Аманда Линд - Один коп, одна рука, один сын
Фрэнси услышала полицейские сирены. Люди, толпившиеся вокруг, звонили по телефону, снимали на видеокамеры. Два добермана, хозяин которых не мог ни остановить их, ни удержать, тоже бросились в драку.
Фрэнси потеряла контроль над происходящим. Она уже не руководила операцией, а просто участвовала в драке, ставшей для многих возможностью полностью слететь с катушек.
Она свистнула. Показалась голова Крошки Мари, голова Эрьяна. Голова Лизы? Нет, это кто-то другой. Джим. Где Бенни? Не видно. А вот и полиция. Фрэнси обтерла нож о свитер, бросила его и со всех ног кинулась к своему «мерседесу», нырнула внутрь. Выскочив по маленьким улочкам на набережную Кунгсхольмена, она уже на нормальной скорости поехала прочь от своей неудачи.
— Полиция забрала человек двадцать, — рассказывала Лиза, сидя на табуретке в ванной комнате. Фрэнси, покрытая синяками и порезами, отмокала в ванной. — Еще взяли Бенни, одним из первых, так что в ближайшие несколько лет мы его не увидим.
— Да, его я не смогу вытащить, — кивнула Фрэнси. — Невозможно, даже Грёнлунд не сможет… Ай!
Плечо, рана на котором оказалась глубже, чем она думала, пронзила сильная боль. Надо ехать в больницу, но придется ждать, пока уляжется буря новостей о побоище.
Фрэнси прекрасно понимала, что в стокгольмских газетах об этом будут трещать несколько дней. К тому же, один из них уже лежит в больничке. Крошка Мари. Эрьян спас ее в последний момент, после уже явно лишнего удара головой о фонарный столб. Она не приходила в себя больше часа. Врачи говорят, что у нее тяжелое сотрясение мозга. К новому бою она будет готова только через пару дней.
— Ты отогнала машину с тем парнем в багажнике? — спросила Фрэнси, сев и скривившись от боли.
— Да-да, — успокоила ее Лиза. — Он в казино. Вигго привез туда еще одного паренька, похоже, это тот, с кем тусуется твоя мать.
— Тусуется?
— Ну, да, ужинает с ним время от времени. Больше я ничего не знаю, но Вигго считает его мутным типом. Может быть, Зак…
— Я бы ничему не удивилась, он такой подонок. Дети-боевики. А потом он попытается подослать кого-нибудь пообжиматься с моей матерью.
— Насчет обжиманий Вигго ничего не говорил.
— Я сама не верю, что мать смогла бы так поступить с папой.
— Может, они просто друзья?
— Да… Дай мне полотенце.
Фрэнси встала, и Лиза помогла ей вытереться. На теле не было живого места. Лизе тоже досталось, но все же не так сильно.
В халате и тапочках она отправилась на кухню, чтобы что-нибудь съесть, Лиза пошла за ней.
Открыв холодильник, Фрэнси обнаружила, что он до отказа забит едой, которую купил Иене. Аппетита у нее не было, но, зная, что Лиза обожает горячий шоколад, она достала литровый пакет шоколадного молока, подогрела и, полив взбитыми сливками из баллончика, угостила Лизу Сама просто попила воды из-под крана и начала поиски.
— Помоги мне, — сказала она.
— Что ты ищешь? — удивилась Лиза.
— Субботние конфеты Адриана. Я велела Пенсу спрятать их подальше, чтобы я их не съела. Адриан-то к ним спокойно относится.
— Нельзя же воровать конфеты у собственного сына!
— Я куплю ему еще.
— Откуда ты знаешь, что они спрятаны на кухне?
— Здесь у меня нет камеры наблюдения.
— A-а… а где он, кстати?
— Кто?
— Адриан.
— Спит. Два часа ночи.
На лице Лизы читалось удивление. Она была полным профаном в том, что касалось детей.
— Не заморачивайся, — успокоила ее Фрэнси, — просто помоги мне их найти.
Поиски заняли не менее четверти часа, и наконец Фрэнси нашла целый пакет конфет в глиняной банке, спрятанной в шкафчик для вещей, «которые уже никогда не понадобятся».
Пошли в гостиную, рухнули на диван и стали есть конфеты под выпуск новостей, где был сюжет и про побоище на Фридхемсплане. Полиция не имела ни малейшего понятия, кто его устроил.
— В воскресенье мы крестим Бэлль, — поведала Фрэнси и проглотила мармеладную конфету — грустную синюю рыбку. — В три часа в церкви в Блидэ. Приедешь?
— Конечно, — ответила Лиза, — Йенс мне звонил, чтобы напомнить.
— A-а… Он молодец.
— К тому же симпатичный.
— Об этом я не думала. Устала от мужиков.
И тут ее накрыла дикая тоска. Со словами «Где комната для гостей, ты знаешь» она оставила Лизу с конфетами и телевизором в гостиной. Пошла в комнату к сладко спавшей Бэлль и улеглась калачиком на полу рядом с колыбелью. Она лежала там без подушки и одеяла и тряслась от тихого плача. Когда подступал крик, кусала себя за большой палец. Ей так его не хватало, так безумно не хватало его глаз, губ, кожи, волос, рук, его улыбки, походки, манеры стоять, слов, которые он ей говорил, знания, что они так хорошо понимают друг друга, что и слов часто было не нужно.
Так пролежала она целую ночь, выброшенная в одиночество, словно ребенок после аборта. Какой же она ужасный человек! Недостойный. Недостойна быть матерью своим детям, недостойна своей власти, своих денег. Сегодняшняя драка, вылившаяся бог знает во что, была прямым доказательством того, что она никудышный руководитель. Нельзя было позволять, чтобы все зашло так далеко. Надо было все прекратить и убраться оттуда, как только появились какие-то левые люди.
И конечно, в том, что сделал Пер, была и ее вина. Крах и раскол, которые привели к супружеской измене. Это она ему отказывала. Она воспринимала его как нечто, данное ей раз и навсегда. Столько раз унижала его, не ценила то, что он для них делал.
Кроме того, она перестала быть привлекательной, утратила женские формы и мягкость: кожа да кости, накачанные мышцы. Ничего удивительного, что он положил глаз на другую, которая вдобавок обращалась с ним уважительно и дружелюбно.
Хочу. Вернуть. Его. Себе.
А это жуткое электронное письмо насчет крестин, которое она отправила ему накануне! Почему она не взяла себя в руки, не одумалась?
Фрэнси пошла за бутылкой вина, взяла три таблетки снотворного, подушку и одеяло, запила таблетки вином и вскоре вместе со сном пришли покой и прощение.
16
Двое неспящих
— За последние годы я немного отстал, — сказал Эрьян, листая тоненькую книжку стихов Виславы Шимборской. — Раньше всегда успевал прочесть как минимум два произведения каждого нобелевского лауреата по литературе, прежде чем вручат премию следующему. Но сейчас все время что-то мешает. Хотя я, собственно, даже не знаю, что именно. Ведь я даже не успел завести семью, а времени все равно нет, если ты понимаешь, о чем я.
— Прекрасно понимаю, — согласилась Фрэнси, сидя с другой стороны от больничной койки, на которой лежала Крошка Мари. — Сама я только газеты читаю, но мало что запоминаю из прочитанного.
— Взрослая жизнь. Это как колесо для белки. Работаешь, чтобы было время отдохнуть, но когда этот момент наступает, то ты уже так заведен, что не можешь расслабиться.
— Мой сын Адриан говорит, что не видит смысла становиться взрослым.
— Умный мальчик. Сколько ему?
— Девять.
— Хороший возраст.
— Да.
— Я бы хотел, чтобы у меня было двое пострелят, но не думаю, что…
Он кивнул в сторону Крошки Мари, которая в тот момент не выглядела особо чадолюбивой. Она лежала пластом и слегка похрапывала.
— Даже не вздумай заговарить с ней об этом, — посоветовала Фрэнси, зная, как болезненно реагировала ее подруга на разговоры о детях.
Эрьян, похоже, расстроился. Ему было чуть за сорок, как и Крошке Мари, и, хотя в его организме еще не тикали биологические часы, ему все же не мешало бы поторопиться, чтобы отец его детей не был слишком стар.
— Возможно, она согласится на усыновление, — сказала Фрэнси, надеясь, что это слегка подсластит пилюлю.
— Это не одно и то же, — возразил Эрьян и отложил книгу. — Ничто не сравнится с родным ребенком: ни подопечный, ни приемный, ни пасынок или падчерица… и все такое прочее…
— Я думаю, что…
— Они просто себя убеждают. Родители. Пытаются убедить себя, что это то же самое, что плоть от плоти. Я в это не верю. Мне нужен свой. Как твоя малышка.
Он развел руками в воздухе. Пятьдесят сантиметров. Весит как три пакета молока. Да, он хотел, чтобы было именно так. Неважно, мальчик или девочка, лишь бы его родной комочек.
— Может быть, мне удастся ее уговорить, — сказал он и умоляюще взглянул на Фрэнси.
Было очевидно, что он не в курсе, что матка Крошки Мари не может выносить ребенка.
Фрэнси пожала плечами. Подумала, пусть сами разбираются. Конечно, это ее расстроило, ведь Крошка Мари в последнее время так счастлива, полна надежд, не одинока.
— Ох-ох…
Это был вклад Крошки Мари в их беседу. Она напоминала мумию, которую распеленали, но только до половины: нога, рука, половина тела и голова целиком забинтованы. Горстка сопляков, даже не имевших никакого отношения к тем парням из бильярдной, решили доказать ей, что женщины даже в исключительных случаях не могут драться наравне с мужиками. Поначалу она неплохо с ними справлялась, но, когда число кулаков превысило десять, она уже не могла себя защитить. У нее отобрали оружие, били ногами в грудь и между ног, давая понять, что никто не собирается обращаться с ней мягче только на том основании, что она женщина.
