Любовь по контракту, или Игра ума - Тихонова Карина

Маринка заметно похудела со времени нашего последнего свидания. Если скотство, которое устроил двойник, можно назвать свиданием.

– Привет, – сказала она нерешительно. Таким тоном обычно говорят, когда не знают: погладят по головке или дадут пинок.

– Привет, – ответил я равнодушно.

Маринка несколько минут пытливо изучала меня, но я был на удивление спокоен и сам этому поразился.

– Ты не считаешь, что мы должны поговорить? – наконец спросила она.

Я немного подумал. Да, наверное, должны. Только говорить я с ней буду не раньше, чем получу от Тимки интересующие меня сведения. Тогда и сделаю выводы.

– Не сейчас, – отказался я.

– Почему?

Я невольно вздохнул. Прав Андрей, я сильно переутомился. Доведу до конца Юлькино дело и махну куда-нибудь на острова.

– Никита, я хочу тебе все объяснить, – тихо сказала Маринка. Я посмотрел на нее безо всякой злости. Перегорело. Но я ей больше не верил.

– Ты слишком часто врешь, – ответил я мягко.

Она побледнела. Наверное, уже догадалась, что я был у нее дома той ночью, о которой мне не хотелось вспоминать.

– Я скажу тебе всю правду, – заявила она твердо.

– Да? – спросил я без особого интереса. Правду я узнаю только от Тимки.

– Да, – подтвердила она запальчиво. – Я все тебе расскажу, и ты поймешь, что...

Она смешалась, остановилась и судорожно поискала нужные слова. Я насмешливо и грустно наблюдал за ее стараниями. Наконец не выдержал и взял за локоть.

– Иди домой, – сказал я так мягко и убедительно, как только мог. – Мы поговорим, но не сейчас.

Неожиданно Маринка всхлипнула. По ее лицу градом потекли слезы.

– Успокойся, – сказал я. Достал носовой платок, приложил к ее носу и велел, как маленькой:

– Сморкайся!

Марина медленно отвела мою руку.

– Никита, пожалуйста, не бросай меня, – попросила она с тихим отчаянием. Я немного растрогался, но удар, нанесенный ею, был слишком сильным, чтобы все забыть и простить.

– Я люблю тебя, – сказала она так же тихо, глядя себе под ноги. – Я не хотела тебя любить, и вот, пожалуйста... Что мне теперь делать?..

– Ты прости меня за то, что я наделал в прошлый раз, – сказал я виновато.

Она махнула рукой:

– Да плевать! Если б ты меня отлупил, как Сидорову козу, мне и то легче было бы...

Марина снова шмыгнула носом и неловко вытерла глаза рукавом пиджака.

– Что мне теперь делать? – повторила она, совсем как я несколькими днями раньше.

– Ждать, – ответил я, глядя в пространство.

– Сколько?

Я усмехнулся.

Похоже, мы поменялись ролями. Шутница-судьба устроила так, что в роли просителя теперь выступала она.

– Я не знаю, – ответил я ее словами.

Я действительно не знал, как быстро Тимка соберет нужную мне информацию. Поскольку данное судебное разбирательство напрямую затрагивало мою жизнь, я не намерен был торопиться. К тому же, впервые в жизни мне предстояло побыть прокурором. Ничего захватывающего, уверяю вас.

– Я дождусь, – пообещала Марина. Я вежливо кивнул.

Она еще немного постояла рядом со мной. Может, хотела насладиться моим обществом, а может, ждала приглашения.

Напрасно. Приглашения не будет, и не только в мою жизнь, но даже в мой дом. Я обжегся слишком сильно, чтобы рисковать в очередной раз.

– Я пойду, – сказала она нерешительно.

– Иди, – согласился я.

– Ты позвонишь?

– Конечно.

– Я дождусь, – повторила Марина и медленно пошла прочь, оглядываясь на меня.

Я не стал смотреть, как она уезжает. Вошел в подъезд, закрыл за собой дверь и отгородился от мира.

Тимка позвонил через несколько дней.

– Когда тебе удобно подъехать? – спросил он сухо, и я понял, что таким голосом мой приятель разговаривает с клиентами.

– Как можно скорее, – ответил я.

– Приезжай, – коротко пригласил однокурсник и положил трубку.

Я вскочил с дивана и заметался по комнате. Апатия, заморозившая меня в последнюю неделю, сменилась таким бурным извержением вулкана, что я даже испугался. Единственное, чего мне хотелось, это тишины и спокойствия, поэтому любые перепады настроения вызывал и у меня досаду. Я ехал к Тимке и страшно боялся услышать то, что не смогу пережить. Но отступать было поздно.

– Мне рассказать в общих чертах или хочешь прочесть сам? – спросил Тим.

Таким я его еще не видел. Приятель был собран, деловит и абсолютно отстранен от нашего многолетнего знакомства. Что ж, надо отдать ему должное, он умел отделять личное от общественного.

Я подвинул к себе папку. В нерешительности открыл ее и бегло просмотрел несколько листов, исписанных четким Тимкиным почерком. Похоже, приятель действительно занимался делом сам, не поручая его посторонним людям.

– Расскажи в общих чертах, – попросил я, дрогнувшим голосом.

Тимка коротко взглянул мне в лицо и сразу опустил глаза.

– Рассказывать особенно нечего, – ровным голосом начал он. – За девушкой было установлено круглосуточное наблюдение. Я привлек к работе только одного человека... Вполне надежного...

Тимка кашлянул.

– В общем, ее маршруты разнообразием не поражают.

У меня немного отлегло от сердца.

– Там все указано по часам... Кроме работы она ездила только по одному адресу. Адрес указан.

Тимка снова сделал паузу, уставившись в окно немигающим взглядом.

– Один жилец. Прописан в квартире с девяносто пятого года. Не женат, – сухо перечислял Тимка.

– Чем занимается? – перебил я его.

– Ничем, – ответил мой приятель. – Он инвалид.

– Что-о? – растерялся я.

– Полиомиелит, – пояснил Тим. – Давний, еще с детства.

При этих словах в памяти мелькнуло что-то очень знакомое... Я напрягся, пытаясь, ухватить за хвост воспоминание, но не успел этого сделать, и оно ушло в глубину.

– Девушка ночевала в его квартире всю прошедшую неделю, – бесстрастно продолжал Тим, а у меня сильно закололо сердце. – Два раза приезжала домой... То есть по адресу прописки, – уточнил приятель. – Оба раза в квартиру не заходила, а поднималась на этаж выше. В сто седьмую...

Тимка сделал паузу и посмотрел на меня.

– Кто там живет ты, надеюсь, знаешь.

– Знаю, – ответил я, едва шевеля пересохшими губами.

Тим снова уставился в окно.

– Теперь о девичьей фамилии.

Тимка в некотором затруднении погладил себя по выбритому подбородку, подсознательно повторив заложенный генами жест своих кавказских предков, степенно оглаживающих бороды во время намаза.

– Вот тут есть сюрприз.

– Не готовь, я не барышня, – сухо отрезал я. – Рассказывай все, что нарыл.

Тим положил перед собой листок бумаги и безо всякого выражения зачитал.

– Курбатова Марина Анатольевна. Родилась в Волгограде. Прописана по адресу: улица Нефтяников, дом три, корпус один, квартира пять. Тысяча девятьсот семьдесят восьмой, тысяча девятьсот девяносто второй.

Он отодвинул лист в сторону и уставился в окно.

– Не понял, – сказал я. – А дальше?

– Дальше – все, – невозмутимо сказал приятель. – Не успела барышня нагрешить.

И только тут до меня дошло, что Тимка прочитал мне две даты, вместо одной.

– Утонула в реке, – сказал Тим, предупреждая вопрос. – Только-только седьмой класс закончила.

Я тронул пальцем бешено пульсирующий висок и поморщился.

– Ты прости, я тут по собственной инициативе кое-что раскопал. Рассказать?

Я кивнул, как автомат.

– Я поинтересовался, откуда выписался тот человек, к которому ездила интересующая тебя барышня. Выяснилось, что он коренной москвич. И раньше жил вот по этому адресу.

Тимка положил передо мной лист бумаги и подчеркнул пальцем.

– И что? – тупо спросил я.

– Ты у Криштопы на старой квартире был?

Я схватил лист и прочитал адрес еще раз. Точно. Они были соседями на старых квартирах.

– Я съездил туда и выяснил, что до переезда вместе с инвалидом жила какая-то девочка. Кем она ему приходилась – вопрос спорный, он с местным населением в контакт не входил... Предполагают, что инвалид был педофилом. А впрочем, это только слухи. Но, думаю, именно из-за них он был вынужден переехать. Это все.