Дик Фрэнсис - Напролом
— Вот так, — сказал тот, что заговорил со мной первым. — Мы собираемся забрать у тебя кое-какие вещички, которые тебе не принадлежат. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя порезали, а?
Глава 13
Разумеется, я этого не хотел.
— Видишь вон тот серый «Форд» справа на обочине? — сказал тот, что был слева. — Сейчас мы тихо-мирно сядем в него. Ты нам скажешь, где находятся известные тебе пиджаки и вещи, которые были в карманах. Сядешь между нами на заднее сиденье, мы тебя свяжем, а если будешь дергаться, перережем тебе связки, так что ты никогда ходить не сможешь, не то, что верхом ездить. Понял?
Я кивнул. Во рту у меня пересохло.
— Пора тебе понять, что есть люди, которыми вертеть нельзя. И мы тебе это объясним. Пошли!
Это не были Оуэн Уаттс и Джей Эрскин. Голоса незнакомые, и к тому же эти люди старше и куда крупнее. Свои слова они подкрепили парой тычков под ребра, и я пошел. Пошел на негнущихся ногах к серому «Форду».
Я, конечно, отдам им то, что они хотят. Это просто. Кредитные карточки Оуэна Уаттса и пропуск Джея Эрскина не стоят того, чтобы ради них становиться калекой. Но при мысли о том, что будет после «Золотого льва», в животе у меня сделалось пусто. Вряд ли они с улыбкой пожмут мне руку и отпустят восвояси. Это было очевидно.
В «Форде» сидел третий, водитель. Когда мы подошли ближе, он вылез из машины и распахнул обе задние дверцы. Машина была развернута к выезду на шоссе.
Рядом никого не было, на помощь не позовешь. И все же я твердо решил, что в машину не сяду ни в коем случае. Брошусь бежать. Лучше рискнуть здесь, на вольном воздухе. Если убьют — пусть лучше под открытым небом, чем в каком-нибудь темном углу или на заднем сиденье автомобиля, со связанными руками. Пиджаки я бы им отдал, но они жаждали крови, и их враждебные намерения били по мне, словно волны прибоя в шторм.
Наступил момент, когда я сказал себе: «Теперь или никогда!», и уже готов был сделать это «теперь», но тут бесшумно проезжавшая мимо нас к выезду с ипподрома длинная черная машина остановилась у края дороги футах в шести от того места, где находился я. В задней двери с моей стороны опустилось окно, и знакомый голос спросил:
— Кит, у вас проблемы?
Никогда еще за всю свою жизнь я не был рад принцессе больше, чем теперь!
— Скажи «нет»! — прошипел человек слева мне в ухо, сильнее вжимая нож в мой бок. — Избавься от них!
— Кит!
— Да! — сказал я.
Лицо принцессы не изменилось. Задняя дверь ее «роллс-ройса» распахнулась, и она, не тратя лишних слов, произнесла:
— Садитесь.
Я рванулся. Прыгнул. Нырнул в машину головой вперед. Приземлился прямо на ноги принцессе и Даниэль, постаравшись сделать это как можно мягче, и перекатился на пол.
Машина рванулась прежде, чем принцесса успела сказать шоферу: «Томас, вперед!», и я увидел в окно разъяренные лица моих неудачливых преследователей, услышал, как они молотят кулаками по блестящему кузову, пытаясь отворить дверцы, которые были уже автоматически заперты изнутри.
— У них ножи! — в ужасе воскликнула Даниэль. — В смысле… правда, ножи!
Томас еще прибавил скорость. Некоторое время трое мордоворотов бежали за машиной, потом отстали. Я взобрался на одно из откидных сидений и сказал:
— Извините…
— Извините! — воскликнула Даниэль.
— Извините, что втравил вас во все это, — сказал я принцессе и потер лицо рукой. — Мне действительно очень неудобно…
— Мадам, — сказал Томас, не проявляя ни тревоги, ни волнения, — эти трое людей собираются преследовать нас на серой машине марки «Форд».
Я посмотрел в затемненное заднее стекло и увидел, что Томас прав. Последний из мордоворотов уже садился в машину, тыкая пальцем в нашу сторону.
— Тогда нам стоит найти полисмена, — спокойно сказала принцесса. Но после окончания скачек полиция, как всегда, удалилась с ипподрома после того, как рассосалась толпа. Никто не регулировал движение у ворот ипподрома — в этом больше не было нужды. Томас убавил скорость, повернул в сторону Лондона и снова мягко нажал на акселератор.
— Если я могу посоветовать, мадам… — начал он.
— Можете, Томас.
— Безопаснее будет ехать дальше. Первый город на пути — Стоуни Стрэтфорд, и я не знаю, где там полицейский участок. Мне придется остановиться, чтобы спросить.
— Если мы пойдем в полицейский участок, — с беспокойством сказала Даниэль, — они нас задержат на целую вечность! Будут брать показания и все такое. Я опоздаю!
— Кит? — спросила принцесса.
— Едем дальше, — сказал я. — Если, конечно, это вас устраивает.
— Едемте, Томас, — сказала принцесса.
Томас кивнул.
— А теперь, Кит, — сказала принцесса, — расскажите, пожалуйста, почему нам пришлось спасать вас столь мелодраматическим образом.
— Они угрожали ему ножами! — сказала Даниэль.
— Я это тоже заметила. Но почему?
— Хотели отобрать у меня кое-какие вещи.
Я перевел дух. Я испытывал невероятное облегчение от того, что этим троим не удалось затащить меня в ту машину, и старался унять нервную дрожь.
— Началось все это с газетных статеек о моем зяте, Бобби Аллардеке.
Принцесса кивнула.
— Да, лорд Вонли мне рассказывал вчера, когда вы ушли.
— У меня на ноге кровь! — сказала вдруг Даниэль. — Как это я…
Она осмотрела свои лодыжки, потом вскинула голову.
— Кит, когда вы влетели сюда, точно акробат, у вас шла кровь? У вас и сейчас идет кровь?
— Наверно, да.
— Что значит «наверно, да»? Вы что, не чувствуете?
— Нет.
Я заглянул к себе под пиджак, справа и слева.
— Ну? — требовательно спросила Даниэль.
— Немножко.
Видимо, мордовороты не ожидали, что я прыгну, когда они уже воткнули ножи мне в бока. И уж, конечно, они опомнились слишком поздно, чтобы меня остановить. Они попытались полоснуть меня, но безуспешно. Раны были не опасными и не слишком болезненными. Однако кровь шла до сих пор.
Принцесса безропотно вздохнула.
— Томас, у нас есть аптечка?
Томас ответил:
— Да, мадам, — и достал из встроенного в стенку шкафчика черную коробку. Он передал аптечку назад, я ее взял, открыл и нашел несколько бактерицидных пластырей подходящего размера и уйму всяких мазей и бинтов. Я взял один из пластырей и обнаружил, что на меня смотрят две пары женских глаз.
— Извините… — неловко сказал я.
— Стесняетесь? — спросила Даниэль.
— Угу…
Я стеснялся всей этой ситуации. Принцесса отвернулась к окну и принялась созерцать проносящиеся мимо поля, а я ощупывал свое тело под рубашкой, пытаясь сообразить, куда тут лепить пластырь. Порезы оказались слишком далеко, чтобы разглядеть их самому.
— Господи, ну что вы мучаетесь! — сказала Даниэль, все еще смотревшая на меня. — Давайте я.
Она пересела с заднего сиденья на откидное сиденье рядом со мной, отобрала у меня пластырь и приказала задрать пиджак и рубашку, чтобы она могла оглядеть поле деятельности. Когда я послушался, она подняла голову и посмотрела мне в глаза.
— Я просто не верю, что вы ничего не чувствуете!
Я улыбнулся. Что бы я ни чувствовал, это было булавочным уколом по сравнению с тем, что меня ожидало.
— Давайте заклеивайте! — сказал я.
— Ладно.
Она налепила пластырь, и мы поменялись местами, чтобы она могла заклеить другой порез.
— Ужас какой! — сказала она, вытерев руки и вернувшись на заднее сиденье, пока я неуклюже заправлял рубашку в брюки. — Та, первая, рана очень длинная и ужасно глубокая. Видимо, придется швы накладывать.
Принцесса оторвалась от окна и оценивающе взглянула на меня.
— Ничего, — сказал я, — участвовать завтра в скачках я все равно смогу.
Она чуть заметно улыбнулась.
— Боюсь, вы сказали бы это, даже если бы у вас были сломаны обе ноги.
— Возможно, что и так.
— Мадам, — вмешался Томас, — мы подъезжаем к шоссе, а серый «Форд» по-прежнему висит у нас на хвосте.
Принцесса развела руками.
— Пожалуй, нам лучше ехать дальше, — сказала она. — А вы как думаете?
— Вперед! — решительно сказала Даниэль, и мы с Томасом кивнули.
— Ну и хорошо. Вперед, в Лондон. А теперь, Кит, расскажите нам, в чем дело.
Я рассказал им, как мы с Бобби застали репортеров, когда те снимали свой «жучок», и отобрали у них пиджаки перед тем, как они сбежали. Принцесса прищурилась.
Я рассказал, как предложил «Знамени» вернуть вещи, если газета напечатает опровержение и заплатит компенсацию. И как нашел свою машину взломанной, и как рядом неожиданно появились эти мордовороты.
— Им были нужны те пиджаки, — сказал я. — Я предвидел, что меня попытаются ограбить, но насилия я не ожидал.
Хотя ничего удивительного в этом не было — после того, как Бобби так жестоко избил Оуэна Уаттса. Я помолчал.
