Картер Браун - Том 28. Исчезнувший мертвец. Блондинка. Труп. Прекрасная, бессердечная
Он устало покачал головой:
— Мы узнали о существовании этого снимка только тогда, когда начался шантаж.
Я вырвал у Полника стакан, который он мне принес.
— Мне это необходимо, — сказал я.
Блейн засмеялся, на этот раз почти весело.
— Вы понимаете, — сказал он, — это был направленный удар, скомбинированный Фарго и Джорджией. Фотоаппарат был спрятан в ее машине. Фарго должен был помогать нам сбросить Меннинга, чтобы не вызвать у нас подозрений. Но зачем нам было сомневаться в лодыжке Джорджии?
— Значит, потом она стала шантажировать вас и Котса?
— Мы платили три года, — подтвердил он. — У меня сердце обливалось кровью все это время.
— Тогда почему Джорджия исчезла сразу после вердикта судьи?
— Она не способна быть хоть сколько-нибудь честной с кем бы то ни было. Это не в ее натуре. Она обманула Фарго. Она сохранила и припрятала негатив. Значит, вы еще не поняли, лейтенант? Ведь Фарго тоже фигурирует на этом снимке. Она вынудила и его раскошелиться.
На лице Полника выразилось безграничное восхищение.
— Вот так комбинаторша! — воскликнул он. — Она достойна того, чтобы перед ней сняли шляпу, перед этой Джорджией Браун!
— Несмотря на то, что она превратилась в фарш, — заключил я.
Блейн выпил второй стакан и встал:
— Думаю, что мне больше нечего добавить, лейтенант. Я в вашем распоряжении.
Мы вышли из библиотеки и направились через холл к входной двери. Камердинер открыл нам, и я пропустил Полника и Блейна вперед. Пока Полник усаживал Блейна в машину и устраивался сам, я услышал вежливое покашливание за своей спиной.
— Извините, сэр, — сказал камердинер, — но когда я могу надеяться снова увидеть моего хозяина?
— Не при вашей жизни, — совершенно искренне ответил я.
Когда мы приехали в комиссариат, Полник занялся формальностями, а я пошел в кабинет Паркера. Лейверс был еще там. У него был почти довольный вид. Я рассказал ему версию Блейна об убийстве Меннинга.
Когда я кончил, он заворчал.
— Я пригласил сюда мисс Рейд, — сказал он. — Сейчас она придет. Ее показания полностью совпадают с признанием Дженис Юргенс. С этим кончено… Вам осталось только завтра утром продиктовать ваш официальный рапорт и отыскать Фарго, тогда все, включая и меня, будут удовлетворены.
— Хорошо, шеф, — сказал я. — Разрешите теперь уйти? День был тяжелый, и этот начинается не легче.
— Всего двадцать четыре часа работы в день — и он уже ног не таскает! — презрительно воскликнул он.
— Выгоднее быть шерифом, — ответил я, — не надо самому лезть в квашню или заниматься мелочами вроде преследования преступников.
— Убирайтесь или я вас самого выставлю на посмешище! — весело вскричал он.
— Ну и язык! Сразу видно, что вы смотрите вестерны… Кстати, хорошо ли вы себя чувствуете, шериф? — осведомился я с тревогой. — Вы вдруг стали человечным!
У двери я остановился.
— Идите, идите, Уилер, — раздраженно бросил Лейверс. — Вы уже дали свою финальную реплику!
— Все-таки кое-что до меня не дошло, — сказал я. — Джорджия Браун имела в руках средство шантажа, которое принесло ей состояние. Однако она кинулась к Пауле Рейд с предложением публичного разоблачения истинных обстоятельств смерти Меннинга. Зачем бы ей отказываться от своего трюка?
— Может, она свихнулась! — тявкнул Лейверс. — Как бы то ни было, дело закончено, Уилер, и я считаю, что вы вправе отдохнуть.
Я сел за руль «остина-хили» и поехал домой. Занималась заря, и глухие удары молотка в моем черепе извещали о неминуемой мигрени.
Усталым жестом я повернул ключ в двери, открыл ее и вошел в квартиру. Гостиная была освещена. Я споткнулся о чей-то чемодан и растянулся во весь рост. Осторожно поднял голову и увидел еще шесть чемоданов, сваленных у входа, и тоже, к сожалению, не моих. Поднялся на ноги и обнаружил на диване норковую шубу. У меня отвисла челюсть, когда я увидел серебряную блондинку, медленно выныривающую из меха.
— Вы очень поздно возвращаетесь! — заявила она тоном упрека.
Я грозно посмотрел на нее.
— Меня впустил сюда сторож, — продолжала она агрессивно. — Он сказал, что одной больше, одной меньше, какая разница.
— Что вам тут надо?
— Я боюсь репортеров и еще больше Кента. У меня нет другого места, где я была бы в безопасности.
— Почему вы думаете, что со мной вы в безопасности? Это оскорбление для моей репутации!
— Я не об этом, — возразила она. — Я хотела сказать о настоящей безопасности.
Голова у меня разламывалась.
— Ладно, — сказал я. — Вы умеете готовить?
Она недоверчиво уставилась на меня:
— Что вы хотите сказать?
— Можете вы хоть кофе сварить?
— Я могу приготовить мартини, — простодушно ответила она.
— Попытайтесь сварить кофе. Это очень просто, уверяю вас.
— Если вы так говорите…
Она встала и сняла свою норку. На ней был все тот же пестрый свитер и золоченые плавки. Но я желал только одного — чтобы она принесла мне чашку кофе.
Я еле добрался до спальни, взял пижаму и халат и отправился в ванную, где минут десять стоял под горячим душем. Ледяной душ хорош для людей с остроконечным черепом. Я вытерся, надел пижаму и халат и вернулся в гостиную.
Тони приготовила кофе и поставила на стол. Я взял полную чашку и стал осторожно тянуть по глотку.
— Неплохо, — вынужден был я признать.
— Если мне можно здесь переночевать… — начала она. — Я заказала билет на самолет в Лас-Вегас на утро, на 9.30. Я не помешаю вам.
— Ладно, — сказал я, — но я лягу на кровати!
Ее постоянно удивленный взгляд стал еще более удивленным.
— Конечно! Я не какая-нибудь недотрога, лейтенант. Я и не думала даже, что вы будете спать на полу.
Видимо, подействовал кофе, но моя мигрень прошла.
Глава 12
— Милая, — сказал я, тяжело ворочая языком, — что-то должно случиться — звонят колокола.
Я немного стряхнул с себя сон и наконец понял, что звонит телефон. Я вылез из кровати, ощупью добрался до гостиной и взял трубку.
— Мадам, — сказал я, — у нас семьдесят тысяч последних резиденций, расположенных на пяти гектарах в «Мирных пастбищах». Если бы мы положили вашего мужа в такое место, которое ему не подходит, я был бы в отчаянии. Вы хотите, чтобы его выкопали?
На другом конце провода раздался серебристый смех.
— Лейтенант, — сказал сладостный женский голос, — ваши шутки дурного вкуса!
— Я чувствую себя дурно, выгляжу дурно и знаю это, — сказал я. — Кто у телефона?
— Я думала, что вы узнаете меня по голосу. — Она, видимо, была слегка разочарована. — Это Паула Рейд. Могу ли я увидеться с вами в течение дня? Это очень важно.
— Это можно осуществить. С утра я должен быть в комиссариате — писать мои показания. Не можем ли мы встретиться после обеда?
— Чудесно. Здесь это в настоящее время нереально. Может быть, где-то в другом месте?
— Приезжайте ко мне, — сказал я, надеясь, что она перестанет наконец ходить вокруг да около.
— Прекрасная идея, — с жаром подхватила она. — Когда вам удобно, лейтенант?
— Если в четыре часа?
— Идет, сегодня в четыре. До свидания.
Я услышал легкий щелчок. Она повесила трубку.
— Что она хочет у меня выклянчить? — спросил я громко, ощупывая небритый подбородок, повесил трубку и пошел в ванную.
Я совсем забыл, что теперь я должен смотреть, куда ставлю ногу: через секунду я опять оказался на брюхе. Я тяжело поднялся и сосчитал: семь чемоданов; они валялись на полу, как и вчера.
Дверь ванной слегка скрипнула, и оттуда вынырнула Тони. На ней было одеяние, модное в этом году в турецких банях: полотенце. Полотенце было маленькое, а Тони большая.
— Привет! — бросила она мне, лучезарно улыбаясь.
Я взглянул на часы: одиннадцать.
— В принципе, вы должны были уже быть в Лас-Вегасе, — холодно сказал я.
— Я прозевала свой самолет. Но будет другой. Я приготовила кофе, он в кухне.
— Да, но у меня здесь свидание в четыре часа.
— Правда? — сказала она, подмигивая. — Вы, можно сказать, очень занятой человек.
— Будьте ко мне добры и улетайте до четырех часов.
— Ну конечно! Не думаете ли вы, случайно, что я навязываюсь вам?
— Я сказал бы — нет, если бы был уверен, что вы нормальны, — сказал я с сомнением в голосе.
— Вы будете принимать душ? — спросила она.
— Я всегда принимаю душ, — раздраженно ответил я.
— Сейчас, я хочу сказать?
— Да.
— Тогда возьмите это, — сказала она небрежно и бросила мне полотенце. — Ловите!
Я поймал полотенце на лету и замер на мгновенье. У Тони была самая тонкая талия, которую я когда-либо видел у девушки. Может быть, она казалась такой по контрасту. Вероятно, я должен был сказать, что у нее самые большие… Я закрыл глаза.
