Ось ординат - Алейников Дмитрий Александрович

— Михаил Серафимович? Узнаете? — Славе дали телефон на всякий пожарный случай, но просили без нужды не называть имен. Свое имя он оставил при себе. — У меня возникли некоторые осложнения с вашей биографией. Какого плана? Да ко мне заявились тут мои бывшие однокурсники и пытались линчевать. Они заявили, что я был на их курсе штатным сексотом. Именно так. Да, я сказал им, что учился на заочном, но у них это и было главным аргументом обвинения. Почему? Да никакой логики в этом нет, но морду мне почти набили, и я, честно говоря…

Михаил Серафимович отвечал спокойно, вполне уверенно, как психотерапевт, утешающий разволновавшегося шизофреника, не увязая в подробностях, но цепко хватаясь за ключевые моменты.

— Какого плана осложнения? Они не подозревают, что ваш диплом липовый? Раз считают вас сексотом, значит, у них нет сомнений, что вы и впрямь учились или делали вид, что учились вместе с ними? Выходит, что вас не раскрыли? А насколько близки они были к тому, чтобы набить вашу «морду»? Не имели никаких шансов? Что ж, прекрасно! Я, разумеется, сожалею, что с вами приключилась подобная конфузия, но вынужден отнести это к разряду незначительных побочных эффектов и косвенных ущербов. Подобное детально описано в пятой главе нашего договора.

Слава скрипнул зубами. В самом деле, в их договоре была какая-то дребедень на эту тему. Тогда он не вдавался в тонкости, а старый лысый жук расписал возможные варианты осложнений не столь красочно, как возможности своей непонятной конторы. Ладно, ничего страшного и впрямь не произошло. Вряд ли сегодняшние визитеры заявятся снова. А раз так, то и говорить особенно не о чем. Просто хотелось сорвать на ком-нибудь злость за губу и пиджак.

Наскоро попрощавшись с Михаилом Серафимовичем, Слава набрал другой номер. По этому адресу проживали сразу два зайца, которых можно было убить. То был телефон одного знакомого, который уже третий год не мог найти времени вернуть Славе одолженные на неделю пятьсот долларов. На этого знакомого можно было и покричать всласть, выпуская пар, а заодно, возможно, разжиться какими-то деньгами. Хоть на бензин.

— Привет, Толя! Узнал? Нормально у меня дела. Для полного счастья мне не хватает немного денег. Долларов сто пятьдесят, а еще лучше пятьсот. Что? Я что-то плохо слышу тебя, Толя! Кто-то вклинился в разговор и сказал, что сидит на мели, без копейки денег. Что? Это ты сказал? Нет, серьезно? А что-то я не узнал твоего голоса. Ты не болеешь? Толя, мне до лампады твои проблемы, проверки и прочее. Ты на чем ездишь, Толя? На метро? А я, представь, сегодня ездил на метро. Честное слово. Очень мне нужны деньги, Толя!

Пять минут такого монолога привели Славу в состояние относительного душевного покоя. Из денег он получил только обещания, зато поругался всласть, пригрозив спустить на должника «нехороших людей» и «включить счетчик».

На десерт он позвонил бывшему дружку Вове и попытался одолжить у него пару сотен баксов «до получки». С тем же результатом. Бывший кореш и компаньон Вова отвечал туманно и не по теме.

На этой минорной ноте Слава плотно, хотя и не слишком богато, поужинал и спать лег.

Губа припухла даже больше, чем Слава опасался. Он поджимал ее, как мог, и пока не раскрывал рта, кое-как прятал ноющий комок от посторонних глаз, но стоило ему заговорить, как уродливая шишка выскакивала наружу, мешая выговаривать слова и невольно отвлекая на себя внимание собеседника.

Большой босс демонстративно подался вперед, как бы стараясь разглядеть повреждение в подробностях: дал понять, что хочет, чтобы его новый подчиненный знал, что он, босс, заметил синяк и не одобрил.

Новые подчиненные реагировали с разной степенью артистизма, но все сначала воззревались на изуродованную начальственную губу, а затем торопливо отводили взгляд.

Начальник службы безопасности вроде не обратил внимания, но позже Слава заметил, как отставной комитетчик исподтишка изучает его при помощи большого зеркала, установленного в демонстрационном зале.

Единственным человеком, который не прятал глаз, но и не проявлял явного интереса к потрепанному лицу Вячеслава Николаевича, оказалась секретарь-референт Алиса. Она как ни в чем не бывало поздоровалась с ним, доложила о составленном распорядке дня, подготовленных документах и распоряжении генерального директора. Затем выслушала указания и удалилась к своему рабочему месту. Признаться, Слава не сразу оценил ее такт, потому как все познается в сравнении, и лишь к обеду, пообщавшись с десятком сослуживцев разного ранга, он прочувствовал контраст в отношении к своей беде.

И не успел Слава набраться духу поблагодарить Алису за… вот за что благодарить, Слава не мог сформулировать, и в этом состояла главная загвоздка. Но, в общем, поблагодарить он не успел, а Алиса снова пришла ему на выручку.

— Вячеслав Николаевич, — чуть слышно сказала она, как бы склоняясь над разложенными на его столе документами, — у вас лацкан пиджака порван.

И движением брови уточнила: правый.

Слава скосил глаза на свою грудь. Не сказать, что на шее у него висел вырванный с мясом клок ткани. Просто лацкан как-то странно и упрямо топорщился, не желая лежать так, как Слава его старательно заглаживал фирменным утюгом с отпаривателем и супер-пупер покрытием поверхности. Сейчас, едва взглянув на лацкан, Слава тоже сообразил, в чем дело, но что делать дальше, он не сообразил, а потому застыл в нелепой позе со склоненной головой и скошенными глазами.

Алиса бросила взгляд по сторонам, взяла со стола маленький степлер, завела его под лацкан и, примерившись, глухо щелкнула нехитрым механизмом.

— Вот так лучше, — кивнула она, с удовлетворением оглядывая результат. — Но нужно зашить. Вы пока снимите пиджак, здесь довольно тепло, а переговоров у вас на вторую половину дня не значится. Вечером нужно аккуратно зашить. Жалко такой костюм. У вас есть, кому зашить?

За этим вопросом, заданным самым будничным тоном последовал столь долгий и пристальный взгляд, что подтекст понял бы любой остолоп. А разве Слава был остолопом? Нет, не был. И зашить пиджак некому. Только Слава ответил не вдруг, потому что прикинул в мозгу: зашивание пиджака чревато не только приятным вечером, но и материальными затратами на ликер и закуску, которых его натянутый бюджет не выдержит. Кроме того, Слава подумал о возможных служебных осложнениях. Где-то он слышал, что служебные романы не в почете.

Пока Слава прикидывал, что к чему, Алиса в третий раз подряд пришла на выручку:

— Только у тебя, наверное, из инструмента ничего, кроме сапожной иглы? — сказала она задумчиво. — Я предлагаю заскочить ко мне. Тем более что живу я тут неподалеку. Я подвезу, но придется вам возвращаться потом за своей машиной.

— Я сегодня пеший, — просиял Слава. И тотчас соврал, чтобы не ронять своего реноме в глазах девушки, а заодно девушки-подчиненной. — Расколол тут кожух коробки передач…

— Бордюрный камень? — девушка-то оказалась не из «чайников».

— Да нет, — покачал головой Слава, сожалея, что вынужден углубляться в подробности этой байки, — столбик. Такой металлический столбик, знаешь, ставят у въезда во дворы. Кто-то, видать, налетел уже и погнул его, а я не заметил в темноте и днищем… — он сделал досадливый жест, символизируя тяжесть своей планиды.

— Понятно, — выразила краткое сочувствие мисс секретарь-референт и деловито подвела итог. — Тогда за вами что-нибудь… скажем, ирландский ликер. Стартуем в семь.

Улыбнувшись странной улыбкой, Алиса изящно подхватила со стола папки с документами и удалилась в направлении бухгалтерии.

Слава прикинул, что на ликер у него, пожалуй, хватит. Но что делать дальше? Давненько он не сидел на мели и с удивлением обнаружил, что в относительно зрелом возрасте это состояние тяготит куда больше, чем в юности. Черт бы побрал всех Толиков, Саш, Миш и Вась, которым он несколько лет без устали и особой щепетильности предоставлял кредиты, давал в долг и просто выручал на неопределенных условиях!