Евгений Сухов - Замануха для фраера
– Я сейчас же займусь этим, – сказал Минибабаев.
– Хорошо, – заключил подполковник Валюженич. – Вы свободны. Теперь, что касается вас, – обратился он к Авраменко и взглянул на настенные часы. Их стрелки показывали четверть девятого. – Кормаков планирует налет на одну богатую квартиру в Ягодной слободе. Что вами предпринимается к задержанию и обезвреживанию его банды?
* * *Они проснулись поздно, почти в десять часов.
– Доброе утро, – сказала Елизавета Петровна.
– Доброе, – ответил Родионов, отчего-то хмурясь.
– Ты чего такой? – поинтересовалась Лиза.
– Какой? – спросил Савелий Николаевич.
– Смурый какой-то.
– Мы когда улетаем? – спросил Родионов.
– А когда ты хочешь? – спросила Елизавета Петровна.
– Давай сегодня.
– Что-то случилось? – попыталась поймать взгляд мужа Лизавета.
– Нет, – ответил Родионов.
– Тогда почему ты торопишься?
– Тревожно что-то.
Она не стала больше задавать вопросов. Раз ему тревожно, значит, для этого имеются основания.
Чутье Савелия на опасность ей было известно. И еще никогда не появлялось на пустом месте. Интуиция у него была потрясающая.
Приведя себя в порядок, пожилая пара спустились в ресторан. Посетителей в такой ранний час не было, если не считать плосколицего молодого человека в сером костюме, попивающего чай и читающего газету. Савелий Николаевич мельком глянул на него, и утренняя тревога усилилась. От молодого человека в сером костюме исходила явная угроза.
У администратора они забронировали билеты на самолет, улетающий в два часа пополудни. Значит, еще до шести часов вечера они будут в Москве. Замечательно!
Перед тем как подняться к себе в номер, Савелий Николаевич незаметно бросил взгляд на серокостюмного. Молодой человек продолжал читать газету, нимало не обращая на них внимания.
В номере они стали потихоньку собираться в дорогу.
– Знаешь, если что, ты уезжай одна, ладно? – сказал вдруг Родионов.
– Что «если что»? – вскинула голову Елизавета Петровна.
– Пока не знаю, – ответил Савелий Николаевич.
Около двенадцати, когда они уже собрались, в номер требовательно постучали.
– Кто бы это мог быть? – удивленно пожала плечами Елизавета Петровна и пошла открывать.
Родионов выглянул в окно. Прямо возле парадного гостиницы стояла милицейская «Победа», возле которой, покуривая, топтался милиционер в форме сержанта и, покуривая, поглядывал на гостиничные окна.
«Ясно», – подумал Савелий Николаевич и повернулся на шум, возникший в коридоре. А потом в комнату вошли тот самый плосколицый человек в сером костюме и два оперуполномоченных в галифе и штатских пиджаках. Их, очевидно, и поджидал, попивая чай в гостиничном ресторане, молодой человек.
– Родионов Савелий Николаевич? – цепко глядя в его глаза, произнес молодой человек.
– Да, – спокойно ответил Савелий Николаевич, не отводя взгляда.
– Вот постановление на ваше задержание, – сказал он, приняв бумагу из рук одного опера. – Прошу вас следовать с нами.
– Позвольте взглянуть? – протянула руку за ордером на арест супруга Елизавета Петровна.
– А вы кто, простите? – посмотрел на нее серокостюмный.
– А вы? – в свою очередь спросила женщина. – Раньше, перед тем, как предъявлять ордер на арест, у служителей правопорядка была такая привычка: представляться. То есть, называть чин, должность и свое имя. Что, нынче такую привычку отменили? Вместе с чинами?
– Вы, дамочка, того… – попытался было поставить ее на место один из оперуполномоченных, но встретился со столь колючим взглядом, что сразу умолк.
– Итак, я слушаю вас, – требовательно произнесла она.
– Советую вам, господа сыщики, подчиниться требованиям этой женщины, – произнес Родионов. – Иначе вы просто не оберетесь неприятностей.
Минибабаев зло посмотрел на него, на что бывший вор ответил широкой улыбкой.
– Я старший оперуполномоченный республиканского уголовного розыска Минибабаев, – отрекомендовался он, и некоторая тревога стала заползать в его душу.
Почему Родионов так спокоен?
Почему он не задает никаких вопросов, не возмущается, не волнуется, не «качает права»?
Так ведут себя только закоренелые преступники, за которыми тянется шлейф кровавых злодеяний и которые точно знают, чем закончится их арест. Таким нет уже нужды особо беспокоиться. Им нечего терять и не на что надеяться.
И еще так себя ведут те, за которыми нет никакой вины.
Неужели он тянет «пустышку»? Нет, не может быть…
– Родионова Елизавета Петровна, – в свою очередь отрекомендовалась «дамочка». – Жена человека, которого вы пришли арестовывать. Так вы разрешите взглянуть на ваш ордер?
– Грамотная какая, – едко произнес прежний опер, но Елизавета Петровна никак не отреагировала на замечание, будто не слышала его вовсе.
– Пожалуйста, – протянул ей постановление Минибабаев, не выпуская его из рук.
– …По подозрению в убийстве? – она вскинула удивленные глаза на оперуполномоченного.
– Именно, – подтвердил Минибабаев.
– Какая чушь, – произнесла Елизавета Петровна с презрением.
– Дорогая, успокойся, – сказал Родионов с раздражающим Минибабаева спокойствием. С раздражающим и настораживающим одновременно. – Мне придется пройти с господами сыщиками в их контору, а ты поедешь домой и подождешь меня там. Надеюсь, ждать придется недолго.
– Господа все давно в Париже, – сделал ему замечание неугомонный опер, на что Савелий Родионович ответил:
– Но мы-то с Елизаветой Петровной здесь.
– А вы – господа? – спросил его оперуполномоченный, недобро сощурившись.
– Конечно, – просто ответил Родионов и, обращаясь к Минибабаеву, произнес: – Ну что, идемте?
– Я подожду тебя здесь, – решительно заявила мужу Елизавета Петровна. – Не задерживайся там.
«Не задерживайся там», – отметил для себя Минибабаев. Она прощается с ним, как будто отпускает ненадолго в гости. Тоже спокойна и невозмутима. Никаких истерик по поводу ареста. Назвала подозрение в убийстве чушью и уверена в его скором возвращении.
Не знает о его преступлении? Или знает о его невиновности?
Неужели в его версии появилась трещина, которая может разрастись в пропасть?
Ну, это мы еще посмотрим…
* * *Новость, которой его огорошил дежурный отделения, была тоже не в пользу его версии. В Бутырках часа два назад в кустах репейника был найден человек с раскроенным черепом. Удивительное дело, но с таким ранением он был еще жив, и его отвезли в больницу, где он сразу же попал на операционный стол. В настоящее время ему делается операция, но надежды, что он выживет, крайне мало.
– Кто нашел его?
– Я не знаю, – ответил дежурный. – В сводке этого не было.
– Этого заприте пока в арестантской, – кивнул на Родионова Минибабаев и ринулся из здания отделения. «Победа» еще стояла у входа.
– В Бутырки, живо! – крикнул он водителю и открыл дверцу.
– Но…
– С Аркадием Матвеевичем все согласовано, – соврал он и уселся на переднее сиденье. – Гони в Бутырки. Скорее!
Шофер («Мое дело маленькое») пожал плечами, и «Победа», сорвавшись с места, поехала к Оренбургскому тракту. Когда он подъехал к дому участкового, Коноваленко был на месте. Тот уже успел опросить соседей, и те показали, что видели Жорку Охлябина еще рано утром. Он был крепко с похмелья и шел, вроде, к дому завмага Филипчука.
– А кто это, Охлябин? – спросил Минибабаев.
– Ну, это тот, которого… топором, – ответил участковый.
– А-а, – протянул Рахметкул Абдулкаримович. – Значит, его Георгием Охлябиным зовут?
– Юрием, – поправил его Коноваленко.
– А отчество?
– Гаврилович.
– Значит, потерпевшего зовут Юрий Гаврилович Охлябин? – спросил Минибабаев, по своему обыкновению делая записи в блокнот, который всегда был при нем.
– Так точно, – по-военному ответил участковый уполномоченный.
– Чем он занимается, где работает, сколько ему лет? – заторопил его Рахметкул Абдулкаримович.
– Ну, он местный, ему тридцать два года, воевал, комиссован из армии по ранению. Отца нет, мать умерла во время войны. Одно время работал на Пороховом заводе грузчиком, был уволен за пьянку. В сорок седьмом сел по статье за тунеядство. Освободился в мае этого года. Самый горький пьяница во всех Бутырках…
– И их окрестностях, – добавил Минибабаев.
– Возможно, и так, – согласился Коноваленко.
– После освобождения он так и не устроился на работу?
– Как же, устроился. Проработал до середины июня, и его уволили за прогулы, – ответил участковый.
– А вы? – спросил Рахметкул Абдулкаримович.
– Что, я? – не понял Коноваленко.
– Куда вы смотрели: человек месяц уже нигде не работает, пьет беспробудно, а вам хоть бы хны?
– Вовсе не «хоть бы хны», – набычился Коноваленко. – Я дважды с ним разговаривал, пуганул новым сроком, и он обещал устроиться на работу. По трудовому законодательству, товарищ оперуполномоченный, он имеет право искать работу два месяца, а прошел только месяц.
