Данил Корецкий - Когда взорвется газ?
– Какой стратегический? – растерялся Черепахин. – Подъехали, сняли, рассказали о круглой дате, старикана какого-то поспрашивали... И все дела!
– Международный магистральный газовый трубопровод, – разделяя дикторскими паузами слова, отчеканил завотделом. – Вот что это такое!
В голосе чиновника отчетливо слышалось благородное негодование, как будто, выпуская репортаж, он был введен Черепахиным в заблуждение и думал, что показывает газовый стояк многоквартирного дома.
– Ты нас серьезно подставил. У нас большие неприятности. Поэтому запомни: ничего общего у нас нет! Мы тебя забыли, ты нас! Все!
В трубке щелкнуло, и вместо ожидаемых коротких гудков Черепахин слился слухом с полной тишиной, как будто на другом конце провода зияла бескрайняя Черная дыра, уходящая в жуткие ледяные просторы дальнего космоса. И вдруг стервозный, как у исполнительниц отрицательных ролей в старых советских фильмах, истеричный голос прокаркал:
– Гражданин Черепахин, вы опаздываете к следователю! Поторопитесь, иначе мы доставим вас приводом!
* * *Через пятнадцать долгих и нервных минут запыхавшийся Иван Сергеевич входил в запущенное здание городской прокуратуры. Здесь пахло сыростью, пыльными бумагами, чужим горем и страхом. Подавленные люди сидели у высоких, обитых дерматином, дверей, которые, наверное, еще помнили таблички «Оперуполномоченный СМЕРШ Иванов И.И.» Хотя нет, это совсем другое ведомство...
Черепахин вновь сильно озаботился – со свидетелями так строго не разговаривают и приводом не пугают... Он лихорадочно перебирал в голове варианты своих прегрешений и ничего не мог понять. За легкий пересып с ненасытными женами ненасытных чиновников вряд ли будет карать столь серьезный орган. Неоприходованные гонорары за съемки милых семейных торжеств? Ну, так это и не работа, а так, дружеская услуга. У него же частная компания. Не с чего государственной казне клювик помочить. Да и при чем тут прокуратура? Он же не «Останкино»! Этот никчемный репортаж с газовой станции? Чушь какая! Он же не со шпионского спутника снимал газопровод! Кстати, если кому-то нужно, так действительно – из космоса уже давно отсняли во всех подробностях...
В конце коридора, перед высокой дверью с красноречивой цифрой «2» Иван Сергеевич остолбенело замер. Он чувствовал себя двоечником, вызванным к директору школы. Пришлось сделать усилие, чтобы постучаться и перешагнуть стертый другими двоечниками порог.
– Можно? Меня вызывали... И повесткой, и по телефону... Но я ее только получил...
«Черт, почему ты начинаешь с оправданий?» – одернул он сам себя.
– Здравствуйте, господин Черепахин, проходите. Меня зовут Петр Васильевич Крайко, следователь по особо важным делам городской прокуратуры, – представился округлый, склонный к полноте хозяин кабинета. На вид ему было около тридцати.
«Особо важным! – Черепахин втянул голову в плечи. – В чем же я таком особо важном замешан?»
Черепахин не числил себя ни принципиальным правдолюбцем, ни продажным журналистом, ни преступником, ни трусом. На чем основывались его умозаключения, трудно предположить – ни с кем в конфликты не вступал, никто и никогда не пытался его купить, ни с кем не приходилось враждовать, никто не угрожал, на допросы тоже не вызывали, поэтому такое представление основывалось не на реальном фактическом опыте, а на зыбких предположениях.
– Присаживайтесь, – следователь указал Ивану Сергеевичу на простой жесткий стул перед своим массивным полированным столом и по-свойски спросил, будто свидетель преодолел огромное расстояние, а он терпеливо ждал его много дней: – Как добрались?
– Спасибо, хорошо.
– Ну, рассказывайте. – Крайко облокотился сложенными на груди руками о стол и лучезарно посмотрел на Черепахина, как почитатели таланта Петросяна и Степаненко смотрят на своих кумиров.
– О чем? – после короткой паузы задал Иван Сергеевич осторожный вопрос.
– Ай, бросьте, неужели не о чем?
Тон следователя был какой-то игривый, не соответствующий занимаемому положению, да и сам он не походил на серьезного, облеченного властью человека. Губы то и дело расплывались в ухмылочке, зализанная прядь жидких волос на ранней блестящей лысине слегка сбилась, как после танца, который нижняя, не видимая Черепахину, часть туловища еще продолжала выплясывать под столом, так неспокойно он сидел. И вообще, Крайко был похож на развязного конферансье сборного чесового концерта. Хотя солидная должность, мебель, дорогой ноутбук, добротный костюм и аромат хорошего одеколона говорили о другом.
– Конечно не о чем! – как можно тверже сказал Черепахин. – У меня безупречная биография, я никогда не был замешан ни в чем предосудительном...
– В целом, да, биография неплохая, – скосив глаза, следователь отряхнул перхоть сначала с одного, потом с другого плеча. – Хотя претензии к вам имелись...
– Какие претензии?! – даже подскочил Иван Сергеевич, будто из стула выскочила пружина и подбросила его атлетическое тело.
– Например, героизация бандеровщины, – тонко улыбнулся следователь. – Помните такой факт?
Черепахин обмяк.
– Опять про деда Миколу? Ну, написал очерк о сложной человеческой судьбе, что с того? Тем более обстановка-то изменилась, он сейчас ветеран, пенсию хорошую получает...
– Неужели жив курилка?! – искренне изумился Крайко, и лицо его выразило живейшую заинтересованность. – Это сколько ж ему натикало?
– Тридцать шестого года. За семьдесят. Когда я последний раз его видел, был в прекрасной форме: сухой, жилистый, поллитру легко принимает... Самогонку не любит, настоящую заводскую уважает, – продолжил Крайко. – Вы с ним даже подружились, частенько баловали старика горилкой с перцем...
«Откуда он все это знает?» – не на шутку встревожился Черепахин. А вслух сказал:
– Ну и что? Разве это запрещено?
Голос прозвучал неуверенно и напряженно.
– Да нет, конечно, Иван Сергеевич, я к другому... Часто замечал: чем больше у человека испытаний, тем он здоровей. И этот ваш Проховыч тому лишнее подтверждение. Он ведь сколько отсидел?
– Тринадцать лет.
– Вот видите! Да в лесах больше десяти годков – без воды, газа, электричества... НКВД с собаками облавы проводит, если поймают – сразу к стенке поставят, без всяких формальностей... И ничего, выжил, держится огурцом, водочку попивает... Потому что трудности и тело закалили, и нервы укрепили... И дай Бог ему здоровья!
Крайко наклонился вперед и впился в Черепахина многозначительным, высасывающим взглядом.
– А вот взять благополучного современного человека, бизнесмена, руководителя, любителя муз, – и посадить его на нары, на тюремную баланду. Как думаете, сколько выдержит?
Иван Сергеевич пожал плечами.
– Не знаю, я в таких делах не разбираюсь...
Следователь иронично скривил губы.
– А вы бы сколько выдержали?
Сердце опустилось куда-то в область желудка, Черепахин вспотел.
– При чем здесь я? За что меня в тюрьму?
– Иван Сергеевич, ну, теперь, когда мы лучше узнали друг друга, расскажите мне о вашей противоправной деятельности в виде сдачи в аренду двух видеокамер «Sony DSR-PD150P», «камкордеров» или «дивикамов», как вы их называете, – с замечательной улыбкой Бендера-Юрского при разговоре с Корейко-Евстигнеевым попросил Крайко.
– Только, как говорил герой известного фильма, не оскорбляйте мой интеллект увертками и ложью. Деньги, которые вы получали от коллег, они проводили через свою бухгалтерию, а вы – нет. Плюс «левые» съемки, уклонение от уплаты налогов... Ох, как это нехорошо и мелочно. Разве же можно так не любить свою страну?
* * *Потом, в камере, уже без галстука, ремня и шнурков Иван Сергеевич все не мог прийти в себя от виртуозного напора следователя, не дававшего ему ни сосредоточиться, ни попытаться что-либо объяснить, да и что тут объяснять-то: было, конечно, но не в криминальных же масштабах. Да-да, ваша правда, и один проступок уже криминал, так я готов все компенси... Да как же вы не понимаете, гражданин Черепахин, что это не проступок, как вы квалифицируете, а противоправная деятельность, направленная на подрыв благосостояния и обороноспособности нашей державы. Это вам не хулиганство какое-то, поэтому разговаривает с вами не постовой милиционер Тютькин, а следователь по особо важным делам. Вижу, не хотите понимать. Ну так посидите и подумайте!
Бред, да и только! Но ведь он прекрасно подготовился к разговору, даже Проховыча раскопал, а Черепахин уже и фамилию деда Миколы забыл. Зачем так обкладывать мелкого нарушителя? Зачем обволакивать его сетями словоблудия и страха?
И тут Иван Сергеевич вспомнил скомканный конец разговора с киевским теленачальником: «У нас большие неприятности. Мы тебя забыли, ты нас! Все!»
Так, может быть, это и есть отголоски тех неприятностей? Их продолжение? Но зачем задействовать такие силы? Или у тех, кто управляет Черной дырой, меньшего калибра просто нет? Понять происходящее Черепахину пока не было дано. Это уже не бред, это – приглашение в бездну.
