Наталья Берзина - Вверх по дороге, ведущей в ад
– Да, и даже написал книгу. «Алтай – Гималаи». Если не ошибаюсь, в 1927 году. Я читал ее. Знаешь, там очень много неясного. Он пишет о том, чего по логике никогда не мог видеть. Даже если допустить определенный художественный вымысел, все равно многое не сходится. Разве только допустить, что книга написана, мягко говоря, не совсем нормальным человеком. Но в таком случае непонятно, как его воспринимали в мире. Ведь Рерих был вполне адекватен до последних дней. И как к исследователю к нему претензий нет. Остается только предположить, что либо напечатано было не все, либо в книге что-то зашифровано. Но так глубоко я разбираться не стал.
– А что именно тебя удивило?
– Понимаешь, там есть несколько описаний странных походов или путешествий, которые охватывают весьма солидный период времени. Хотя доподлинно известно, что сам Рерих не покидал лагеря более чем на сутки, максимум двое. Для столь подробных описаний он должен был погружаться в незнакомую среду на недели, а то и месяцы. Словно путешествовал во времени!
– А фантазии творческой личности ты не можешь допустить? – возразила Инга.
– Слишком реалистично! Не похоже на вымысел, да и книги написаны в виде отчета об экспедиции. Они изначально не предназначались для широкого читателя. Смотри, к обеду мы должны добраться вон до тех скал! – прерывая собственные размышления, Арсений указал на виднеющиеся вдали горы.
Чика отложил рацию и, прислонившись к камню, лениво поглядывал на поросшее редкими зарослями корявых колючек плато. Связи по-прежнему не было. В телефоне только треск и отвратительный вой, будто внутри рации поселились демоны гор и устроили там разборку. Пашка, свернувшись в клубок, похрапывал в выемке утеса. Лошадь, спрятанная в тенистой лощине, постукивала камнями, переминаясь на месте. Ничто не нарушало унылого однообразия. Еще когда они только вышли на позицию, вдали замерцали какие-то странные вспышки. Не то молнии, не то зарницы. Чика удивился, ничего подобного он в прежней своей жизни не встречал, но вскоре все затихло, природа успокоилась, и ничто больше не предвещало каких-либо особых событий.
Оглянувшись на Пашку, Чика пожалел, что тот появился так не вовремя. Сейчас, когда Маркела не было рядом, самое время свалить отсюда, не дожидаясь, когда психопатичный главарь устроит очередную кровавую разборку. Парень понимал, что ему нет ни малейшего дела до каких-то людей, забравших общак. Все равно Чике не принадлежит там ничего, и рассчитывать на милость Маркела не приходится. Просто оголтелый бандит догонит неизвестных людей, перестреляет их и рванет куда подальше, а ему хочется только выжить. Деньжата, скопившиеся за время работы, надежно зашиты в подкладке куртки, оружие какое-никакое есть, значит, существует и реальная возможность выбраться с треклятого плато. Не раз ведь уже приходилось убегать, причем в более сложных условиях. Лошадь нервно переступала по камням, и ей явно не терпелось убраться отсюда куда подальше.
А почему, собственно, нет? Пашка дрыхнет, да и не помеха этот придурковатый пацан. Вполне можно свалить. Чика, стараясь не греметь камнями, спустился в ложбину, снял путы, подтянул подпругу и рывком вскочил в седло. Лошадь словно только этого и ожидала, тихонько заржав, тут же тронулась сначала шагом, но все больше ускоряясь, пошла по лощине прочь от продолжающего спать Пашки. Выбравшись по пологому склону на достаточно ровный участок, Чика направил животное на восток. Чем дальше он уходил от торчащих прямо посреди плато скал, тем спокойнее становилось у него на душе.
Неожиданно для себя Чика заметил, как изменился окружающий ландшафт. Все чаще стали попадаться деревья, каменистое нагорье сменилось лугами, местами потянулись тенистые перелески. Птицы запели в вышине. Двигаясь шагом по этому поистине райскому уголку, Чика потерял счет времени. Часы он разбил давно и теперь все больше ориентировался по солнцу, да и не нужны они были на базе. Сейчас, судя по положению светила, время приближалось к обеду. Внезапно почувствовав усталость, он спешился, привычно стреножил коня и опустился на землю неподалеку от веселого ручейка. Увидев воду, Чика сразу захотел пить. Отстегнул от пояса флягу, выплеснул давно теплую, затхлую воду, которую набирал в какой-то луже по пути, наполнил емкость вкусной прозрачной водой. Напился сам, удивляясь восхитительному, бодрящему вкусу. Росший неподалеку куст с продолговатыми черно-синими ягодами буквально манил к себе. Повинуясь неясному чувству покоя, Чика нарвал горсть незнакомых, но оказавшихся удивительно вкусными ягод, с удовольствием съел их и, предаваясь неосознанному блаженству, вытянулся на густой сочной траве. На душе было удивительно спокойно. Рядом лошадь с хрустом щипала зеленую поросль. Над головой в удивительно синем, бесконечно высоком небе легкий ветерок подгонял невесомые облачка. Шелест листвы убаюкивал. От ручейка веяло приятной прохладой. Чика вспоминал, как весело было на выпускном вечере в школе, как он украдкой целовался с отличницей и умницей Ксюшей из параллельного класса. Вспомнил и отца. Высокого, сильного, с которым так здорово было поехать куда-нибудь на рыбалку. Сидеть дотемна на берегу тихой речки, после варить невероятно вкусную ароматную уху. Разговаривать едва ли не до рассвета. Чика не хотел думать о том, как случайная, нелепая болезнь сгубила любимого отца. Впрочем, и мама пережила его не надолго, всего-то на два года. Не вынесла разлуки с любимым мужем. Перед глазами всплыла картинка их общей могилы под молодой черемухой. Но видение быстро растворилось, вспомнилось радостно улыбающееся лицо мамы. Чике в ту пору исполнилось шестнадцать, и за столом собрались все родственники. Даже дед, седой, но все еще волевой и крепкий, приехал издалека, чтобы напутствовать любимого внука. Вспомнилась и уютная мазанка на высоком берегу. Неумолчный гул моря внизу. Пенистые волны, накатывающиеся на скалистый берег. Бескрайний простор степи, колыхание ковыля. Трель жаворонка в выгоревшем добела небе. Милые, греющие душу картины всплывали одна за другой, принося в сердце покой и умиротворение.
Сон Чике приснился странный. Он лежит на крошечном пятачке зеленой травы, посреди унылых серых камней. Солнца нет, но яростный слепящий свет падает вертикально вниз, заставляя щуриться. Чика пытается прикрыть глаза рукой, защититься от неистового света, но руки не слушаются. Он словно распят на лужайке, хотя никаких пут не видно, он не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Только голова может поворачиваться.
Где-то далеко, в необозримой дали, появились две трудно различимые точки. Они приближаются, неспешно, спокойно. Чика смотрит только на них. Уже можно различить человеческие фигуры, просто летящие по воздуху. Одна в темных, другая в светлых одеждах. Руки опущены по швам, ноги неподвижны, лиц еще не разобрать, но они приближаются, видно, как ветер развевает темные волосы на светлой фигуре и серебристо-белые – на темной.
Фигуры приблизились настолько, что уже видны лица. Темноволосая, удивительной красоты женщина в белом одеянии, свободно ниспадающем с плеч, и крепкий мужчина, седой, с мужественным лицом, короткой седой бородкой и глазами цвета небесной лазури.
Они не остановились, а каким-то фантастическим образом зависли рядом с Чикой. Теперь он видел, что крошечная зеленая лужайка не окружена каменистой пустыней, вокруг разливается свет. И сам он, распростертый на траве, и двое странных людей парят в бесконечном ослепительном свете. Лица и мужчины, и женщины были спокойны, величавы и неподвижны. Они смотрели на Чику, а он слышал разговор.
– Милый мальчик, зачем же ты пришел сюда? – раздался удивительной чистоты женский голос.
Чика попытался ответить, но губы не слушались, будто склеенные.
– Ты видишь, Тара, что он пришел сюда не по своей воле! – прозвучал низкий трубный глас мужчины.
– Да, но я вижу на нем кровь! Кровь невинных! – возразила женщина.
– Согласен, но была ли в том его воля? – спросил мужчина.
– Неужели это имеет значение?
– Боюсь, что немалое.
– Я не отдам его тебе! Там ему не место! – В голосе женщины зазвучал металл.
– Ты видишь, что он не заслуживает злой участи. Я не хочу отнимать у него положительный потенциал!
– В нем много темного! Он убивал. Терзал других! – настаивала женщина в белом.
– Он любил! Много страдал. Не его вина в том, что столько горя выпало на его долю.
– В мире живых ему не место! Он должен принадлежать мне! – с оттенком нерешительности произнесла женщина.
– А почему ты настаиваешь на крайностях? Разве мир живых подвластен тебе?
– Я не властвую ни в одном из миров, согласна, но он пришел в мои горы! Думаю, я вправе требовать исполнения законов!
– Тара, ты знаешь, что мы должны быть едины в своих решениях. Иначе демоны завладеют им. Разве он достоин горькой доли?
