Ось ординат - Алейников Дмитрий Александрович

— Это ведь ты, дружок, а? — «сокурсник» ткнул пальцем в Славину фотографию.

— Ну, я.

— Как же ты тут оказался, парень? Ты ведь сам говоришь, что заочник?

Ответ на этот вопрос у Славы имелся.

— Я попросил вашего фотографа сделать мне такое фото. Ну, на память. А то что ж, учился, учился, а на память только диплом…

— Как звали фотографа? — быстро спросил въедливый сокурсник.

— Ну, ты спросил! Я фамилию декана не помню! Хотя постой-ка… — Слава сделал сосредоточенное лицо. И на этот вопрос он нашел ответ в своей «краткой биографии», но слету отвечать на подобные вопросы? Это было подозрительно. Нормальный человек таких вещей не помнит. — Кажется, звали его Рома. Рома?

— Рома, Рома, — недовольно подтвердил «сокурсник». — А ты объясни мне, почему на одних фотографиях ты есть, а на других нет? Вот на моей выпускной твоя физиономия отсутствует.

— Понятия не имею.

— И на экзаменах я тебя что-то не вспомню, — добавил второй гость, до этого хранивший сосредоточенное молчание.

— Я тебя тоже не помню, — огрызнулся Слава. — Что ж теперь, заставить тебя матанализ пересдавать?

— А откуда ты знаешь про матанализ? — взвился тот.

— Как откуда? — опешил Слава. — Я ж тоже… вроде как сдавал его.

— Не крути! Откуда ты знаешь, что я его пересдавал три раза?

— Да я и не знаю, что ты его пересдавал! — Слава оправился от первого испуга и начал уже сердиться. — Я даже не знаю, кто ты такой! Откуда мне знать, что ты такой тупой! И уж если ты по сто раз один предмет пересдаешь, то тебе не до заочников вокруг!

— Это я тупой?! — жертва высшей математики отпустил слепого и протянул руки к Славиной груди, прямо к дорогим обшлагам.

— Какого хрена! — Слава отбросил эти руки. — Что вам вообще надо?!

— Сейчас я объясню, — сказал первый «сокурсник» мягко сдерживая порыв товарища. — Пока мы учились, нас кто-то регулярно закладывал. Стучал, проще говоря. И полгруппы у нас перетаскали к особисту для дачи объяснений, — он выговаривал слова медленно, и пока говорил, буравил взглядом Славино лицо, пытаясь уловить какие-нибудь признаки испуга, растерянности, беспокойства. — И мы никак не могли понять, чья это работа. Очень чисто, гад, стучал. Только вроде вычислим одного, как получается, что тот никак не может стучать. Потом думали на другого, и тоже зря. По несколько раз подозревали людей…

— И что? — Слава криво усмехнулся. — Я-то тут при чем?

— А вот ты и объясни мне, заочник, при чем ты тут? Мы поговорили с двумя профессорами. Они тебя не помнят.

— А многих они вообще помнят?

— Многих. А тебя — нет. Но дело не в этом. Пока не могу объяснить, но очень советую тебе самому признаться, в чем тут дело.

— Какое еще дело? Какого хрена! — Слава попытался пройти к своей двери, но ему преградили путь, а прорываться было рискованно из-за костюма.

— С Ромой, говоришь, договорился? — ехидно переспросил слепой.

— А что?

— А то, — сурово сказал математический идиот. — Рома, как оказалось, на особиста и работал. Старшим дятлом. И собирал доносы с мелкой шушары вроде тебя.

— Все сказал? — Слава ощетинился, пригнул голову. Дело все равно пахло дракой, так какой смысл спускать этим психам оскорбления? Они, кстати, не шибко широки в плечах, эти бывшие студенты, и вряд ли проходили такую выучку, какую прошел бывший морской пехотинец Вячеслав. Жалко костюм, до слез жалко, но что ж делать?

Он уже готов был вдарить, когда слепой вдруг поднял руку и протянул довольно точно к Славиному носу.

Слава растерялся. В жесте этом не было враждебности, а ведь для слепых ощупать лицо человека — то же самое, что для зрячих взглянуть на него. Ударить калеку? Не ударить калеку?

Пока зрело решение, средний палец осторожно коснулся кончика носа, задержавшись на секунду, скользнул вверх по переносице. Указательный и безымянный пальцы двинулись параллельным курсом, довольно точно предугадывая рельеф поверхности. Тактично исследовав лоб и брови, рука двинулась вниз, изучая щеки, рот, подбородок.

Никто из стоявших на площадке не шелохнулся, пока слепой «знакомился» с обвиняемым. Слава бдительно следил за незваными гостями, чтобы не оказаться застигнутым врасплох, а те зачарованно наблюдали за своим товарищем, словно он был могущественным волхвом, способным кончиками пальцев собрать из пор кожи правду о его прошлом, настоящем и будущем.

Наконец, рука опустилась в полной тишине.

— Ну, что? — вкрадчиво спросил первый «сокурсник».

Слепой покачал головой:

— Не знаю.

Судя по всему, слепой был последним свидетелем обвинения, и по тому, как он облажался, можно было считать дело закрытым за недоказанностью. Именно такой вывод и сделал Слава.

— Ну пока, ребята.

Он отстранил «сокурсника» и двинулся к двери своей квартиры, но тут парень, которому еще в молодости не давалась математика, схватил его за рукав.

— А ну стой!

Терпение у Славы лопнуло. Он оттолкнул нападавшего, изящно подсекая его ногу. Несчастный грубиян неминуемо упал бы, не окажись за его спиной слепой товарищ. Устояв, жертва матанализа кинулся на Славу, норовя схватить его за горло. Схватился он, к собственному удивлению, за батарею отопления, куда переадресовал его порыв Слава.

Расправляясь с одним «однокашником», Слава упустил из виду другого, который ухватился за его ворот и попытался, подпрыгнув, ударить лбом в лицо. Подловатый такой прием, но популярный в народе. Слава почти увернулся от этого удара, ребром ладони врезав противнику по шее, и высокий лоб с высшим образованием лишь скользнул по губе.

Бывшие студенты не собирались сдаваться и, перестроив свои ряды на тесной площадке, изготовились для новой атаки. Даже слепой сосредоточенно вытянул шею, вслушиваясь в звуки боя, словно собирался ударить пару раз на звук.

Слава не сомневался, что отделает всю компанию, но костюм! Задача усложнялась необходимостью спасти одежду. Он даже поднял руку, собираясь предложить джентльменское соглашение: мол, дайте ребята только переодеться в домашнее, мятое, а потом уж делайте, что хотите. Вернее, попытайтесь сделать что-нибудь.

Итак, Слава поднял руку в стиле индейского вождя, берущего слово перед соплеменниками, когда дверь соседней квартиры распахнулась, и оттуда вышел Кинг-Конг. Конечно, не та обезьяна из американского фильма, а Володя Пустелин, сосед Славы. Имя сказочного чудовища дали Володе невежливые дворовые дети за неприлично высокий рост, широченные плечи, пятьдесят восьмой номер обуви, подбородок, размером с учебник, ну и так, за общий «кинг-конговый» облик.

Володя хмуро окинул обладателей настоящего высшего образования тяжелым похмельным взглядом и без лишних вопросов и приветствий двинулся на них, ступая тяжело и весомо, попутно засучивая рукава потрепанной водолазки.

Умники, не уделявшие пристального внимания физкультуре, попятились и позорно бросились наутек по лестнице, толкаясь и вытирая рукавами побелку со стен. Они даже бросили своего слепого друга, который остался стоять, растерянно вращая головой, как забытый локатор какой-нибудь расформированной воинской части.

Володя молча сориентировал этот локатор относительно лифта, нажал кнопку и легонько хлопнул ему по плечу.

— Чего тут стряслось-то? — спросил Кинг-Конг вполне дружелюбно, повернувшись к Славе.

— Обознались, — уклончиво ответил Слава. — Играли в сыщиков и доигрались до белой горячки.

— И тот, слепой?

— Ну! Слепой у них за главного свидетеля.

Оказавшись в квартире, Слава первым делом осмотрел пиджак. Немного помят рукав и лацкан, но это поправимо. Несколько хуже с губой. К завтрашнему дню она непременно припухнет, и это может вызвать удивление у руководства. Хотя, может, и черт с ним, с этой фирмой? Если за ним выстраиваются в очередь, то чего трястись за это место? С его новой биографией найти другую должность не проблема.

Кстати, о биографии и ее составителях!

Слава набрал номер.