Михаил Попов - Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека
— Не понял.
— Переговоры закончены. Они уехали.
Рот Никиты приоткрылся, левое плечо стало выдвигаться вперед, правая рука начала подниматься. Он явно хотел схватить собеседника за горло и ударить в морду.
Сережа быстрым заячьим движением хлопнул ладонью по стенке шкафа, и у него за спиной тут же возникли братья офицеры, Андрей и Дима. В руках они держали приспособления, повышающие эффективность рукопашного боя.
— Не надо, брат единокровный. А то мы снова будем бить по голове.
23
— Пыль вытирать? — спросил Руслан, оглядывая помещение.
Денис мастеровито запустил окурок в холодное горло камина.
— На столе, пожалуй, вытри, и эти тряпки с кресел сними, а то неуютно.
— Неуютно? А может, камин разожжем? Огонь. Сразу уюту знаешь сколько.
— Не надо. Дым из трубы повалит. Какой-нибудь дурак из охраны обратит внимание, заинтересуется.
— Правильно, Диня, ты молодец, — согласился Руслан и набросился с тряпкой на широкий приземистый стол, стоявший между камином и диваном. Заставив столешницу таинственно сверкать, отразившись на всякий случай в ней, хозяин дачи отправился бродить по первому этажу с тряпкою наизготовку. Он страдал, не умея сообразить, какой из носителей пыли вызовет наибольшее внимание приближающихся к дому женщин. Он передвигал вазочки на каминной полке, растерянно выписывал пыльные каракули на подоконнике, сдирал затхлые чехлы с кресел и, конечно же, не знал, куда их девать.
— Да брось ты, — сказал неподвижный и недостижимо спокойный Денис, — консервный нож лучше принеси. И штопор.
— А, правильно, правильно, сейчас.
Дорога на кухню и обратно заняла у Руслана вряд ли целую секунду.
— Теперь открывай. Сначала консервы мясные, потом рыбные. Понял?
— Это тоже?
— Да хватит с них, еще кормить.
— Ну почему же…
— Стаканы принеси. Какие попроще, а то попадутся психованные, переколошматят все.
— А могут быть психованные? — выпрямился Руслан, приставив к груди штопор.
— Это я так, к слову. На всякий случай.
Руслан вернулся со стаканами. Расставил на столе и опять куда-то заспешил.
— Да все, Руслик, хватит, ничего больше не надо.
— Я в туалет.
Денис встал коленями на сиденье дивана, подбородок положил на спинку и внимательно посмотрел вслед другу.
— Что с тобой? — спросил он участливо, когда друг возвратился.
Руслан молча опустился в кресло и опрокинул лицо в ладони.
— Но, но, ты! — начал возмущенную речь Денис, — обратной дороги нет, место встречи изменить нельзя, понял!
Руслан выпрямился, он был сосредоточен и совершенно спокоен.
— Да, ты прав, у меня был понос, но я тебя не подведу. Только одна просьба.
— Время просьб прошло!
— Маленькая просьба.
— Говори, — подозрительно прищурился Денис.
— Если я останусь сидеть здесь, меня может снова прохватить.
— Откуда ты знаешь?
— Уж знаю.
— Что же делать?
— Ты встретишь их один. Не размахивай руками и не выпучивай глаза. Встретишь и одну из этих… женщин, по твоему усмотрению, направишь вон в ту комнату.
— А ты?
— А я буду сидеть уже там. Наготове.
Денис поскреб подбородок.
— А там у тебя не будет запора?
Руслан серьезно покачал головой.
— Не думаю. Во всяком случае, что бы там со мной ни случилось, я помешаю только себе.
— Спасибо, друг! — Денис повалился на диван и громко захохотал.
24
Стул был старый, расхлябанный, при малейшей попытке пошевелиться он покачивался и скрипел. А пошевелиться Никите хотелось все время. Руки, связанные за спинкой кресла, затекли, спина давно казалась чужой и деревянной.
Комната была ничем не примечательна, обычный среднебюрократический кабинет: вытертый паркет, обшарпанная мебель, настольная лампа с поцарапанным абажуром.
За голым окном невидимая машина, пыхтя и постанывая, загоняла в землю сваи.
Так или иначе, эта комната была попривлекательней той, где ему пришлось сидеть в обнимку с батареей парового отопления. Около получаса находился здесь Никита, разнообразно манипулируя стулом, решительно освободиться он не пытался, потому что в комнате находились Дима и Андрей. Им, видимо, приказано было не спускать с него глаз, и они не спускали. Почти не переговаривались друг с другом и уж, конечно, не отвечали на вопросы прикованного к стулу.
Никите эти строгости, отдающие стилем крутых разборок, казались нелепостью. Он бы вслух посмеялся над ухватками бывших офицериков, когда бы забыл, как безапелляционно они скручивали его в брачной конторе, как транспортировали сюда, воткнув ствол пистолета под ребро. Еще он помнил о том, как их приятели били его по затылку в заброшенном доме.
Всякому бреду приходит конец, даже жизни как таковой. Должно же было чем-то разрешиться скрипучее сидение.
За спиною Никиты открылась дверь.
Офицерики вскочили, их лица сделались еще серьезнее, чем были.
Никита напрягся и всему телу стало от этого больнее.
Дальше произошло странное. Ладонью правой, заведенной за спинку стула, вставленной в кольцо наручника, полубесчувственной руки он почувствовал теплое прикосновение. Затекшая конечность не смогла сразу определить, в чем дело, но потом все же определила — ее пожали.
— Здравствуйте, Никита.
— Здравствуйте, — ответил сидящий, силясь повернуть голову, ибо не привык приветствовать человека, оборотившись к нему затылком.
Вежливый господин, идя навстречу его усилиям, вышел из-за спины и тут же был с облегчением узнан: профессор.
Когда он огибал правое плечо пленника, тот оказался в облаке благородного алкогольного запаха.
— Так, — сказал профессор, усевшись за конторский стол, — что на этот раз?
Никита инстинктивно попытался встать, чтобы сделаться поближе к человеку в очках и подальше от бесчувственных офицеров, но принужден был со стоном опуститься на место.
На лице профессора появилась улыбка, в уголках которой посверкивали бледные хмельные искры. Выше уже много говорилось о длине его лица, улыбка лишь отвратительно ее подчеркнула. Никита подумал, что он, пожалуй, рано обрадовался появлению этого очкастого удава. Да, когда-то он его вылечил, но так и не сказал, для чего.
— Говори же. Я ради тебя оторвался от интересного, приятного дела, а ты сидишь и молчишь. Ты понимаешь, что устроил большой переполох на моей ферме, или фирме, как угодно. Ты повел себя так, как не принято себя вести. Объяснись.
Никита посмотрел на военных братьев.
— Пусть они уйдут.
Профессор поднял брови, потом догнал их очками. Покашлял.
— А почему они должны уйти. Они мои охранники, им я доверяю, тебе — нет.
— Ты какой-то особенно гордый, да? Ладно, я попрошу ребят уйти. Что еще?
— Руки.
— Что руки?
— Не чувствую. И спина. Больно очень.
— Ты хочешь, чтобы мои охранники ушли, а перед этим освободили тебе руки, правильно?
— Правильно, — Никита отвернул взгляд в сторону. Его угнетало ироническое дружелюбие профессора.
— А вдруг ты на меня набросишься? — сладко зевнул всем ртом профессор, рот у него рассекал лицо поперек и очень глубоко, так что возникала мысль — если он откроется слишком широко, верхняя часть головы может завалиться назад. Впрочем, эта мысль целиком на совести того состояния, в котором находился Никита.
— Чего молчишь? Я сказал, что боюсь твоего нападения в отсутствие моих охранников. Нападешь?
— Зачем? — спросил Никита, и спросил так, что профессор после короткого раздумья кивнул офицерам.
— Руки ему освободите, а вот ноги…
— У меня есть специальные такие штуки, — тут же отозвался Дима и достал из кармана куртки другие наручники, неестественно большого размера.
Профессор искренне удивился.
— Это теперь такие делают колодки?
Офицер улыбнулся, понимая, что его предусмотрительность нравится шефу.
— Юаровское изобретение. Со скованными руками эти негритосы бегают не хуже страусов. Со скованными ногами — не могут.
— Ладно, — прервал лекцию профессор, — цепляй и — в коридор.
Никита медленно, как оживающий памятник, привел руки в нормальное положение и «залюбовался» их неестественным цветом.
— Итак, — сказал профессор, рассеянно закуривая, — теперь нет препятствий к тому, чтобы ты мне все рассказал.
— Спрашивайте.
Длиннолицый стряхнул первый пепел.
— Не хочешь, стало быть, по-хорошему.
— Хочу.
Последовала длинная вдумчивая затяжка.
— Сначала я решил, что меня к тебе, то есть тебя ко мне подсаживает ментовка. Потом думал, что ты от кого-то из моих недоброжелателей. Мно-огие люди желают мне недобра, самого разного. Теперь уж я и не знаю, что мне думать. Ведешь ты себя как человек не вполне нормальный, и я до сих пор не могу определить, бояться мне тебя или нет. Пожалуй, ни менты, ни конкуренты к помощи такого тихого идиота, как ты, прибегать бы не стали.
