Анатолий Афанасьев - Анатолий Афанасьев Реквием по братве
— Мы не так дружны с ним, — сказала Таина, — чтобы откровенничать. Чисто литературное знакомство. Но мне кажется, на него на самого наехали и чего-то требуют.
— Кто наехал?
— Наверное, очень плохие люди, раз он так испугался.
— Испугался?
— Конечно, он это сделал со страху. Что еще может подтолкнуть влюбленного молодого человека на такой поступок?
— Он влюблен?
— Люсечка, ты же сама все прекрасно понимаешь. Он от тебя совершенно обалдел.
В задумчивости поглаживая колено Кныша, Люсьен Ивановна мечтательно заулыбалась.
— Действительно, мне казалось, между нами есть какая-то духовная близость. Он мне, в сущности, как младший брат… Но неужто несчастный воришка не понимает, что не сможет долго скрываться? Муж его найдет. Он уже поднял на ноги всех своих друзей из органов. Ты ведь представляешь, Тина, какие у него связи?
— Его-то найдут, но живого или мертвого? И будут ли при нем бумаги — вот в чем вопрос.
— Типун тебе на язык, дорогая… А что вы думаете по этому поводу, Володя?
Кныш снял с колена шаловливую ручонку, поцеловал и положил рядом с пепельницей.
— Меня Таисья попросила поучаствовать, но на самом деле я в ваших бандитских делах — ни бум-бум.
— А с Александром вы знакомы?
Кныш ответил так, как научила Таина:
— Шапочно. Талантливый мальчонка, ничего не скажешь. Но я таких не люблю.
— Почему?
— Им слишком легко все дается. Женщины, деньги — все к их услугам. Гений! А вот ты попробуй добиться чего-нибудь собственным трудом, тогда увидим, что ты за человек и какая тебе цена.
В этот момент в гостиную ворвался запыхавшийся Иноземцев. В распахнутой лыжной куртке, тучный, с распаренным, как после бани, розовым лицом. Казалось, никого не увидел, кроме Таины. К ней кинулся.
— Ну, что?! Говорите, Таина Михайловна. Я слушаю.
Кныш поразился выражению ее лица: холодок презрения будто окутал ее щеки нежным румянцем, она не собиралась скрывать своего отношения к государственному борову. Больно кольнуло сердце. Где-то совсем рядом маячила беда, которую он не сумеет отвести. Никто не сможет спасти заигравшуюся, сумасшедшую рыжую принцессу.
— У вас какие-то неприятности, Федор Герасимович? — спросила Таина. — Вы даже не поздоровались.
Иноземцев тряхнул башкой, будто отгоняя слепня.
— Извините, господа, я действительно немного того… То да се… Того гляди, кондрашка схватит. Да-с.
— Может быть, пропустишь глоточек? — предложила Люсьен Ивановна с каким-то неловким смешком. Но Федор Герасимович уже исчерпал ресурсы светского поведения. Опять уставился на Таину, буравил ее маленькими глазками из-под лохматых, а-ля Брежнев, бровей.
— Таина Михайловна, могу я с вами побеседовать тет-а-тет, по-русски говоря?
— Нет проблем, — Таина поднялась. — В сущности, я ведь для того и приехала. Люсечка, пойдем с нами.
Люсьен Ивановна вроде потянулась, но супруг так на нее глянул, что злосчастная покровительница молодых дарований со вздохом повалилась обратно в кресло.
— Идите, мы уж тут с Володей поскучаем.
В кабинете, бросив куртку на стул, Иноземцев развернулся громоздким туловищем, чуть ли не прорычал:
— Кто он такой? Что ему нужно?!
Таина, не отвечая, прошагала к сейфу. С любопытством заглянула в мерцающие хрустальные глаза.
— Такого красавца взломали? Надо же! Специалисты.
Федор Герасимович начал закипать. Он эту рыжую шлюшку с телевидения видел иногда в компании жены, не остался равнодушен к ее женским прелестям, но не подозревал, что она такая наглая. Хотя чего там, на телевидении других не держат. Наглость — как фирменный знак. Профессиональное отличие. Но пора ее осадить.
— Таина Михайловна, хочу вас предупредить, если вы играете с этим подонком в одной команде…
— Разве похоже?
— Очень, знаете ли, очень похоже.
— И что тогда будет?
Ошарашенный Федор Герасимович наткнулся на сочувственно-презрительную гримаску, точно такую же, какая появлялась у Люсьен Ивановны, когда он примерно раз в месяц напивался до потери пульса, снимал стресс. Самое ужасное, подлая девка имела основания так ухмыляться. Пока взрывные бумаги к-нему не вернулись и находятся в неизвестно чьих руках, он бессилен что-либо предпринять. Ну ничего, зато потом… Взяв себя в руки, любезно пригласил присесть.
— Прошу вас, Таина Михайловна. Давайте не будем нервничать.
Рыжая профурсетка благосклонно кивнула, опустилась в кресло, скрестила ноги, достала из яркой пачки длинную сигарету, прикурила и выпустила дым ему в нос.
— Так что вы хотели узнать, уважаемый Федор Герасимович?
— Чего требует этот негодяй?
— Он не негодяй, такой же человек, как мы с вами. Самый натуральный рыночник. Разумеется, пониже рангом.
Иноземцев проглотил и это.
— Сколько ему нужно?
— Три миллиона, — просто ответила Таина.
— Три миллиона — чего?
Таина улыбалась, но глаза оставались ледяными.
— Я сама решила, что ослышалась. Три миллиона долларов. Он сказал, там целая организация. Меньше ему не позволят взять. Придется со многими делиться. Все же знают, что вы, Федор Герасимович, человек далеко не бедный. Пятый год у корыта.
Иноземцев выдержал удар молодецки.
— Какие у меня могут быть гарантии, что они не сделали копии?
— Верно, — согласилась Таина. — Гарантий нет никаких. Копии они наверняка сделали, это же серьезные люди. Им надо подстраховаться. Но это не страшно.
— Что значит — не страшно?
— Копии в суде не имеют силы улики.
— Милая дама, — у Иноземцева задергалось левое веко, и он прижал его ладонью. — Какие суды? Кто в наше время боится судов? Достаточно переслать эти бумаги по двум-трем адресам…
— Нет, — перебила Таина. — На это они не пойдут.
— Почему вы так уверены?
— Как я поняла, лично вам они не желают зла. Напротив, рассчитывают на взаимовыгодное сотрудничество в будущем. Сейчас им нужны только деньги.
— Три миллиона?
— Ничего не поделаешь, такса.
— Небось, наличными?
— Нет, они дадут номер счета, куда перевести.
— В какой стране?
— Пока не сказали.
— Как же так получается, — Федор Герасимович изобразил удивление, хотя больше всего на свете ему хотелось сделать что-нибудь такое, чтобы красивая стервочка завопила от боли. Но он не мог себе этого позволить, и не только из-за непредсказуемости последствий. Сумрачное мерцание ее глаз парализовало его волю. Может быть, впервые в жизни он, старый ходок, в конце концов, второе лицо в государстве российском, постыдно, по-мальчишески робел перед женщиной. Странно, но это было именно так. Он почти не сомневался, что она никакой не посредник, а одна из действующих лиц драмы. Не исключено, что главное действующее лицо. Поэтому с ней нужно было быть особенно осмотрительным и все расчеты перенести на тот момент, когда документы окажутся в сейфе.
— Получается игра в одни ворота. Выходит, я отправлю деньги и буду ждать, соизволят ли ваши знакомые сдержать свое слово. Как-то несерьезно.
— Они не мои знакомые, — поправила Таина. — Но вы правы, Федор Герасимович. Я тоже заметила эту шероховатость. И указала на это другу вашей семьи.
— И что же он?
— А что он? От него ничего не зависит. Условия диктуют другие. Он просто исполнитель.
— Кстати, — Федор Герасимович прикрыл ладонью правое веко, которое тоже задергалось. — Откуда он вам звонил?
— Какое это имеет значение? Мальчик — обыкновенная пешка, мавр. Документы давно от него уплыли.
— Вы так думаете?
— Он сам сказал… Федор Герасимович, а какой вариант предлагаете вы?
— Нормальный. Деньги против бумаг. Обмен.
— Не смешите меня, — изящным жестом Таина раздавила окурок в пепельнице. — Почему бы сразу не послать преступникам повестку в прокуратуру? Вместе со взводом ОМОНа.
— Вы понимаете, что такое три миллиона долларов?
— Не мелочитесь, Федор Герасимович. Вам ли считать копейки? Репутация дороже.
Иноземцев чувствовал себя совершенно опустошенным, словно его измолотили дубьем. В кишках беспрерывно лопались пузырьки, и за веками не уследить: складывалось мерзкое ощущение, что он озорно подмигивает собеседнице то одним, то другим глазом. Да уж, выдался денек!
— Если, допустим, я откажусь платить, что они, по-вашему, предпримут?
— Я бы не рисковала, Федор Герасимович. Если замахнулись на такого могущественного человека, значит, отморозки, беспределыцики. Пойдут до конца.
— Вы знаете, что в этих бумагах?
Таина потянулась в кресле, как сытая кошка, демонстрируя его удрученному взору, как сладко дышит горячая девичья грудь.
— Дорогой Федор Герасимович, вы напрасно подозреваете меня Бог весть в чем. Я замешана в эту историю случайно и поражена не меньше вашего. Очень жаль нашу милую, простодушную Люсечку. Ее вина только в том, что у нее доверчивое сердце. Вы уж не ругайте ее. Она так переживает, больно смотреть.
