Валерий Барабашов - Золотая паутина
Глаза Сергея молили, мучили, выбивали из-под неt землю. И Светлана решилась:
— Знаешь, если моя мать дома… у нее, кажется, отгул. То я ее попрошу, она посидит с Юлькой. И вообще, мне ведь надо переодеться.
Она улыбчивыми глазами показала на себя — не ехать же, в самом деле, в легком нарядном платье, в босоножках. Мотоцикл — не машина.
Ладно, она поедет, она уступит Сергею — она же его должница-обманщица, ее действительно мучит совесть, и она, наверное, любит этого сероглазого ласкового парня, готового на все ради нее, ради этой мимолетной последней встречи. Уж потом-то она все ему скажет, наговорит о себе гадостей, что было и чего не было. Пусть. Пусть слушает, пусть страдает. Зато он сам скажет себе: хватит! Повозился я с этой шлюхой…
Она впервые подумала о себе так и ужаснулась этому. «Светка, до чего ты докатилась?! Кем ты стала? Что будет с тобой дальше? Бедная, бедная Светка!»
Невольные слезы выступили у Светланы на глазах, она не вытирала их и не отворачивала лица. Сергей эти слезы истолковал по-своему, испугался, схватил обе ее руки, стал тормошить.
— Что случилось, Света? Что? Ну говори же!
— Нет, ничего… Просто ты… ну, зовешь вот меня кататься, зла на меня не держишь. Я глупая, Сережа, я…
— Хватит, Света, — попросил он и прижал ее к себе — большой, сильный, пахнущий летом, солнцем, чем-то домашним, простым. — Иди за Юлей. Я тоже пойду переоденусь.
— Сережа, возьми выпить, а? — попросила она.— Кошки на душе скребут. Проклятые.
Он кивнул машинально, несколько озадаченный ее такой не женской, в общем-то, просьбой. Увидев вдруг, что стоит перед ним взрослый, уже издерганный жизнью человек.
* * *
Через полчаса они мчались на красной «Яве» по окружной дороге на Усманку, тихую славную речку с чистой водой, с глубокими заводями, лопушками и лилиями, с довольно крупными окунями — таких речек уже мало на Руси, все переведены, загажены.
Светлана, одетая в брюки и кофту, со шлемом на голове, сидела позади Сергея, обхватив его за талию, думала, поглядывая по сторонам, что хорошо, конечно, мчаться вот так с парнем, который мечтает о тебе, хочет на тебе жениться. Но другая Светлана, живущая в ней, реалистичная и насмешливая, сказала спокойным голосом, что нужно выкинуть все эти дурацкие мысли из головы, сколько можно об этом думать и морочить себе голову. Она решила: побудут они в лесу, у речки, часа два-три, она «поблагодарит» Сергея как сумеет и на этом их отношения кончатся.
Сергей скоро свернул на проселочную песчаную дорогу, замелькали золотистые стволы сосен, запахло настоящим лесом, забытыми уже в городе запахами хвои, нагретой солнцем листы, ягод. Солнца даже в этот вечерний час в лесу много, было светло, просторно, лес здесь казался ухоженным, обитаемым. Чудилось, что вот-вот выйдет из-за сосен некто в белом переднике, с метлой, строго, но добро посмотрит на них с Сергеем, скажет: «Отдохнуть приехали? Милости прошу. Токмо, ребяты, не сорить и не фулюганить. А уж про костерок и говорить не хочу. Штоб, значит, никаких костерков. В прошлый раз такие, как вы, пожар тут наделали».
Светлана явственно увидела этого лесного бородатого человека и услышала его голос, засмеялась невольно, и Сергей повернул к ней голову в таком же красном, лаковом шлеме, спросил:
— Ты чего, Света?
— Да так я, — фыркнула она.
На самом берегу реки Сергей остановился, заглушил мотоцикл, и неземная, оглушающая тишина обрушилась на них. Это было так контрастно после города и дороги, так неожиданно-прекрасно, что Светлана, снявшая тяжелый шлем, встряхнувшая хлынувшими по плечам волосами, какое-то время не могла произнести ни слова, а только любовалась — и плавным изгибом реки, и песчаным берегом, и зеленой просторной далью, открывающейся по ту сторону Усманки.
— Ах! Чудесно тут! — сказала она и подошла к Сергею, прильнула всем своим стройным прекрасным телом, затихла в его сильных и нежных руках.
Он запустил пятерню в ее пышные светлые волосы, гладил их, целовал тихонько и бережно, как маленькую, легко ранимую девочку, а она целовала его и трогала кончиками пальцев шрам у виска — еще чуть-чуть розовый, заметный.
— Больно, Сереж? — спросила Светлана, и он помотал головой: нет, не больно. «С тобой ничего нигде не болит, все боли ушли, канули, зачем теперь о них вспоминать? Ты, я, эта река и лес, теплый летний вечер — все наше, навсегда, верно?»
Она очень хорошо прочитала в его глазах эту немую страстную тираду, и снова та, другая, Светлана велела ей высвободиться, делать то, ради чего она сюда и приехала.
— Сереж… Ты найди такое место, чтобы нас… Ну, не видел никто, ладно? Я не хочу тут, на берегу. Кто-нибудь может помешать.
Он, ошалелый от счастья, мотнул головой, снова усадил ее на мотоцикл и какими-то узкими тропками завез в такую глухомань, что если и искать их станут, то не скоро найдут.
Вокруг них стояли высоченные пахучие сосны, мягкая трава ласкала босые ступни, солнце косыми мощными столбами пробивалось к земле сквозь пышные зеленые кроны, грело ее, радовалось, наверное, что тепло лучей благотворно и с благодарностью воспринимается райским этим уголком.
Светлана, снявшая уже брюки, в зеленом купальном костюме расхаживала по поляне, слушала невидимую пичугу, рассказывающую кому-то о радостном житье-бытье, смотрела, как Сергей расстилал под соснами старенькое покрывало, сооружал что-то вроде стола. Она взялась помогать, и руки их касались в работе, и сердца замирали, вздрагивали. Сергей заметно волновался; наверное, он не верил до конца тому, что вот они здесь, вдвоем, что никто им не помешает, что наконец сегодня он все скажет ей, и эта встреча окончательно определит их отношения. В самом деле, не может же неопределенность продолжаться вечно. Надо что-то решать.
Волновалась и Светлана. Предательская женская слабость терзала ее душу, пеленала волю. Но она ни на секунду не забывала, зачем приехала сюда и как должна вести себя. Эта встреча последняя, сказала она себе строго, не теряй голову.
Она попросила налить себе водки («Ты, Сережа, пей чуть-чуть, нам ехать, понял?»), выпила отчаянно, смело, призывая к себе в помощницы раскованность, может быть и бесстыдство. Пусть Сергей узнает ее такую, а она, выпив, не будет чувствовать себя скованной, даст волю страсти, чувствам. Пусть все будет плохо и, может, грязно — пусть! О какой чистоте может теперь идти речь, если она все сама себе испоганила?!
Сергей несколько удивленно смотрел, как она пила, выпил и сам крохотный пластмассовый стаканчик, ел сочный, хрусткий огурец, думал. Светлана — грациозная, желанная, смеющаяся, сверкающая белыми ровными зубами — сидела рядом с ним и в то же время как-то сразу отдалилась. Он опять увидел в ней взрослую и много пережившую женщину, вспомнил слова матери. Да та ли действительно это Светлана, которую он знал и любил со школьных лет? И он сам — тот ли?
Светлана положила голову на колени Сергея, легла, вытянувшись, смотрела в небо, на верхушки сосен, на белый крестик самолета, оставляющего на голубом небосводе белый след.
— А ты любишь еще меня, Сереж, да?
— Люблю.
— И тебе не противно? Я замужем была, у меня ребенок… И вообще.
— Что — вообще?
— Не знаю. Не могу сказать. Слушай, Сереж, палей мне еще, а? Что-то разговор у нас…
Она снова выпила, потрясла головой, закусывать ничем не стала. Обняла Сергея решительно и умело, требовательно притянула к себе его голову, поцеловала. Потом стала перед ним на колени — разрумянившаяся, похотливо выставив грудь, слегка озадаченная и обиженная.
— Ну что ты, Сережа? Так не любят. Ты никогда не был с женщиной, что ли?
Он смущенно опустил глаза.
— Не был. Правда, там, в госпитале, с одной медсестричкой… Но у нас ничего не получилось.
— Ну и ладно, ничего, — Светлана жадно, напористо целовала его. — Ты не бойся, милый. Я тебе помогу, не бойся. Я ведь теперь женщина, я все знаю. Ты прости меня, Сережа, я не думала, что у тебя так серьезно ко мне… Ну, думала, гуляли мы с тобой в школьные годы, встречались. Но ты же ничего мне не говорил такого, ну… чтобы я ждала тебя из армии, жениться не обещал. А для любой девушки и женщины это главное — семья, муж, дети. Ты прости меня, Сереженька! И не стесняйся. Пожалуйста!
— Я тебе всегда говорил, что люблю, — он задыхался от переполнивших его чувств. — А про женитьбу просто не успел сказать. Я думал, что об этом и не нужно говорить. Все у нас было ясно и понятно. Если парень с девушкой любят друг друга…
— Да ничего мне не было понятно, Сережа, что ты! Что же я должна была догадываться о твоих чувствах, что ли? Сколько угодно случаев — ушел парень в армию и забыл свою девчонку, другую встретил. Ты же сказал, что с какой-то медсестричкой в госпитале…
— Но не было ничего, Светик! Честное слово!
— Вы все говорить горазды. Как я могу проверить?… Но я же тебе сказала: было не было — какая теперь разница? Теперь ты — мой, а я — твоя, понял? Я сколько хочешь твоей буду. И день, и вечер, и ночь…
