Наталья Берзина - Вверх по дороге, ведущей в ад
– Во блин! – только и воскликнул Маркел. – А чой-то было?
– Уходим, это бодхисатва! – шепотом, словно боясь кого-то спугнуть, прошептал Умрой.
– Чево? – протянул Маркел и, толкнув пятками лошадиные бока, попытался направиться к тому месту, где минуту назад опустилось на каменистый склон невиданное сияние.
Лошадь, странно всхрапнув, затопталась на месте, но так и не сдвинулась. Разозлившись, Маркел что есть силы стеганул ее нагайкой. От страшного удара кожа на боку лопнула, брызги крови веером разлетелись по камням, но упрямое животное, поднявшись на дыбы, упорно не двигалось с места. Осознав безуспешность своих попыток, Маркел спрыгнул и бегом помчался к все еще слабо светящемуся месту. Он еще бежал, когда мелодия зазвучала громче. Уже ясно слышалось пение на незнакомом языке. Чарующий женский голос проникал в сердце, звал, кружил голову. Маркел перешел на шаг, непонятное волнение охватило его, почему-то хотелось нежности. Откуда-то издалека возник призрачный образ матери. Почти забытый, неясный, но такой болезненно родной. Казалось, она сидит у колыбели, качает ногой скрипучую, давно рассохшуюся детскую кроватку и напевает унылую, тягучую, как сон, песенку. Маленький Володя, пуская пузыри, таращился на усталое женское лицо, слова песни были ему непонятны, но в душе зарождалось приятное тепло. Крошечными ручками он пытался обнять ее, прижаться, вдохнуть головокружительный материнский запах, припасть к тяжелой, набухшей груди, захватить губами упругий сосок, почувствовать густой, сладковатый вкус женского молока…
Упрямо тряхнув головой, Маркел постарался избавиться от навязчивого видения, но оно не проходило. Лишь сильно шлепнув себя по щеке, он справился с собой, кровь из разбитой губы наполнила рот. Маркел судорожно глотнул и прямо перед собой, на плоском, ровном, как стол, камне, увидел сияющую статуэтку. Странная неземная женщина сидела в несуразной позе лотоса, раскрыв, будто для объятия, неестественно изогнутые руки. Третий глаз ее, расположенный прямо посреди лба, загадочно светился. Маркел ощутил, как у него почему-то разогревается голова. Прикрыв рукой лицо, словно защищаясь от нестерпимого жара, он схватил статуэтку и почувствовал свинцовую тяжесть.
Пение прекратилось сразу, как будто кто-то выключил радио. Круг, в котором стоял Маркел, разом померк. Звенящая тишина повисла над плато. Солнце высветило причудливую вершину Уч-Сумер. Умрой, не сходя с лошади, замер с болезненной гримасой на плоском желтом лице. Расширенными и оттого ставшими почти европейскими глазами он смотрел на приближающегося Маркела и что-то быстро-быстро шептал.
– Видал? Рыжья сколько? Кило на четыре потянет, если не больше! – восторженно орал Маркел.
– Поставь! Только осторожно! Ее нельзя трогать! – прошептал Умрой, не слыша собственного голоса.
– Брось! Если ее скинуть барыгам, то столько бабла отгребем, не счесть! – продолжал радоваться находке Маркел. – А чего тебя трясет, абориген хренов?
– Поставь! Это Белая Тара!
– Что? Пошел ты, козел драный! Я ее нашел, могу делать что захочу! Могу целиком скинуть, могу переплавить! Это моя хреновина!
Маркел равнодушно развязал переметную суму и приготовился засунуть в нее статуэтку.
– Не делай этого! Пожалуйста, поставь. Нам нужно уходить отсюда! – вдруг взмолился Умрой.
Спрыгнув с лошади, он сложил руки ладонями вместе, и с глазами, сияющими болезненным, фанатичным огнем, мелкими шажками стал приближаться к Маркелу, не отводя взгляда от статуэтки.
Маркел отступил на шаг, угрожающе оскалился и вдруг сообразил: Умрой сейчас не опасен, он видит только странную неземную женщину. Решив проверить свою догадку, он отвел руку со статуэткой в сторону. Действительно, Умрой, как заколдованный, повернулся и потопал к богине или кем она там ему приходилась. Несильным, но точным ударом сбив его с ног, Маркел запихнул добычу в мешок и, вскочив в седло, засмеялся. Теперь этот дикий абориген полностью в его руках.
Инга невольно вздрогнула, когда над тем местом, которое они покинули чуть больше часа назад, взметнулся в небо столб разноцветного пламени. Будто в ответ, далекие вершины засветились, неясный гул прокатился над плато. Лошади насторожились, даже невозмутимый спутник напрягся, только что голову в плечи не втянул.
– Что это? – свистящим шепотом спросила Инга.
– Трудно объяснить, но тут такое иногда бывает. Местные говорят что-то о Шамбале или Беловодье. Не знаю, не то чтобы я верил в это, но здесь в самом деле иногда происходят странные вещи. Где-то в этих местах Рерих проводил свою экспедицию, по слухам, что-то нашел, но что именно – никто не знает. Местные не любят говорить на эту тему. Впрочем, там, где я обитаю, говорить не с кем. Разве что со звездами и камнями. Ты сама веришь во весь этот бред о ваджаянах и махаянах?
– Не берусь судить, каждый верит в то, во что хочет. Я, когда мне было совсем плохо, тоже обращалась к Богу, вернее, к Божьей Матери. Не поверишь, молитва возникла в памяти словно ниоткуда. Когда-то, еще в детстве, отец взял меня с собой в костел. Мы гостили у него на родине, он привел меня на воскресную службу. Я почти ничего не поняла. Ксендз что-то читал на польском, люди пели, молились. Я не думаю, что мой отец истово верующий человек, как я сейчас понимаю, но что-то заставило его пойти в костел и взять с собой меня. Он ходит на службу очень редко, только тогда, когда не может найти выход. А такое случается редко. Я, как мне казалось, вообще ни во что не верю. Ты часто видел подобное зрелище?
– Нет. Раза три или четыре. Все плато представляет собой некую аномальную зону. И возможно, не только плато. Кроме сияния, здесь происходит много странных вещей. Это и разного рода миражи, и другое.
– Что другое? Летающие тарелки?
– Нет! Просто другое, что невозможно объяснить и рассказать словами. Тут может происходить такое, что немыслимо в обыденной жизни.
Лошади сами двинулись вперед, выполняя невысказанную команду. Сияние угасло, только где-то вдали, озаренная солнечными лучами, горела зубчатая вершина. Некоторое время Инга была поглощена собственными мыслями, она не могла объяснить, что с ней происходит, но то, что происходило в душе, меньше всего походило на тревогу. Наоборот, покой и уверенность поселились в ней. Прошлое, как далекое, так и недавнее, будто отодвинулось, скрылось за полупрозрачной пеленой и больше не терзало. Покачиваясь в седле, она смотрела на бугристую, изрезанную провалами и ложбинами поверхность плато. В торчащих местами красноватых скалах угадывала загадочные фигуры. Воображение рисовало восхитительные, поистине неземные картины. Еще немного – и она, пожалуй, совсем могла отрешиться от реальности, если бы голос Арсения не вернул ее к действительности.
– Знаешь, – начал он безо всякого вступления, – я, когда впервые очутился в этих местах, часто общался с людьми, живущими здесь испокон веков. Наслушался множество удивительных историй. Ты что-нибудь слышала о Беловодье?
– Слышала. Какая-то сказочная страна с великанами и прочими чудесами! Еще в детстве читала! – не задумываясь ответила Инга.
– Сказочная она лишь отчасти. Начиная с семнадцатого века Беловодье, якобы прародину не то славян, не то вообще всех европейцев, искали очень упорно. В особенности приверженцы старой веры. Удивительно то, что поиски этого самого Беловодья не утихали ни в восемнадцатом, ни в девятнадцатом, ни в двадцатом веке. Наиболее горячие головы связывали Беловодье и Шамбалу воедино. Так вот, поиски шли не столь безуспешно, как кажется. Все пути сходились в достаточно ограниченный район. А именно окрестности Бухтарминского озера. Название знакомо?
– Если не ошибаюсь, это где-то рядом? – удивленно подняла брови Инга.
– Не ошибаешься! От того места, где мы с тобой находимся, не более тридцати километров по прямой! Как тебе это нравится?
– Так что там нашли? В самом деле Беловодье?
– Скорее потеряли, чем нашли. Дело в том, что в этих местах пропали, по крайней мере в начале двадцатого века, несколько экспедиций, направленных всемогущей ВЧК. Я справлялся в весьма авторитетных источниках. Действительно. Были экспедиции. Ушли и не вернулись, но не только они. Куда-то сюда уходили староверы целыми деревнями и пропадали. Никаких следов! Как в воду канули!
– Ты сам в это веришь? Невозможно просто так исчезнуть, должны остаться какие-то следы. Какие-то вещи, кости, наконец! Вон находят же стоянки древних людей!
– Находят! А здесь ничего, хотя искали основательно. Я сам разговаривал с одним из участников тех самых поисков. Интереснейший старик. Знаешь, что он сказал мне? Заявил, что каждый, кто приходит в страну ойротов, должен быть чист душой. Если человек пришел с добром и верой, то врата пропустят его, если же нет, то уничтожат.
– А как же Рерих? Ты говорил, что он возглавлял какую-то экспедицию? Он же вернулся? – спросила Инга.
