Владимир Колычев - И жизнь моя – вечная игра
– Ведь неспроста же ты туда едешь! – в сердцах бросила Лада.
– Неспроста. Подостов – моя вотчина, дел там у меня много...
– Знаю я твои дела... К этой едешь... – ее голос звенел от ревности.
– К кому я еду? – встрепенулся Тимофей.
– Не знаю, как ее зовут... Но есть у тебя там зазноба. К ней ты и едешь...
– Что ты плетешь, женщина?
– Это не я, это ты плетешь... Сеть плетешь, на свою погибель...
Будь на ее месте сейчас мужчина, Тимофей ударил бы его, не задумываясь. Он человек верующий, в церкви крещеный, но суеверия довлели над ним. Лада должна была пожелать ему славного пути, но она чуть ли не заклинала его. Негожее напутствие в дорогу. За такую оказию голову с плеч сносят...
– Тьфу на тебя!
Тимофей сплюнул в ее сторону, как будто прогонял черта от себя. Пугнув ее резким движением руки, выскочил из светлицы.
Да, он действительно ехал в Подостов к своей зазнобе. Была там у него своя Елена Прекрасная. При дворе посадника Ерофея жила, на особом положении, которое создал ей Тимофей. Но на этот раз он не на побывку к ней ехал, а чтобы забрать к себе в Заболонь. На готовое забрать.
А Подостов он захватил в войне с Антипом. Разбил его рать под стенами Заболони, погнал ее до родных вотчин, там и разделал боярина под орех. Все земли его к себе присоединил, на Подостов человека своего посадил. Там же и красавицу Елену пленил силой своей молодецкой. Домой в Заболонь везти ее не стал, но в Подостов с тех пор наведывался часто. Неудивительно, что Лада в конце концов прознала про его зазнобу...
Со зла ему Лада гадостей наговорила. Не должен был Тимофей всерьез принимать ее слова, но все же перед отъездом он отправился в храм, попросил батюшку окропить его святой водой и благословить в путь...
До Подостова путь не близкий, верст сто по прямой. Но Тимофей так рвался к своей зазнобе, что и не заметил, как пролетело время, проведенное в дороге. К исходу дня показался окруженный лесами и полями холм, на вершине которого стоял закрытый острогом город. Крепостные башни, купола церквей и боярских теремов...
Посадник Ерофей вывел к дороге весь город. Он поднес ему хлеб-соль, священник – крест для целования, в ознаменование благополучного исхода в пути.
Тимофей взял с собой два десятка отборных дружинников, но даже это не обещало ему спокойствия в пути. Не все спокойно было в подостовских землях, в лесах полным-полно было лихих людей, не согласных с боярской и вообще чьей-либо волей. Они могли объединиться, устроить засаду, напасть на Тимофея, и неизвестно, чем это могло бы для него закончиться. Но Бог миловал, и он в полном здравии добрался до Подостова.
Дружину он отправил на постой, а сам вместе с посадником отправился в его светлицу.
– Рассказывай, как поживаешь, – опускаясь на скамью с высокой спинкой, сказал он.
Приятно было посидеть с дороги на чем-нибудь неподвижном, да еще вытянув ноги. Еще бы доспехи снять, но сейчас ему идти к Елене, а ей нравилось любоваться им во всей его боевой красе.
– Все хорошо, – уныло сказал Ерофей.
– А чего нос тогда повесил?
– Зимовец, поганец, одолевает...
– Зимовец?
– Да, бывший окольничий Антипа... Не нравятся ему наши порядки...
– Многим они не нравятся, что ж теперь?
– Ему особливо не нравятся... Людей подговаривает, смуту готовит...
– И зачем ты мне это говоришь? – грозно глянул Тимофей на своего посадника. – У тебя дружина, у тебя власть. На кол смутьяна, и вся недолга...
– Поздно хватились, – виновато развел руками Ерофей. – Зимовец в леса ушел. Всех своих людей забрал и ушел...
– И много людей?
– Да с дюжину... На дорогах теперь озоруют...
– Почему не известил меня о том?
– Думал, сам управлюсь... Не вышло. Хитер Зимовец: по лесам кружит, не ухватишь. Бывалые воины с ним...
– Дружину мою в подмогу возьмешь.
– Да, хотелось бы...
– Ладно, после об этом поговорим. Отдохнул я, к Елене пойду. Ждет она меня?
– Э-э, – замялся Ерофей.
– Что такое? – пристально глянул на него Тимофей.
– Захворала она...
– Что с ней?
– Застудилась ненароком. Но уже на поправку, говорят, идет...
– Говорят?
– У матери она, дома. Мать ее знатная травница...
– Мог бы мать сюда вызвать...
– Елена очень просила. Дома, говорит, и стены лечат...
– А живет она окрест Подостова.
– Да, в Крутояре. Тут рукой подать... Ты только скажи, князь, мы ее быстро в хоромы доставим...
– Мне сказать? А сам не догадался?
– Ну, мало ли что люди говорят. Может, Елена твоя сильно хворая, может, нельзя ей в путь-дорогу. Не приведи Господь, что случится...
– Боишься... Да и я не из лыка соткан... Сам к ней поеду...
Тимофей не стал поднимать всю дружину. Взял только старших гридней – Бронислава, Радомира, Устимьяна и Данилу. Они все знают про Елену, они поймут и не осудят. Да и место в доме для четырех дружинников всегда найдется...
Уже темнело, когда небольшой отряд подошел к Крутояру. Это было небольшое поселение на высоком обрывистом берегу реки. Внизу вода плещет, рядом лес шумит, зато в самом селении тишина – только и услышал Тимофей, как петух где-то прокричал – как будто сигнал тревоги подал.
Четыре бревенчатые лачуги, несколько землянок с узкими прорезями-окошками под камышовыми крышами. Людей нигде не видать.
Первым догадался Бронислав.
– В лес ушли, – сказал он, осаживая вздыбившегося вдруг коня.
Тихо вокруг, безветренно, а лошадь как будто волка почуяла.
– Нас увидели, потому и ушли, – добавил Данила.
– Неспокойно в этих местах. Лихого люда много, – кивнул Радомир.
– Но мы же не похожи на разбойников, – пожал плечами Устимьян.
– Зимовец где-то бродит, – сказал Тимофей. – На конях они, в латах... Смуту на округу наводят. Боятся их люди...
Дружинники обследовали лачуги, и в одной нашли пожилую женщину – растрепанную, увешанную пучками высушенной травы. Тимофей назвался, сказал, кого ищет.
– Князь Орлик! – всплеснула руками женщина. – Как же ты всех наших напугал! Думали, что лиходеи...
– Акулину я ищу. Бабку Акулину...
– Ну какая ж я тебе бабка, князь? – обиженно и в то же время игриво повела бровью женщина.
Оказалось, что это и была мать Елены. Впрочем, Тимофей и сам об этом уже догадывался. Женщина была обвешана пучками трав, сам дом – травная кладезь, в котле едко-пахучий отвар булькает... Травница она, знахарка.
– Елена где?
– А почто тебе она, князь? – неожиданно избоченилась Акулина.
– Сама знаешь, почто, – нахмурился Тимофей.
– Знаю. Потому и спрашиваю... Негоже дочь мою по рукам таскать.
– Хочешь, в Заболонь ее отвезу, в хоромы?
– Хочу. Чтобы ты в жены ее взял, хочу!
– Я христианскую веру проповедую. В Перуна бы верил, взял бы Елену второй женой. А так не могу...
– Лучше б ты язычником был, – горько вздохнула женщина.
– Чего нет, того нет, – перекрестившись, сказал Тимофей.
– Видно, не люба тебе Елена...
– Люба, очень люба...
– Вот и возвернись в прежнюю исконную веру...
– Ты, ведьма, говори, да не заговаривайся! – вспылил Тимофей от таких слов.
Акулина испугалась, закрылась руками в ожидании удара.
– Ты брось эти бесовские козни!
– Нет, нет, что ты, соколик! Ты не так уразумел!
– Смотри, как бы сама не уразумела, на костре!
– Ну что ты! Что ты!
– Елена где?
– В лесу она... Все там сейчас...
– А ты чего здесь?
– Я за дочь боюсь. За себя не боюсь...
– Не боишься, что дочь без матери останется?
– Она уже взрослая девушка... Ты здесь побудь, князь. А я в лес схожу...
Женщина ушла. Тимофей тоже не стал оставаться в пропахшей травами лачуге.
– Данила, Устимьян! Коней в реке напоить! – распорядился он. – Бронислав, Радомир, на дворе дозором стойте.
– Князь, изволь за этой ведьмой последить, – вызвался Радомир. – Ты же знаешь, я могу тихо, как лис...
– Проследи, – соглашаясь, кивнул Тимофей.
Радомир не слышал, о чем он говорил с Акулиной. Но раз уж и он назвал ее ведьмой, то есть в ней что-то бесовское. Как бы лиха на них не навела.
Радомир исчез, но не вернулся с появлением Акулины, которая вела за собой сияющую от радости дочку. Елена была настолько прекрасна, что Тимофей забыл и про своего дружинника, и про людей, которые возвращались в свое поселение вместе с ней. Он хотел обнять ее и приголубить прямо во дворе, но Елена завела его в дом и там сама обвила руками его шею.
– Как же я рада тебе, любый мой! – ласково прошептала она.
– Как здоровье твое, любая моя?
– Болела очень.
– А сейчас?
– Сейчас хорошо все, как видишь. Мать на ноги поставила.
– В Подостов чего не возвращаешься?
– Плохо мне там. Люди косо глядят, в спину пальцем тычут...
– Я тебя в Заболонь к себе заберу.
– Там то же самое... Еще и жена твоя... Не будет мне там жизни...
– Версту земли тебе дам, терем добрый поставлю, как боярыня жить будешь...
