Евгений Сухов - Замануха для фраера
Вот, черт. А ведь все так ладно складывалось.
Конечно, надо еще проверить правдивость слов этого Родионова. Что он на допросе неоднократно врал, в этом у Минибабаева не оставалось никаких сомнений.
Бывший медвежатник врал, что не брал Государственный банк в восемнадцатом году. Врал, что не сбрасывал в озеро золото. Но вот то, что он врет, будто во время убийства был в Москве – не похоже. И что в Казани он появился уже после случившегося – тоже, не похоже, что врет.
Тогда кто замочил Вострикова? Может, тот же самый фигурант – человек икс, который пытался порешить этого пьяницу Жорку?
А не связан ли каким-нибудь образом этот человек икс с Родионовым? Может, они дуют в одну дуду?
Тогда, даже если алиби Родионова подтвердится, его надо попридержать. Пусть посидит в арестантской как подозреваемый, пока дело не прояснится. То есть, пока он, оперуполномоченный по уголовным делам Минибабаев не допросит этого Охлябина.
А везет же этим алкоголикам. Не иначе, Всевышний их бережет. Благоволит к ним отчего-то. Был бы нормальный человек, давно бы от такой раны окочурился. А этот – нет. И операция, как сказали, прошла успешно. Может, еще и выкарабкается… Значит, остается одна-единственная, крохотная надежда на допрос Жорки Охлябина. Чтобы найти этого человека икс. И допросить Охлябина надо как можно быстрее, ведь век держать в арестантской этого Родионова себе дороже. Он грамотный, начнет качать права да жалобы писать – хлопот потом не оберешься.
Да, надо как можно скорее допросить Охлябина. А то помрет еще, неровен час…
ГЛАВА 22
ИЮЛЬ 2008 ГОДА
– Ты!?
– Я.
– А я уж думал…
– Что думал?
– Да так…
– Что больше меня никогда не увидишь?
– Нет, что он тебе сделает больно и плохо.
– Как видишь, не сделал.
– Ты, Лен, прости меня, дурака.
– И ты меня прости.
– Тебя-то за что?
– Да есть, за что.
– Значит, он отпустил тебя?
– Отпустил.
– Сам?
– Сам.
– А что ему от тебя было нужно?
– Мне показалось, что что-то было нужно.
– Что «что-то»?
– А ты не догадываешься?
– Ублюдок.
– Не волнуйся, он потом передумал.
– Все равно, ублюдок.
– Он спрашивал про тебя.
– Зачем?
– Спроси у него…
– Ну, и что он спрашивал?
– Кто ты, кто твои родители…
– Зачем это ему?
– А ты не слышал, как он с тобой попрощался?
– Я не помню.
– Он сказал: «Пока, родственничек». Он думал, что ты ему родня.
– Потому что я знал про золото в озере?
– Да.
– И что ты ему сказала?
– Сказала то, что знала.
– И что?
– Я думаю, вы и правда, родня.
– Почему?
– Ну, он знает этого Ленчика, про которого ты мне рассказывал.
– Знает?
– Да. Так мне показалось.
– Он тебе ничего не сделал?
– Нет. Проехал с полкилометра и вытолкал меня из машины. Сказал: «Ступай к своему жениху».
– А ты мне невеста?
– Не знаю, я никакого предложения от тебя не получала.
– Значит, получишь.
– Не может быть!
– Может. Ты еще сердишься на меня?
– А ты как думаешь?
– Ну, прости засранца, Ленк.
– Ни за что!
– Почему ты улыбаешься?
– Не скажу.
– Так простишь?
– Посмотрю на твое поведение.
– Я буду послушный, как…
– Как кто?
– Как не знай кто!
– Не будешь ты никогда послушным «как не знай кто».
– Если ты скажешь, буду.
– Ага…
– Прости, Ленуся.
– Ла-адно, прощаю.
– Значит, пойдешь за меня замуж?
– Надо подумать.
– А что тут думать? Денег у нас полно. Такую свадьбу отгрохаем. На миллион!
– Опять ты увлекаешься?
– Нет, это я так. Утрирую.
– Не надо. Утрировать.
– Хорошо, не буду. Я люблю тебя, Ленк. Я это понял.
– Давно?
– Нет, недавно.
– И когда?
– Когда он тебя увез.
– А что бы ты делал, если бы он не отпустил меня?
– Искал бы.
– И долго?
– Пока бы не нашел…
– Знаешь…
– Что?
– Ничего.
– Что ты замолчала? Нет уж, говори, раз начала.
– Я тоже тебя люблю. Кажется.
– У-у, хитрюга. Так, кажется или точно?
– Точно. Кажется.
– Ну, Ленка…
– Да люблю, люблю…
ГЛАВА 23
ИЮЛЬ 1949 ГОДА
– … непременно завтра, Аркадий Матвеевич. А ну, как этот Охлябин умрет в больнице? И у нас порвется последняя ниточка к убийце. А тот, кто пытался убить этого пьяницу Охлябина, я полагаю, убил Степана Вострикова и спрятал найденное рыбаком золото. Найдем убийцу, найдем и золото. Кроме того, – Минибабаев смахнул капельку пота, щекотавшую губу, – я не исключаю связь этого убийцы с Родионовым. Ну, не зря бывший медвежатник, вор-рецидивист, фигура в уголовном мире самая что ни на есть масштабная, приезжает в Казань именно в это время. В такие случайности поверить трудно. Я – не верю.
– Я тоже думаю, что Родионов приехал в Казань не случайно, – согласился со своим сотрудником начальник ОРУРа. – Возможно, этот его визит в наш город не что иное, как некая инспекционная поездка. Все ли здесь ладно, нет ли опасности для его клада на дне озера. К убийству Вострикова его вряд ли можно притянуть, но вы все же попробуйте. Возможно, он как-то связан с этим вашим человеком икс.
– Этого сделать невозможно, товарищ подполковник, – твердо заявил ему Минибабаев.
– Почему? – нахмурил брови Валюженич.
– Потому что нет возможности допросить Юрия Охлябина, – ответил оперуполномоченный.
– Он что, так плох? – спросил Аркадий Матвеевич.
– Плох, товарищ подполковник, – ответил Минибабаев. – Врачи даже не могут назначить время, когда с ним можно будет поговорить.
– А если он умрет? – спросил подполковник.
– Тогда найти золото и убийцу Степана Вострикова будет крайне трудно, если вообще возможно, – четко ответил Минибабаев. – На убийце Вострикова замыкаются все нити. А я абсолютно уверен, что он и человек, покушавшийся на жизнь Охлябина, – одно лицо. И найти его, значит раскрыть два преступления и тайну золота озера Кабан. Поэтому в связи с этим у меня, Аркадий Матвеевич, будет к вам одна просьба.
– Просьба? – поднял брови Валюженич.
– Так точно, товарищ подполковник.
– Хорошо, слушаю вас.
– Я бы хотел просить вас посодействовать, чтобы мне разрешили поговорить с потерпевшим Охлябиным. Завтра, – одним махом выпалил Рахметкул Абдулкаримович.
– А как я…
– Поговорите с министром, Аркадий Матвеевич, – продолжал наседать на начальника Минибабаев. – А он, в свою очередь, поговорит с другим министром. По здравоохранению. А министр по здравоохранению даст указание главврачу больницы, чтобы тот велел лечащему врачу Охлябина разрешить мне с ним побеседовать. Буквально один вопрос: кто его ударил. И все! Всего один вопрос, а, Аркадий Матвеевич?
– А ты не многого просишь?
– Никак нет, товарищ подполковник, – вытянулся в струнку Минибабаев. – Наоборот, малого. Один вопрос, Аркадий Матвеевич. Так и скажите министру: мол, один-единственный вопрос, от которого зависит весь ход расследования. Вернее, двух расследований.
– А если он умрет во время вашего посещения? – нахмурил брови Валюженич.
– Ну, значит, такая у него судьба.
– А кто за это будет отвечать? – посмотрел на настырного оперативника подполковник. Впрочем, уж лучше пусть упорный и нахальный, как этот, чем какой-нибудь рохля…
– Я, – просто ответил Минибабаев.
– Ну, это само собой…
И все же начальник ОРУРа решился не сразу. Но сказал именно то, что и ожидал услышать Рахметкул Абдулкаримович:
– Ладно, я переговорю с нашим министром. Надеюсь, он мне не откажет. А министр здравоохранения не откажет ему…
– Спасибо, Аркадий Матвеевич! – просиял Минибабаев.
– Да погоди ты благодарить, – махнул на него рукой Валюженич. – Может, ничего еще не выгорит.
– Выгорит, товарищ подполковник, – заверил Валюженича Рахметкул Абдулкаримович.
И оказался прав.
* * *В больнице пахло карболкой так, что серый костюм опера по уголовным делам Рахметкула Абдулкаримовича Минибабаева пропитался ею до такой степени, что по выходу из больницы его можно было бы принять за больного, проведшего в больничной палате, как минимум, половину жизни.
Главврач, к которому его проводила какая-то тетка, с виду технический работник ведра и швабры, недовольно посмотрел на Минибабаева и нехотя буркнул, что «он в курсе» и что «гражданин из следственных органов может пройти в послеоперационную палату». Он вызвал к себе лечащего врача и сказал, что разрешает «товарищу оперуполномоченному работнику поговорить с больным пять минут, и ни секундой больше». Минибабаев тепло поблагодарил и пошел вместе с врачом по длинным и пропахшим лекарствами коридорам больницы. Потом они остановились перед дверью, врач взял у сестры, сидевшей за столом с лампой, белый халат и, передав его Минибабаеву, дождался, пока он его наденет. А потом произнес:
– Очень вас прошу, товарищ оперуполномоченный, только пять минут. Пациент в крайне тяжелом состоянии.
