Любовь по контракту, или Игра ума - Тихонова Карина

Я на секунду положил голову на стол, но тут же снова выпрямился. Слабость, проявленная в присутствии Тимки, казалась мне особенно отвратительной. Почти такой же отвратительной, как новости.

Не знаю ничего гаже педофилии. Если я и могу убить человека, то только такого, потерявшего право на все человеческое. Господи, неужели Маринка прошла через такой ужас?

Я вспомнил старческие, недоверчивые глаза на молодом лице и судорожно передернулся всем телом.

Да, но почему она ездит туда по доброй воле? Шантаж?

Господи, я сойду с ума.

– Тим, можно у него установить прослушку? – спросил я. Тимка поднялся с места и прошелся по кабинету.

– В принципе, все возможно, – ответил он мне все тем же холодным сухим тоном.

– Установи, – велел я. – Хотя бы дня на два.

Тим мерил шагами комнату. Он явно хотел что-то сказать, и искал убедительные доводы. Наконец, остановился и заговорил, ломая себя на каждом слове.

– Никит, ты знаешь, я никогда не даю советов...

– Прекрасное качество! – похвалил я. И внушительно добавил:

– Вот, и сейчас воздержись...

– Выслушай меня!

Тимка с шумом выдохнул воздух, бросаясь с головой в неприятные откровения.

– Никита, я точно знаю, что есть вещи, которых нельзя делать. Если ты подозреваешь близкого человека и хочешь убедиться в своих подозрениях – убеждайся, но никогда не выясняй подробностей. Потому что есть такие вещи, узнав которые, ты уже не сможешь жить.

– Вот я и хочу убедиться, – ответил я логично. – Что, если дама дежурит возле одра больного, и я заподозрил ее абсолютно напрасно?

– А если нет? – спросил Тимка безо всяких экивоков, и я содрогнулся.

– Что, если ты услышишь то, что третьему человеку слышать не полагается? Как ты это перенесешь?

– Поживем-увидим, – ответил я философски.

– Никита, у меня в практике уже был такой случай. Муж следил за женой и выяснил, что она ему изменяет. И, так же, как и ты, возжелал подробностей. Я был тогда не слишком опытным детективом и не понял, что человек на грани. Понимаешь, до того, как муж получил пленки с записями разговоров, он собирался мирно разойтись.

Тимка остановился и замолчал, кусая губы.

– А после? – спросил я, хотя и так все понял.

– Убил он и жену, и ее любовника, – коротко бросил Тим. Сунул руки в карманы и отвернулся к окну.

– Хочешь верь, хочешь нет, но виноват в том, что случилось, именно я. Невольно, конечно, но виноват.

Тим вернулся к столу, аккуратно собрал все разложенные листы бумаги и веско сказал:

– Прослушку я ставить не буду. Хочешь что-то выяснить – спроси у нее сам.

– А если она снова обманет?

– Знаешь, иногда лучше быть обманутым, – ответил Тим. И добавил:

– Прости, но я умываю руки.

Я вернулся домой и разложил листы с отчетом на журнальном столике.

Мне было так плохо, словно я отравился.

Вот и прорисовалась прямая между Мариной и Романом Петровичем. Кстати, почему я называю ее Мариной? Настоящее имя мне не известно.

Задача с двумя неизвестными. Я получил сведения, которых ждал, но ситуация яснее не стала.

Вроде бы все составляющие преступления налицо. Организатор и вдохновитель афер, он же мой бывший преподаватель, плюс увечный любовник на закуску...

Я снова сморщился. Черт возьми, почему у меня сразу возникает какая-то ассоциация при мыслях о болезни Маринкиного любовника? И любовник ли он?

Еще минуту я сидел на диване и тупо пялился в белые бумажные листы перед собой. Наконец осознал, что не воспринимаю написанное, и поднялся с дивана.

Спрашивать объяснений у Марины мне не хотелось. Я ей не верил, и все тут. Но мне мучительно хотелось посмотреть на человека, в квартире которого моя бывшая девушка ночевала чаще, чем в своей собственной.

Я сделал над собой усилие, сконцентрировался на записях и нашел нужный адрес. Переписал его на обрывок бумаги, сунул в карман и пошел к входной двери.

Пускай все прояснится сегодня. Даже если я узнаю то, что не смогу пережить.

Дом, который я искал, стоял на самой границе Битцевского леса. Обычная блочная девятиэтажка, которая в советские времена служила для многих граждан предметом квартирного вожделения. Несмотря на плохую звукоизоляцию, комнаты в квартирах этого проекта были раздельными, а кухня – большой.

За домом сплошной сырой громадой простирался лес. Недавний дождь вымочил стволы деревьев и раскрасил их в грязно-бурый цвет. Прозрачная весенняя зелень еще не могла спрятать землю от влаги, и порыв ветра упоительно дохнул на меня мокрой молодой травой. Хотя дождь закончился, облака все еще затягивали горизонт серой парниковой пленкой, не давая влажным испарениям подниматься высоко к небу.

Я медленно шел вдоль подъездов, отыскивая нужный. Двор выглядел неухоженным и заброшенным: полные мусорные баки, скамейки, с облупившейся краской, заросшие сорняком газоны. Одним словом, картина была неприглядной. Но лес, стоящий возле дома, оказал людям посильное благодеяние: принял на себя ядовитые испарения города и выплеснул взамен щедрую порцию настоящего целебного воздуха.

Я остановился возле Последнего подъезда и прочитал указатель квартир. Потом посчитал в уме нужный этаж. Второй. Очень удобно, если учесть диагноз обитателя квартиры номер триста пятнадцать.

Домофона в подъезде не было, только кодовый замок. Я присмотрелся и без труда нашел три сверкающие кнопки, отполированные постоянными прикосновениями пальцев. Нажал на них, и замок, щелкнув, открылся.

Внутренность подъезда также не располагала к поэтическим сравнениям. Обшарпанные стены, исписанные и разрисованные так высоко, как только могла достать рука подростка. Запах мусоропровода. Пакеты с отходами, сваленные прямо на лестничных клетках. Да, не особенно здорово живет фаворит моей девушки.

Я медленно поднялся на второй этаж. Нашел нужную квартиру, подошел и несколько минут постоял перед дверью. Наконец решился и надавил на звонок. Он с готовностью рассыпался такой громкой птичьей трелью, что я невольно вздрогнул.

Тут же послышались быстрые легкие шаги. Вряд ли человек, больной полиомиелитом способен на такие подвиги. Неужели Марина? Вот будет номер! Но не успел я растеряться, как дверь открылась.

Я с облегчением перевел дух. Мне улыбалась незнакомая молодая девушка в белом медицинском халате.

– Добрый день, – поздоровалась она радостно.

Я кивнул, лихорадочно соображая, что ей сказать.

– Мы вас давно ждем, – вполголоса сказала барышня и посторонилась, приглашая меня войти.

– Да? – удивился я.

– Я сделала второй укол. У него опять сильные боли.

Я шагнул в узкую длинную прихожую. Похоже, меня принимают за врача. Придется барышню разочаровать.

– Я не доктор.

– Нет?

Барышня удивленно подняла брови. Улыбка медленно сползала с ее лица.

– Кто вам нужен? – спросила она подозрительно.

Я достал обрывок бумаги, куда записал адрес и имя.

– Мне нужен Аникеев Сергей Леонидович. Я правильно попал?

– Да, – неуверенно ответила медсестра. – Только Сергей Леонидович болен. Он гостей не ждет...

– Марина, ты? – спросил откуда-то издалека мужской голос, и я вскинулся при упоминании этого имени, как бык, перед которым махнули красным полотнищем. Молча отодвинул барышню в сторону и пошел по коридору, заглядывая в распахнутые двери.

Он лежал во второй по счёту комнате на разложенном диване. Рядом с диваном валялись на полу два костыля.

Увидев меня, человек не выразил никакого удивления. Только слегка приподнялся на подушке и сказал с вопросительной интонацией, как по телефону.

– Да?

Я подошел ближе, не отрывая взгляда от худого лица, с выступившими на лбу капельками пота. Вспомнил! Этого человека я видел на кладбище в день похорон Левицкого. Я уступил ему дорогу, и он кивком поблагодарил меня за вынужденную любезность.

– Сергей Леонидович? – осведомился я.