Барри Гиффорд - Дикие сердцем
— Веселенькое, однако, местечко эти ваши острова.
Реджи засмеялся.
— Бывает. А как вам в Новом Орлеане, сеньор Фэррагут?
— Зовите меня просто Джонни. Орлеан всегда был подходящим городом для бездельников.
— Сразу видно — вы рафинированный человек, Джонни. Разница между вашей страной и моей в том, что у нас на островах не придают значения рафинированности. Я все время вспоминаю, как однажды увидел голубую цаплю, она шла к реке. Она вышагивала, покачиваясь на камнях, точно китайский аристократ в голубом одеянии. Она казалась такой уязвимой и беззащитной, несомненно, она была одной из нескольких уцелевших. Это наша обязанность, Джонни, долг рафинированных людей, выжить, уцелеть.
Реджи поднял свой бокал.
— Hasta siempre, — пожелал он.
— Hasta siempre, — повторил Джонни.
— Знаете, как в Шотландии изобрели медную проволоку? — спросил Реджи.
— И как же?
— Два шотландца подрались за пенни.
Джонни допил свой мартини.
— Должен вам признаться, Реджи, — заявил он, — таких, как вы, один на дюжину.
Первобытный звук
— Не глупи, Мариэтта. В Луле слишком много от Пейсов, чтобы она могла пустить свою жизнь под откос. Мне кажется, со временем она образумится.
Мариэтта и Дэлседа Делахауссей сидели на веранде дома Мариэтты, попивая сладкий розовый мартини со льдом и лимоном. Дэлседа была лучшей подругой Мариэтты уже почти тридцать лет, с того времени как они сидели за одной партой в школе мисс Кук в Бофорте. Они никогда не жили дальше чем в десяти минутах ходьбы друг от друга.
— Помнишь Вернона Лэндиса? Парня, у которого была «испано-сюиза», он держал ее в гараже Ройса Вомбла, а потом продал за двадцать пять тысяч кинокомпании в Вилмингтоне? Его жена, Алтея, сбежала с оптовым торговцем мясом из Гейти. Этот мясник из Миссури подарил ей бриллиантовое кольцо, такое огромное, что им можно было нафаршировать индюшку, и что? Через полтора месяца она вернулась к Вернону.
— Дэл, ну скажи мне, что может быть общего между Алтеей Лэндис, которая не может держать себя в руках, и моей крошкой Лулой, которую украл этот ужасный безумец?
— Мариэтта! Сейлор Рипли не более безумен, чем любой из наших знакомых.
— Дэл, да он же отребь?! Он то, чего мы избегали всю нашу жизнь, а теперь мое единственное дитя в его власти.
— Вечно ты паникуешь, Мариэтта. Когда в пятьдесят девятом Инос Додж не пригласил тебя сразу же на котильон в «Бо Регар Кантри Клаб», ты тоже запаниковала. Грозилась покончить с собой или принять приглашение Биффа Битуна. И в итоге? Иное Додж с отцом был в Фейтевилле и пригласил тебя, как только вернулся через два дня. И сейчас не стоит паниковать, милочка. Выпусти пар и держи себя в руках.
— Ты всегда так утешаешь меня, Дэл.
— Я даю тебе то, что тебе нужно, вот и все. Поговорить…
— Мне только нужно, чтобы Лула была дома, в безопасности.
— В безопасности? Какая чушь! Никто нигде не бывает в безопасности, ни единой секунды в жизни.
Дэлседа допила последнюю каплю мартини из своего стакана.
— У тебя не осталось в доме еще этой красной кислятины? — спросила она.
Мариэтта поднялась и принесла из кладовки запечатанную бутылку. Она отвернула крышку, налила Дэлседе и подлила себе, прежде чем снова усесться.
— А как ты?
— Как я?
— Когда ты в последний раз появлялась на людях с мужчиной? Про постель я уже не говорю.
Мариэтта поцокала языком.
— Меня это совершенно не интересует, — отрезала она, делая большой глоток из своего стакана.
Дэлседа рассмеялась:
— А кто мне все уши прожужжал, как Клайд старался, когда вы с ним занимались любовью? Как он странно хрюкал, точно какое-то чудо-юдо. Первобытный звук, ты это так назвала. Говорила мне, что ты чувствовала, точно тебя пожирает неукротимое чудовище, и что раньше с тобой ничего подобного не бывало.
— Дэл, клянусь, иногда я просто тебя ненавижу. Ты всегда хорошо все помнишь.
— Ты ненавидишь слушать правду, вот в чем дело. Ты просто до смерти боишься, что Лула может чувствовать то же самое с Сейлором, что и ты с Клайдом.
— О Дэл, да как она может? Ты вправду думаешь, что это возможно?.. Этот Сейлор и в подметки Клайду не годится.
— А тебе почем знать, Мариэтта? Ты что, его пробовала, для себя, что ли, подбирала?
Дэлседа засмеялась. Мариэтта выпила.
— А стойкий оловянный солдатик Фэррагут? Рыцарь печального образа, — сказала Дэлседа. — Он все время рядом, все вынюхивает. Могла бы закрутить с ним. Или этот старый гангстер Марчелло «Бешеный Глаз» Сантос, он ведь домогался тебя, когда ты была за Клайдом?
Мариэтта фыркнула:
— Он перестал приставать, как только Клайд умер. Моя доступность, должно быть, его не возбуждала.
— То же самое и с Луисом Делахауссеем Третьим, — сказала Дэлседа. — Кажется, он отдавался со мной плотским утехам не больше двух раз за полгода, да и то в общей сложности это тянет на восемь с половиной минут.
— Дэл, как ты думаешь, мне покрасить волосы или пусть седые отрастают?
— Мариэтта, я сейчас думаю, что нам не помешает пропустить еще по одной.
Ночная жизнь
— Я не против немного пожить ночной жизнью, — предложила Лула. — А ты как?
Сейлор медленно проехал по Наполеон-авеню, изучая окрестности. Было девять часов вечера, они доехали до городка Нуньес на луизианской стороне границы Луизианы с Техасом.
— Сложно сказать, что можно ожидать от такой дыры, милая, — отозвался Сейлор. — Ты ведь не хочешь попасть в передрягу.
— Хорошо бы найти местечко, где можно послушать музыку. Мне бы хотелось потанцевать. Спросим у кого-нибудь? — предложила Лула.
Сейлор свернул налево, на Лафитт-роуд, и поехал к освещенной огнями бензозаправке «Ред Девил».
— Может, здесь знают, — предположил он.
К ним подошел тощий прыщавый парень лет восемнадцати в грязном желтом комбинезоне и мятой черной бейсболке с красной буквой «Н».
— Заправимся? — спросил он.
— Нет, у нас пока есть, — покачал головой Сейлор. — Мы хотели бы найти местечко с музыкой, где можно еще и перекусить. Есть что-нибудь на примете?
— «Хлебные зерна», — ответил служитель. — У них кантри играют. Но там не кормят, только закуска в баре.
Лула перегнулась через Сейлора:
— А рок-н-ролл где-нибудь играют?
— Есть тут одно заведение с буги, где-то с милю по прямой отсюда. Только там в основном черные тусуются.
— А как называется? — спросил Сейлор.
— Клуб «Занзибар».
— В миле отсюда прямо, говоришь?
— Примерно. На пересечении Лафитт с шоссе Гальвес. Восемьдесят шестая дорога.
— Спасибо, — поблагодарил Сейлор.
Клуб «Занзибар» располагался в белом деревянном здании на левой стороне дороги. Гирлянды разноцветных фонариков свисали над входом. Сейлор припарковал машину через дорогу от клуба и заглушил мотор.
— Ты готова? — спросил он.
— Сейчас мы это выясним, — ответила Лула.
Когда они вошли, группа на сцене играла медленный блюз, три-четыре пары покачивались в танце. В зале была дюжина столиков и длинная барная стойка. Восемь столиков было занято, а у стойки сидело человек шесть-семь. В клубе были одни черные, за исключением женщины, сидевшей за столиком в одиночестве. Она курила и пила пиво прямо из бутылки.
— Пойдем, — сказала Лула. Она взяла Сейлора за руку и направилась к танцевальному кругу.
Зазвучала тема Джона Ли Хукера[20]«Sugar Mama», и Лула прижалась всем телом к Сейлору.
После этого группа стала наращивать темп, Сейлор и Лула протанцевали минут двадцать, пока Сейлор не взмолился о пощаде и не потащил Лулу в бар, где заказал два пива «Лоун Стар». Бармен, высокий крупный мужчина лет пятидесяти, открыл пиво, взял у Сейлора деньги и отдал сдачу, широко улыбаясь.
— Здесь славное местечко, сынок, — сказал он. — Расслабляйтесь, ребята, отдыхайте.
— С удовольствием, — ответила Лула. — Хорошая группа у вас играет.
Бармен еще раз улыбнулся и пошел дальше вдоль стойки бара.
— Ты заметил ту женщину, когда мы вошли? — спросила Лула Сейлора. — Белая женщина, одна сидит?
— Угу, — ответил Сейлор.
— Она ни с кем не говорит, и с ней никто не говорит. Что ты об этом думаешь?
— Милая, мы здесь чужие, что мы можем знать о местных порядках. Да и не наше это дело.
— Как, по-твоему, она хорошенькая?
Сейлор посмотрел на женщину. Она прикурила еще одну сигарету от окурка, потом раздавила окурок в пепельнице. Ей было около тридцати, может, больше. Вытравленные белые волосы до плеч, черные у корней. Чистая кожа, зеленые глаза. Длинный прямой нос с маленькой горбинкой. На ней было сиреневое платье с глубоким вырезом, которое должно было подчеркивать ее грудь, не будь она такой плоской. А так ничего, стройная.
