Любовь по контракту, или Игра ума - Тихонова Карина
Я пошел в кухонный отсек, поставил чайник и сел за высокую барную стойку, молча глядя на сына. Господи, как мало нужно для счастья в этом возрасте!
– Па, звонила мать, – сказал он вдруг, помрачнев.
– Чего хотела?
– Возмущалась, почему тебя дома нет. Говорит, что ты обещал в семь у телефона сидеть.
Я стиснул зубы и вынудил себя сдержаться. Настроение было поганое, и я вполне мог ляпнуть лишнее. Конечно! Именно сегодня Алла решила мимоходом устроить мне головомойку. И это после того, как целую неделю я сидел у аппарата, ожидая ее руководящего звонка!
Я окинул кухню полубезумным взглядом, выискивая, к чему бы придраться.
– Когда ты научишься мыть за собой посуду? – набросился я на Дэна.
– Так я утром не успел!..
– А вечером?
– Я только перед тобой пришел!
– Надо успевать! – завелся я, как мотоцикл.
– Па, ты с ней поссорился? – спросил вдруг сын.
– С кем? С Аленой? – удивился я.
– Да нет! Я не про мать!..
Он со значением посмотрел на меня. Значительные взгляды меня сегодня просто достали.
– Это тебя не касается!
– А что меня касается? – тихо спросил Дэн. – Приходите с матерью злые, как собаки. Поругаетесь со своими разлюбезными, а зло на меня срываете. Я, что, для этого родился? Лучше бы не рождался!
Он развернулся и ушел в библиотеку. У меня на душе стало совсем гадко. Действительно, нервы ни к черту, а виноват во всем сын. Надо следить за собой, в конце концов. Ребенок не виноват в том, что я сейчас пожинал плоды собственной неосмотрительности.
Чайник щелкнул и отключился. Я оглянулся на него, подумал и пошел в библиотеку. Подлизываться.
– Можно?
– Нельзя.
Я сунул голову в дверь. Дэн сидел на диване и делал вид, что читает учебник. Я вошел и застыл на пороге. В последнее время я постоянно просил у него прощения. Наверное, ребенку это надоело.
– Дэн, извини меня, – сказал я привычно.
Он молчал и мрачно сопел.
– У меня нет сил, тебя уговаривать, – устало сказал я. – Просто имей в виду, что я извинился.
Вышел из библиотеки и побрел на кухню. Засучив рукава, перемыл посуду, налил себе чаю и включил телевизор. Двое солидных дяденек что-то бубнили с серьезным выражением на лицах. Я не слушал, о чем идет речь. Мне просто был нужен звуковой фон.
Дэн выполз из библиотеки и пришел ко мне. Я знал и любил эту черту его натуры: незлобивость. Интересно, от кого он ее унаследовал? И я, и его мать – весьма злопамятные люди.
– Ты чего, посуду помыл уже? – спросил он.
– Как видишь.
– Тогда завтра моя очередь. Ладно?
– Ладно. Чаю хочешь?
– Наливай.
– Сам наливай. Я устал.
Он не стал ломаться, вытащил чашку и налил в нее кипяток. Потом достал банку растворимого кофе.
– Па, а сахар у нас есть?
Я молча встал и достал сахарницу из висячего шкафчика. Дэн был способен прожить в доме всю жизнь и не запомнить, где что лежит.
– Я положу две ложки? – спросил он у меня.
– Да на здоровье!
Он плюхнул пару чайных ложек сахара в чашку и начал помешивать, выжидательно глядя на меня.
– Па, она молодая?
– Молодая, – ответил я покорно.
– Она что-то не так сделала?
– Ну, можно и так сказать...
– Тогда ты должен ее простить и объяснить ей, что она не права. Ты же старше.
Я рассмеялся. Дэн обиделся:
– Что смешного? Я как лучше хотел...
Я протянул руку через стол и взъерошил его волосы. Дэн отдернул голову и отхлебнул кофе.
– Па, а ты меня с ней познакомишь?
– Не знаю, нужно ли, – сказал я осторожно.
– В каком смысле?
Я вздохнул. Обсуждать мою странную личную жизнь не хотелось.
– Сначала мы сами должны все выяснить между собой. Понимаешь?
Ребенок серьезно кивнул. Понимает он, как же. Занимался бы своими делами.
– Я завтра собираюсь заехать к тебе в институт, – предупредил я сына.
– Зачем?
– Должен же кто-то следить за твоей успеваемостью. Если меня ждут сюрпризы, предупреди заранее.
Дэн пожал плечами.
– Да нет, ничего такого криминального, – ответил он.
– И на том спасибо. Чашки помоешь?
– Ага.
– Тогда спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Я поплелся в спальню. Разделся, влез в халат и пошел в ванную. Проделал все привычные процедуры, но делал их без всякого удовольствия, так, на автомате. Голова была битком набита неприятными мыслями, и для того чтобы начать их сортировку, нужно выспаться. Я немного поколебался, потом достал из тумбочки таблетку димедрола, налил в стакан воды и проглотил ее. Я не любил снотворное, но понимал, что без него мне сегодня заснуть не удастся.
Следующие два дня выпали из моей жизни. Я занимался привычными делами, но думал только об одном. Почему она не звонит.
Марина, действительно, не звонила с тех пор, как мы виделись в последний раз. Наверное, сын был прав, и я должен был сам сделать шаг навстречу, но с каждым днем мне все труднее было переломить оскорбленное самолюбие.
Вторник и среда ушли на привычные проблемы профессионального крючкотворства, но история не об этом. Плохо только то, что профессиональные хлопоты совершенно перестали меня интересовать. Я приезжал домой рано и готовил ужин, как примерный отец. Мы с Дэном ели, обмениваясь новостями, и расходились по комнатам.
В четверг должно было состояться предварительное слушание дела Барзиной. За эти два дня я ни разу не навестил ее в тюрьме. Я говорил себе, что в этом нет необходимости. Возможно, что ее и в самом деле не было.
Не буду утомлять вас подробностями. В среду я внес в кассу суда деньги, и Юля уже в одиннадцать часов следующего дня вышла на свободу. Я подключил ее мобильник, отвез на квартиру во Фрязино и оставил ей немного наличных денег. Говорить о деле с человеком, который долгое время был лишен комфорта и элементарных удобств, мне показалось жестоким. Юля жадно смотрела на дверь ванной комнаты, и я понимал, что все ее мысли только об одном: привести себя в порядок. Мы договорились созвониться в понедельник, и я уехал в Москву.
Некоторое время я бесцельно слонялся по городу. Потом решился, достал телефон и набрал номер приемной фонда «Целитель».
– Да? – ответила секретарша.
– Добрый день, – начал я. – Вас беспокоит Никита Старыгин. Я бы хотел поговорить с Мариной Анатольевной.
– Минуту...
Мне было слышно, как секретарша докладывает по внутренней связи о моем звонке. Я специально позвонил в приемную, а не на мобильный, избрав посредницей секретаршу. Если Марина не захочет со мной говорить, секретарша не станет соединять нас.
Но в трубке что-то щелкнуло, и холодный отстраненный голос произнес:
– Я слушаю.
– Привет, – нерешительно сказал я, ощущая, как сразу заколотилось от волнения сердце.
– Привет.
– Я хотел сказать, что Юля уже на свободе.
– Прекрасно.
– Кстати, мы еще не подписали договор....
– Приезжай – подпишем, – пригласила Марина все так же холодно.
Мне стало стыдно за неудачный предлог. Неужели она и вправду подумала, что я звоню только из-за денег?
– А почему ты ни о чем меня не спрашиваешь? – не сдержался я.
– О чем, например?
– Например, почему я тебе не звоню уже два дня.
– А ты не крепостной и не обязан, – отрезала Марина.
Это был удар ниже пояса. Неужели для нее ничего не значит все то, что между нами произошло?
– Мне нужно с тобой поговорить, – твердо сказал я.
– Нужно – поговорим. Адрес фонда помнишь?
– Мне не хотелось бы говорить там. Давай встретимся в неофициальной обстановке, – попросил я.
– Хорошо. Знаешь ресторанчик возле помещения фонда? Прямо напротив дома?
– Да, по-моему, видел, – ответил я растерянно. Почему-то я был уверен, что Марина пригласит меня домой. Но она не пригласила.
– Подъезжай туда. Когда тебе удобно?
Я посмотрел на часы. В душе крушились и падали воздушные замки, которые я неосмотрительно понастроил за эти несколько дней.