Дик Фрэнсис - Напролом
— За деньгами? — сказала она. — Конечно, приедем. Да подожди ты болтать! Выслушай сначала.
— Ладно.
— Звонил Сэм Леггат. Редактор «Знамени».
— Он звонил? Когда?
— С час назад. Или часа полтора. Около семи. Он сказал, что ты в Лондоне, где-то в районе Найтсбриджа, и спрашивал, не знаю ли я, где ты остановился.
— А что ты сказала? — с тревогой спросил я.
— Я ему сказала, где ты ночевал накануне. Посоветовала обратиться туда. Он сказал, что это не в Найтсбридже, и я ответила, что нет, конечно, но есть такая штука — «такси» называется. Во всяком случае, он говорил, у него к тебе срочное дело. Попросил меня записать. Он говорил, что опровержение печатается и будет разослано всем, кому надо.
— Как! Господи, что ж ты сразу-то не сказала?
— Но ведь ты и так вчера говорил, что его напечатают. В смысле, я думала, ты знаешь…
— Боже всемогущий! — сказал я.
— И еще, — сказала Холли, — он хочет, чтобы ты сегодня вечером зашел в «Знамя». Сказал, что если ты придешь туда до десяти, ты встретишь кое-кого, с кем хотел повидаться.
Глава 14
Когда я нажал кнопку звонка и вошел в отворившуюся дверь кабинета Леггата, он был у себя один. Сидел в одной рубашке за своим блестящим черным столом и читал «Знамя».
Он медленно встал, опираясь растопыренными пальцами на газету, словно она его поддерживала. Невысокий крепкий мужчина, носивший свою власть легко, будто бы по праву. Ждал он не меня. Голос за моей спиной сказал:
— Вот она, Сэм!
И в дверь вошел человек, размахивающий папкой.
— Хорошо, Дэн. Оставь ее мне, ладно? — сказал Леггат, взяв у него папку. — Я тебе перезвоню.
— Да? Ну ладно.
Человек по имени Дэн с любопытством взглянул на меня и вышел, захлопнув дверь.
— Мне передали ваше сообщение, — сказал я. Он взглянул на лежавшее перед ним «Знамя», перевернул страницу, развернул газету и придвинул ее ко мне.
Я прочел «Частную жизнь», которая развлекала за завтраком несколько миллионов англичан. Что ж, на этот раз Сэм Леггат сыграл честно. Заметка была напечатана жирным черным шрифтом и обведена рамкой. Говорилось в ней следующее:
«„Ежедневное знамя“ считает своим долгом признать, что находящаяся в Ньюмаркете конюшня Робертсона (Бобби) Аллардека (32 года) процветает и ничего не задолжала местным торговцам. „Ежедневное знамя“ приносит мистеру Аллардеку свои извинения за неудобства, причиненные ему заметками, которые были опубликованы в этой рубрике раньше».
— Ну? — спросил он, когда я дочитал.
— Спасибо.
— Бобби Аллардеку следует благодарить бога за то, что у него такой шурин.
Я с удивлением посмотрел на него. Подумают о маниакальном недоверии Бобби и о том, что на самом-то деле я сделал все это только ради сестры. Эта заметка, по крайней мере, успокоит город и владельцев и позволит конюшне вернуться к нормальной жизни — при условии, конечно, что нам удастся разобраться с финансами.
— А что заставило вас передумать? — поинтересовался я. Он пожал плечами.
— Вы. Юристы сказали, что вы отступитесь. Я сказал, что черта с два. Они думают, что угрозой длительного и дорогостоящего процесса можно запугать кого угодно. — Он криво улыбнулся. — А я сказал, что если мы не напечатаем опровержение, вы постараетесь отравить нам жизнь. Я ведь был прав, не так ли?
— Да.
Он кивнул.
— Я убедил их, что мы не можем допустить, чтобы Джей Эрскин и Оуэн Уаттс пошли под суд.
— Тем более что у Джея Эрскина уже есть одна судимость.
Он на миг остолбенел. Потом сказал:
— Да.
«Вот как раз это их и убедило», — подумал я.
— Это Джей Эрскин написал те статьи про Бобби? — спросил я.
Поколебавшись, он кивнул.
— Он написал все, кроме опровержения. Опровержение писал я.
Он нажал кнопку переговорной системы у себя на столе и ровным тоном сообщил всем, кто мог его слышать:
— Филдинг здесь.
— Ну вот, газета напечатана, — сказал он. — Где карточки?
— Вы получите их завтра, после того как газеты будут доставлены. Мы ведь так и договаривались.
— Вы никогда не сдаетесь, да? Оуэн Уаттс уже поехал в Ньюмаркет. Другой человек пошел на почту. — Он задумчиво взглянул на меня. — А как вы узнали про банк?
— Я подумал, что вы можете попытаться дискредитировать меня. И приостановил все выплаты на мой счет.
Он поджал губы.
— Они просто не поняли, с кем имеют дело, — сказал он.
Тут зазвенел звонок, и Леггат немедленно нажал на кнопку, отпиравшую дверь. Я обернулся и увидел, как в кабинет вошел человек, которого я не знал. В глазах его отражалось беспечное любопытство. Довольно высокий, начинающий лысеть, с бледным высоким лбом, он был одет в обычный темный костюм с галстуком в яркую полоску и имел привычку потирать пальцы, точно учитель, отряхивающий с рук мел.
— Дэвид Морс, глава нашего юридического отдела, — коротко представил его Сэм Леггат.
Руки Дэвид Морс мне подавать не стал, и я ему тоже. Он оглядел меня с головы до ног, точно экспонат на выставке, отметил анорак нараспашку и голубую рубашку с галстуком.
— Жокей, — холодно процедил он. — Тот, что устроил такой шум.
Ответить на это было нечего — я и не стал отвечать. В это время в открытую дверь вошел другой человек. Он был окутан аурой власти и ходил мягко, опираясь на внешнюю сторону стопы. Такой же высокий, как юрист, напомаженные черные волосы, оливковая кожа, округлый подбородок, маленький рот и глаза как блестящие черные бусинки; тяжелые плечи, подтянутый живот, одет в темно-синий костюм. Он был моложе Сэма Леггата и Морса, но чувствовалось, что это их босс.
— Я — Нестор Полгейт, — объявил он, окинул меня взглядом, так же как и Морс, и тоже обошелся без приветствий. — Ваши фокусы мне надоели. Немедленно верните имущество моих репортеров!
Голос Полгейта соответствовал его облику: раскатистый, мужественный бас. Язык его был сухим и примитивным.
— Вы меня сюда позвали только затем, чтобы это сказать? — осведомился я.
«Не надо крутить им хвост», — сказала Роза Квинс. Ладно-ладно…
Полгейт поджал губы, обошел стол и встал рядом с Леггатом. Юрист сделал то же самое, и получилось, что они выстроились передо мной, точно триумвират начальников, вызвавших «на ковер» нерадивого подчиненного.
Но мне уже не раз приходилось стоять вот так перед распорядителями на скачках, и я научился не выказывать ни страха, ни вызова. Оказывается, отрицательный опыт тоже может принести пользу. Я спокойно стоял и ждал.
— Ваши утверждения, будто мы преднамеренно развязали кампанию с целью погубить вашего зятя, являются беспочвенными, — заявил Полгейт. — Если вы посмеете заявить об этом публично, мы подадим на вас в суд за клевету.
— Вы развязали кампанию с целью помешать Мейнарду Аллардеку получить рыцарский титул, — возразил я. — Вы стремились испортить его репутацию, и вам было все равно, кого, кроме него, это заденет. Ваша газета вела себя бессердечно и по-хамски. С ней это бывает постоянно. И я буду говорить об этом, кому и когда мне будет угодно.
Полгейт заметно напрягся. Юрист приоткрыл рот. Леггата же, похоже, все это начинало забавлять.
— Объясните, почему вы хотели погубить Мейнарда Аллардека, — сказал я.
— Не ваше дело! — отрезал Полгейт с решительностью захлопнувшегося сейфа. Я понял, что, возможно, когда-нибудь я это и узнаю, но не от тех, кто находится в этой комнате. Поэтому я продолжал:
— Вы сочли, что эффективнее всего будет ударить сбоку, и решили достать Мейнарда через его сына. Вы не подумали о том, что его сыну это грозит разорением. Вы просто воспользовались им. И вы должны возместить ему причиненный ущерб.
— Нет! — сказал Полгейт.
— Мы ничего не признаем! — вставил юрист.
Классическая фраза, вполне в духе адвоката. Возможно, мы и виноваты, но никогда в этом не признаемся.
— Если вы будете продолжать пытаться вымогать у нас деньги, — продолжал он, — «Ежедневное знамя» добьется, чтобы вас арестовали и предали суду.
Я прислушивался не столько к словам, сколько к этому голосу. Где-то я его уже слышал… Высокий тембр, отчетливый выговор, полное неверие в то, что у меня тоже могут быть мозги…
— Вы не в Хампстиде живете? — задумчиво спросил я.
— А при чем тут это? — с холодным раздражением осведомился Полгейт.
— Три тысячи вперед, десять после.
— Чушь собачья! — заявил Полгейт.
Я покачал головой. У Дэвида Морса был такой вид, словно он проглотил осу.
— Вы вели себя на редкость неуклюже, — сообщил я ему. — Беретесь подкупать жокея, а элементарных вещей не знаете.
— Каких, например? — заинтересовался Сэм Леггат.
Я едва сдержал улыбку.
— Ну хотя бы кличек лошадей.
— А, значит, вы признаете, что брали взятки! — воскликнул Морс.
