
— Я всегда восхищался деловыми людьми, Мариэтта. Когда они обсуждают крупные суммы, они понижают голос до шепота. И не важно, подохнет ли этот сукин сын, превратится ли в развалину и успеет ли спустить заработанные денежки, главное — сами подсчеты, цифры. Благоговение, преклонение некоторых людей перед деньгами изумляет меня. Простое упоминание больших сумм, точно деньги могут исчезнуть, если о них будут говорить не столь почтительно. Да, Мариэтта, похоже, в этом мире людей интересуют только два вопроса: деньги и как сбросить лишний вес.
Джонни и Мариэтта пили кофе в кабинке кафе «Лютый бык» в Биаррице.
— Джонни, сейчас меня волнует только Лула.
Подошла официантка и подлила Джонни кофе. Мариэтта прикрыла свою чашку рукой.
— Мне достаточно, милая, — сказала она официантке, которой на вид было лет семнадцать.
— Она тебе не напоминает Лулу? — спросила Мариэтта Джонни. — У нее такая же нежная кожа.
Официантка улыбнулась, положила на стол счет и отошла.
— Послушай, Мариэтта, ну что тебе колесить впустую по дорогам. Я ценю то, что тебе нравится мое общество, но, по-моему, ты просто зря тратишь время — информации-то пока ноль.
— Я сойду с ума, если буду сидеть дома, Джонни. А так я хоть чем-то занята.
Джонни вздохнул и глотнул кофе.
— Сказать по правде, — продолжил он, — я намерен вот так толочь воду в ступе еще пару дней, и все. Ну, может, неделю. В Шарлотте меня ждет работа. Потом подключить к поискам Масео в Сан-Антонио, а сам сделаю ряд звонков. Кто-нибудь да поможет. Полицейский, ведущий дело Сейлора, уже наверняка сообщил, что парень ударился в бега.
Глаза Мариэтты наполнились слезами, из носа потекло.
— Мариэтта, у тебя капает в кофе.
Джонни протянул ей салфетку. Мариэтта взяла ее, вытерла глаза и высморкалась.
— Ужасно чувствовать себя беспомощной, Джонни. Хуже этого ничего нет. Дэл тоже была против того, чтобы я ехала.
— Еще несколько дней, как я сказал. Вдруг нам повезет скорее, чем мы думаем.
— Мне нужно в уборную.
Джонни достал из кармана записную книжку и просмотрел то, что он набросал прошлой ночью в мотеле. Он решил написать о своем детстве, начиная с самых ранних сексуальных воспоминаний.
Мои юные годы
Автор Джонни Фэррагут
Когда я был совсем маленьким, года в три-четыре, я любил воображать, что я — леопард, пантера, крадущаяся по полу и заглядывающая снизу женщинам под платье. Как-то раз в таком положении меня застукала наша горничная, я подсматривал за ней. Она носила чулки, и я смог рассмотреть то место, где они пристегивались к поясу, и что-то большое и черное между ног. Она зажала мне голову между колен и засмеялась.
— Понюхай это, детка. Понюхай хорошенько. А потом тебя за уши не оторвешь.
Я запаниковал, я был напуган и пытался высвободить голову, но она была как в тисках. Горничная крепко зажала меня между бедер. Я мог двигаться только вверх, поэтому я забрался глубже под ее платье, пока мое лицо не оказалось прямо перед ее мягкими влажными ситцевыми трусиками. Она задвигалась, и мой нос уперся прямиком в ее клитор, ее трусики стали еще более влажными, потом она крепче потерлась о мой рот и подбородок. Я задыхался, дыханья не хватало, но железная хватка ее ног сделала меня беспомощным.
Кругом была темнота, мое лицо стало липким. Запах был крепким, как в конюшне. Сперва я подумал, что так пахнут кучи лошадиного навоза, но потом я понял, что это нечто совсем другое, чего я раньше никогда не нюхал. Я подумал, что умираю, я задыхался. Она немного раздвинула ноги, обхватила мне голову, часто дыша и издавая какие-то ужасные звуки, и терлась о мои волосы. Потом она меня отпустила. Я не умер, а упал на пол и открыл глаза. Я взглянул на нее, она улыбалась.
— Пойдем-ка детка, — сказала она, поднимая меня за руку. — Надо тебя умыть…
Мариэтта вернулась и села за столик.
— Когда ты дашь мне почитать твои записи, Джонни?
Джонни закрыл блокнот и сунул его в карман пиджака.
— Может быть, скоро. Когда напишу то, что тебе будет интересно.
— Меня интересует куда больше вещей, чем ты думаешь.
— Я всегда считал, что таких, как ты, Мариэтта, одна на миллион. Ты же знаешь.
Мариэтта улыбнулась.
— Я знаю, Джонни, — сказала она. — А как же иначе.
Москиты
Сейлор менял масло в машине, когда подъехал Бобби Перу на своем коричневом «элдо».
— Помощь нужна?
— Спасибо, Бобби, я почти закончил.
Сейлор вытащил из-под машины поддон со старым маслом.
— Куда это лучше вылить?
— Тут недалеко, пошли покажу.
Сейлор взял поддон и пошел вслед за Бобби на зады отеля «Игуана».
— Выливай прямо вон в те кусты. Сюда все равно никто не ходит. Как насчет пивка?
— Не откажусь.
— Пошли в «Розариту». Бывал там уже?
— Нет, даже не слыхал.
— А я думал, Спарки и Бадди тебя водили туда. Поехали, я подвезу.
Они сели в «кадиллак», и Бобби медленно покатил по Трэвис-стрит, главной улице Большого Тунца.
— Твоя машина? — спросил Сейлор.
Бобби засмеялся.
— Если бы! Тони Дуранго. Я встречаюсь с его сестрой, Пердитой. Тони отвалил в Форт-Ворт на пару недель к родне жены, поэтому он мне ее одолжил. А где твоя крошка-малышка?
— Отдыхает в номере. Неважно себя чувствует.
— Сожалею. У этих женщин вечно какие-нибудь хвори, это уж как водится.
Бобби свернул с Трэвис на Руидосо-роад и разогнал машину до семидесяти миль. Он гнал ее минут пять, пока они не доехали до закрытой бензозаправки, где он сбавил скорость и объехал здание кругом. Там было припарковано полдюжины грузовиков. Бобби втиснул машину между «фордом-рейнджером» и белым «ранчеро».
— Раньше тут была заправка, — объяснил Бобби, когда они вылезали из машины. — Хозяин превратил ее в закрытый частный клуб, назвал в честь своей жены, она от него ушла, и он застрелился. Теперь клуб принадлежит его жене.
Они вошли в длинную темную комнату, в которой дюжина парней, большинство в ковбойских шляпах, сидели у стойки и пили пиво из запотевших кружек.
— Крепких напитков здесь не подают, — сообщил Бобби Сейлору. — Только пиво.
Они влезли на стулья, и Бобби сказал бармену:
— Пару «Старс», Джимми.
Бармен, невысокий парень и весом не меньше центнера, принес им две бутылки и кружки.
— Как делишки, Бобби? — спросил он. — Кто твой амиго?