Дик Фрэнсис - Напролом
— Вперед! — решительно сказала Даниэль, и мы с Томасом кивнули.
— Ну и хорошо. Вперед, в Лондон. А теперь, Кит, расскажите нам, в чем дело.
Я рассказал им, как мы с Бобби застали репортеров, когда те снимали свой «жучок», и отобрали у них пиджаки перед тем, как они сбежали. Принцесса прищурилась.
Я рассказал, как предложил «Знамени» вернуть вещи, если газета напечатает опровержение и заплатит компенсацию. И как нашел свою машину взломанной, и как рядом неожиданно появились эти мордовороты.
— Им были нужны те пиджаки, — сказал я. — Я предвидел, что меня попытаются ограбить, но насилия я не ожидал.
Хотя ничего удивительного в этом не было — после того, как Бобби так жестоко избил Оуэна Уаттса. Я помолчал.
— Прямо не знаю, как вас благодарить.
— Благодарите Томаса, — ответила принцесса. — Это Томас сказал, что у вас проблемы. Я бы ничего и не заметила.
— Спасибо, Томас, — сказал я.
— Да это же за милю было видно, — сказал он.
— Но как быстро вы рванули с места!
— Я ходил на лекцию о том, что делать, если твоего работодателя пытаются похитить.
— Томас! — сказала принцесса. — В самом деле?
— Я не хочу вас потерять, мадам, — серьезно ответил он.
Принцесса была так растрогана, что на этот раз даже не нашла подходящего вежливого ответа. Томас, который возил ее много лет подряд, был большой и спокойный лондонец средних лет, с которым я частенько разговаривал на автостоянке. Он обычно сидел в своем «роллс-ройсе» и читал книжки. Однажды, давным-давно, я его спросил, не надоедает ли ему каждый день ездить на скачки, если он не интересуется лошадьми и не играет на тотализаторе. Томас сказал, что нет. Сказал, что ему нравятся дальние поездки, нравится одиночество, и прежде всего — ему нравится принцесса. Мы с ним были противоположностями во многих отношениях, но, смею полагать, при необходимости согласились бы умереть за эту прекрасную даму.
И все же я подумал, что она недооценивает опасность, которая нам угрожает. Я посмотрел в заднее окно — серая машина упрямо преследовала нас — и начал прикидывать, как бы нам исчезнуть. Я уже подумывал, что, возможно, мне стоит попросить Томаса свернуть с шоссе и нырнуть в густой подлесок, как вдруг наши преследователи круто свернули с внутренней полосы, под дикий хор гудков пересекли внешнюю, медленную полосу и исчезли на боковой дороге. Томас удовлетворенно заворчал.
— К автозаправке свернули! — сообщил он.
— То есть они отстали? — уточнила Даниэль, оборачиваясь, чтобы посмотреть назад.
— Отцепились!
Я подумал, что свернули они, видимо, затем, чтобы позвонить по телефону и доложить о провале операции.
— Хорошо! — сказала принцесса, словно здесь больше и говорить было не о чем, и с облегчением завела речь о лошадях, о сегодняшнем триумфе короче, о более приятных волнениях, намеренно и умело уводя нас от чуждого ужаса жестокой стали к привычной и знакомой опасности свернуть шею.
К тому времени, как мы были в центре Лондона, принцессе удалось восстановить ощущение, что все в порядке. Как будто я всегда езжу в ее машине, как будто того внезапного нападения вовсе не было. Я думал, что она бы не забыла о приличиях даже на эшафоте, и был благодарен ей за это, что она успокоила нас.
Когда до дома оставалась всего миля и сумерки уже сменялись ночью, принцесса спросила Томаса, не согласится ли он отвезти ее племянницу в Чизик, как обычно, а потом забрать ее после работы. — Конечно, мадам.
— А может, я ее подвезу? — предложил я. — Чтобы не задерживать Томаса.
— В два часа ночи? — спросила Даниэль.
— А что?
— Ну о'кей.
Принцесса по этому поводу ничего не сказала и никаких чувств не выказала.
— Тогда, Томас, вы, видимо, можете быть свободны. — Потом обратилась ко мне: — Если вам надо в полицию, Томас вас отвезет.
Я покачал головой.
— В полицию я не пойду.
— Но эти ужасные люди… — возразила она.
— Если я пойду в полицию, о вас напишут в газетах.
— О-о! — протянула она. Ее вовсе не прельщало оказаться героиней статьи о том, как она спасла своего жокея от банды головорезов с ножами.
— Поступайте, как сочтете нужным, — проговорила она.
— Хорошо.
Томас остановил машину возле ее дома на Итон-сквер и открыл дверцу машины. Оказавшись на тротуаре, я поблагодарил принцессу за приятную поездку.
Все-таки учтивость побеждает все. Чуть заметно улыбнувшись, она сказала, что мы, несомненно, увидимся в Аскоте, и, как обычно, протянула мне руку и приняла мой легкий поклон.
— Просто глазам своим не верю! — сказала Даниэль.
— Когда умеешь себя правильно вести, — мягко сказала ей принцесса, — можно справиться с любой опасностью.
Я купил себе рубашку и анорак, устроился в гостиницу на ночь, задержался в холле, чтобы взять напрокат машину в расположенном там агентстве.
— Мне нужна хорошая машина, — сказал я. — «Мерседес», если можно.
Мне обещали, что поищут. В номере я снял с себя распоротые и испачканные кровью рубашку и пиджак, переоделся в новое и снова принялся звонить по телефону.
В «Золотом льве», телефон которого я нашел в справочнике, мне сказали, что да-да, конечно, никаких проблем, комната останется за мной, у них есть номер моей кредитной карточки, очень жаль, что я задержался, разумеется, мои вещи будут в полной сохранности.
В техобслуживании сказали, чтобы я не беспокоился, они заберут мою машину с ипподрома в течение часа. Если я позвоню утром, они мне скажут, куда ее отвезли.
Мой автоответчик был забит сообщениями с просьбами перезвонить от полиции, моей соседей, директора моего банка, Розы Квинс, трех тренеров и Сэма Леггата.
Соседка, пожилая вдова, была необычайно взволнована, поэтому я перезвонил ей первой.
— Кит, дорогой, надеюсь, я правильно поступила, — сказала она. — Я увидела в вашем доме незнакомого человека и сообщила в полицию.
— Правильно, — согласился я.
— Время было обеденное, я знала, что вы в Тоустере. Я всегда слежу за вашими скачками. Четыре победы! Только что передавали по радио. Вы молодец.
— Спасибо. Так что было в доме?
— Да на самом деле ничего. Когда приехала полиция, я вышла и открыла им дверь своим ключом. Они приехали всего минут через пять, но в доме уже никого не было. Я чувствовала себя ужасно глупо, но потом один из полицейских нашел разбитое окно, и когда они осмотрелись внимательнее, то сказали, что здесь кто-то был и что-то искал. Насколько я поняла, ничего не пропало. Ваши награды не тронули. Но окно в уборной было разбито.
Я вздохнул.
— Спасибо вам большое. Вы молодец.
— Я попросила Педро из соседнего дома вставить стекло. Мне не хотелось оставлять окно разбитым. Так ведь кто угодно может влезть.
— Вернусь — приглашу вас в паб.
Она хихикнула.
— Спасибо, дорогой мой. Это будет чудесно!
В полиции мне ничего нового не сообщили. Сказали, что я должен вернуться и проверить, не пропало ли чего.
Потом я позвонил банкиру. Он что-то жевал.
— Извините, — сказал он. — Я обедаю. Днем, во время ленча, в банк приходил человек, который хотел положить на ваш счет три тысячи.
— Что за человек?
— Я его, к сожалению, не видел. Меня не было. Чек был не личный, а банковский.
— Ч-черт! — сказал я с чувством. — Не беспокойтесь, на вашем счету его не будет. Я приостановил принятие вкладов, как мы и договаривались. Чек лежит в сейфе у меня в кабинете. Что с ним делать?
— Порвите его при свидетелях, — сказал я.
— Ну что вы, так же нельзя! — запротестовал он. — Ведь кто-то же заплатил за него три тысячи фунтов!
— Где его выдали?
— В одном из банков в Сити.
— Вы не могли бы узнать у них, кто его приобрел?
— Ладно, завтра попробую. И, будьте так добры, выдайте мне ваше распоряжение в письменном виде как можно быстрее.
— Хорошо, — сказал я.
— Да, а вы молодец! Я слышал о ваших победах по радио.
Я поблагодарил его и повесил трубку. Потом подумал, вышел из гостиницы, дошел до ближайшего метро и позвонил Сэму Леггату в «Знамя» из автомата.
На этот раз ждать мне не пришлось. Я сразу услышал в трубке его голос, резкий и решительный.
— Наши юристы говорят, что ваши вчерашние действия пахнут шантажом.
— То, чем занимались ваши репортеры в доме моего зятя, пахнет тюремным заключением.
— Наши юристы говорят, что если у вашего зятя есть претензии, которые он считает нужным разрешать по суду, пусть его юристы свяжутся с нашими юристами.
— Ага, — сказал я. — И сколько же времени это займет?
— Наши юристы считают, что никакой компенсации выплачивать не следует. Вся информация, содержавшаяся в заметках, в основе своей была правдивой.
— Опровержение печатается?
— Еще нет. Наша газета печатается позднее.