Татьяна Полякова - Ангел нового поколения
— История занятная, — кивнула я. — Только что в ней правда, а что вымысел?
— На этот вопрос вам никто не ответит.
— Меня больше интересует цитата в книге, — подала голос Анна. — Звучит довольно странно. «И предав меня сядешь одесную отца небесного». Так, кажется?
— Именно. Хотя проверить сие уже невозможно. Но есть свидетельства, что там была именно эта строка.
— Допустим, действительно существует или существовал еще один евангелический текст. Но… в этой строке нет смысла. Иисуса предал Иуда, это все знают. «И предав меня сядешь одесную отца небесного», то есть окажешься в раю? Как мог Иисус сказать такое?
— Ну, сказал же он разбойнику: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со мною в раю», — усмехнулся Николай Иванович.
— Разбойник поверил в него. А Иуда предал. Предал любимого учителя.
— Все так, все так, — покивал он головой. — Весь вопрос в том, кто написал Пятое Евангелие. Возможно, тогда слова эти стали бы понятны.
— По-вашему, Пятое Евангелие написал сатана? — усмехнулась Анна.
— Довольно распространенное мнение, — вновь кивнул Николай Иванович. — Очень подходит для беллетристики. Давайте пофантазируем. Зачем врагу рода человеческого могло это понадобиться? Вы знаете ответ? Лично я затрудняюсь даже предположить, какие у него были к тому мотивы.
— Неудивительно, что затрудняетесь, — хмыкнула Анна. — На то и сатана.
— Да-да, — охотно согласился Платонов. — Однако меня больше привлекла иная версия. Вот, взгляните. — Ловко управляясь с креслом, он подъехал к шкафу, что стоял у стены, и достал из ящика толстую книгу. — Закон Божий, — пояснил он. — Издание 1913 года. — Он подъехал к нам, положил книгу на стол, сдвинув чашки в сторону, и открыл ее. — Все четыре Евангелия, как известно, написаны через много лет после распятия Христа. Святой Иоанн ознакомился с тремя из них и их одобрил. Затем ученики уговорили его составить свое повествование о земной жизни Христа, что он и сделал. Довольно странно, что в своих странствиях никто из двенадцати не потрудился записать притчи, которыми так любил поучать Христос. Хотя среди них были люди образованные. В Библии немало пророчеств, и за Христа принимали и Илию, и Иоанна Крестителя…
— Я не очень понимаю, куда вы клоните, — начала я, но Анна меня перебила:
— Николай Иванович хочет сказать, что кто-то еще при жизни Христа составил описание совершенных им чудес. Но по какой-то причине они были забыты или утеряны.
— Или к ним было резко отрицательное отношение из-за их автора, — весело добавил он.
— Вы считаете, что автор Пятого, то есть Первого Евангелия — Иуда? — спросила Анна. — Вынуждена заметить, что это тоже весьма расхожее мнение. Лично я читала три детектива — два переводных и один отечественный, в которых речь шла о Пятом Евангелии, якобы написанном Иудой.
— При чем здесь детективы? — спросила я.
Николай Иванович на замечание Анны ответил мягкой улыбкой:
— Это лишь говорит о том, что идея, так сказать, витала в воздухе. А идеи на пустом месте не возникают, что-то им дает толчок. В нашем случае загадочная цитата в книге в руках пятого евангелиста. Если принять версию, что евангелист Иуда, то ее смысл вполне понятен.
— Только не для меня, — покачала я головой. — По-вашему, Христос простил его и обещал ему царствие небесное?
— А если это не слова Христа? — вкрадчиво заметил Николай Иванович.
— Тогда чьи?
— Пятого евангелиста, то есть Иуды.
— И он обвиняет Христа в предательстве? — растерялась я.
— Христос сказал, что будет предан, распят и воскреснет на третий день. Кто-то из учеников должен был предать его. И он заранее знал кто и даже назвал его на Тайной вечере. На вопрос Иуды: «Не я ли, Господи?» — ответил: «Ты сказал».
— Конечно, потому что читал в сердцах людей и видел сущность Иуды.
— А что вы скажете о предопределении? Разве не на все воля божья? И Иуда знал, что для предательства учитель выбрал его? Человека, который безумно его любил? Но что он против воли божьей? Чтобы свершилось пророчество, Христу надлежало быть распятым, а Иуде предать. И не рыдал ли он вместе с господом, прося: «Пусть минует меня чаша сия»? Если взглянуть на все глазами Иуды, это Христос предал его, возложив на его плечи непосильную ношу. Он выполнил волю божью и покончил с собой, оставив нам эту строку как обвинение.
— Он не только смотрит наши фильмы, он читает нашу беллетристику. Хотя неизвестно, кто кому идеи подбрасывает, — сказала Анна. И в ответ на недоумевающий взгляд Николая Ивановича пояснила:
— Это я к тому, что особо оригинальной вашу версию не назовешь.
Он засмеялся:
— Согласитесь, версия недурна.
— Так можно оправдать любое предательство, — разозлилась я. Разговор произвел очень сильное впечатление, хотя я понимала, что все эти догадки ровным счетом ничего не стоили. — Мол, на все воля божья. Предал, потому что так угодно богу, а если б было не угодно, он бы предать не позволил. Очень удобно. Я не сильна в Священном Писании, но точно знаю, что бог дал нам свободу выбирать между добром и злом.
— Помилуйте, я вовсе не оправдываю предательство. Это лишь моя версия. — Он вздохнул и развел руками. Я почувствовала неловкость, не стоило говорить с человеком в подобном тоне, он тратит на нас время, а я…
— Философский спор о том, насколько мы свободны, предлагаю временно прекратить, — сказала Анна. — Кто автор этих строк, установить невозможно. Да и их наличие сомнительно, раз в музее висит икона с цитатой из Апокалипсиса.
— Сомневайтесь на здоровье, — улыбнулся Николай Иванович. — Но не забывайте легенду о главе из неизвестного Евангелия, которая якобы была спрятана в иконе.
— Куда же она делась? — усмехнулась Анна.
— В середине позапрошлого века такую рукопись оторвали бы с руками, — нахмурилась я. — Карамзин, как известно, привил россиянам любовь к истории. В любом случае, если глава существовала, она просто была бы обязана где-то всплыть, не сама, так упоминание о ней. А ничего подобного мне не встречалось.
— Я еще не утомил вас своими рассказами? — улыбнувшись, спросил Николай Иванович. — Вы не представляете, какое это для меня удовольствие, но я, кажется, злоупотребляю…
— Вовсе нет. Но если у вас дела… мы можем приехать еще.
— Что вы, что вы. Я, напротив, очень рад. Итак. Вернемся к иконе. Я вам рассказал несколько легенд, связанных с ней. Что вы о них думаете?
— О легендах? — удивилась я. — Правду от вымысла отличить очень трудно. Возможно, правды и вовсе нет или ее совсем немного, как в легендах о Дракуле. Существовал человек с таким именем, а все остальное просто сказки.
— Забавно, что вы о нем вспомнили.
— О Дракуле? — не поняла я.
— Именно. Среди людей князя, подарившего икону монастырю, был некий человек, прозванный Молчун. В совсем юном возрасте он отправился с торговым караваном на Каспий, попал в плен, бежал, долго скитался, пока уже в преклонных годах не вернулся на родину. Его считали чуть ли не колдуном и побаивались. Однако он был человеком верующим и везде возил с собой икону.
— «Пятого евангелиста»? — спросила я. Платонов кивнул.
— Именно он завещал ее монастырю, а князь лишь заказал на нее богатый оклад из серебра с драгоценными каменьями.
— Это тоже легенда?
— Конечно. А вот уже факт. Незадолго до смерти полковника Мартынова, погибшего при пожаре, в селе появляется некий глухонемой, прозванный Скопцом, родом из Трансильвании. Что ему понадобилось в наших краях, неизвестно, однако он поселился в доме полковника. Взятый в дом из милости, он пользовался там невероятным уважением, а в селе его боялись.
— И тоже считали колдуном.
— А как же иначе? Так всегда бывает, когда люди сталкиваются с чем-то непонятным.
— И кто, по-вашему, был этот человек? — спросила я, чувствуя некоторую нервозность, непонятно, что меня раздражало, сам рассказ или то, с какой убежденностью говорил Платонов.
— Хранитель, — пожал он плечами, при этом выглядел совершенно искренне, точно он действительно говорил о чем-то само собой разумеющемся.
— Час от часу не легче, — вздохнула Анна. Я испугалась, что Николай Иванович обидится и прогонит нас, но он весело засмеялся.
— Это же очевидно. Такую ценность не могли оставить без присмотра. В четырнадцатом веке князь решил, что самое надежное место для нее — монастырь в глухих лесах. Леса тогда в нашей местности действительно были непроходимые. После того как монастырь сгорел, икона оказалась в сельской церкви. Место тоже вполне подходящее. Особого внимания на нее деревенские не очень-то обращали, да и местное дворянство вряд ли бы ею заинтересовалось.
— Из вашего рассказа следует, что икона приносит несчастья. Сплошные пожары и убийства.
— Икона здесь ни при чем, — удивился он. — Убийцы — люди. Другое дело, что иногда что-то заставляет нас поглубже заглянуть в свою душу и…
