Владимир Гриньков - Король и Злой Горбун
– Мы – это кто?
– Я, к примеру, – плачущим голосом произнес Гена.
Ему, похоже, совсем не хотелось быть жертвой.
– В любом деле должен быть громоотвод. Сейчас громоотвод – это я.
– Но почему ты?
– А вы у него спросите! Я – генеральный продюсер, по роду своей деятельности общался с Боголюбовым, так что моя кандидатура проходит на ура! Связка удобная – я и Боголюбов. Ты понял?
– Нет. При чем тут Боголюбов?
– Ну вот убийство это…
– Еще ничего не ясно, Гена. И Боголюбов запросто может оказаться ни при чем.
Гена недоверчиво посмотрел на меня.
– Так ты что – ничего не знаешь?
Тут уж я насторожился. Гена не дал возможности слишком долго пребывать в неведении.
– Ты разве не знал? Боголюбов арестован. Сегодня утром.
28
Известие об аресте Боголюбова подтвердилось на следующий же день. Меня вызвал в прокуратуру Ряжский.
– Надо прояснить кое-какие детали, – сказал он, когда мы с ним разговаривали по телефону.
Его голос был сух и бесцветен. Человек при исполнении – так следовало понимать.
Я приехал в прокуратуру. В кабинете, кроме самого Ряжского, не было никого. На столе перед следователем лежала папка, он прикрыл ее, едва я распахнул дверь.
– Проходите, – сказал Ряжский.
Именно таким я его себе и представлял, разговаривая по телефону, – озабоченным и хмурым. Похоже, колесо следствия раскрутилось и Ряжскому было не до сантиментов – работа диктовала поведение.
– У меня к вам вопросы, – объявил он. Я обратил внимание на то, что он не выложил на стол ни бланка допроса, ни вообще каких-либо бумаг, как будто предстояла ни к чему не обязывающая дружеская беседа, не более того. – Вопросы касаются ваших взаимоотношений с Боголюбовым.
– Это правда, что он арестован? – не выдержал я.
– Правда.
– Ему предъявлено обвинение?
– Он обвиняется в организации убийства.
– Есть веские доказательства?
Я спросил и только тогда понял, какую чушь сказал. Если бы у прокуратуры не было оснований, они бы не решились на этот арест. Боголюбов – не бомж, с которым можно поступать как заблагорассудится. Он возглавляет крупнейшую телекомпанию страны, и если кто-то думает, что возглавить такую структуру можно благодаря одному лишь прилежанию или просто благоприятному стечению обстоятельств, – тот глубоко заблуждается. Вознестись так высоко – это значит иметь за спиной очень и очень влиятельных покровителей, и по большому счету прокуратуре именно с ними, с покровителями, придется иметь дело, а не с каким-то там Боголюбовым. Поэтому если уж решились на арест – значит, чувствуют твердость своих позиций.
– Вы давно знаете Боголюбова?
– Год или два.
– А точнее?
– Точнее не вспомню. В нашей среде все время с кем-то знакомишься. Новые люди, новые лица, настоящий калейдоскоп. Общение с одними продолжается, другие мелькнут лишь раз, другой – и пропадают.
– У вас с самого начала возникли деловые отношения?
– С Боголюбовым у меня никогда не было деловых отношений.
– И в последнее время – тоже?
– Да.
– Тогда давайте договоримся о терминах. Деловые отношения – это не только подписание контрактов, но и общение по работе.
Ряжский внимательно посмотрел на меня, показывая, что ему известно гораздо больше, чем он говорит.
– Встречи у вас были?
– Сталкивались несколько раз, – подтвердил я. – Мы ведь телевизионщики – и он, и я. Так что виделись.
– Сколько раз? Где? О чем говорили?
– Виделись – это не значит говорили, – пояснил я. – Идет какое-нибудь мероприятие. Я туда приглашен. Приезжаю, вижу в фойе Боголюбова. Это я и называю – сталкивались.
– А в офис к нему вы приезжали?
Я посмотрел Ряжскому в глаза и понял – он знает.
– Приезжал, – кивнул я.
– Для чего?
– Поговорить.
– О чем?
– О сотрудничестве.
– У нас пошел какой-то тягучий разговор, – определил Ряжский. – Я из вас вытаскиваю по слову в час.
– Я не хочу навредить.
– Себе?
– Себе я ничем не могу навредить, – сообщил я. – Речь о Боголюбове.
– Интересно получается. Вы его выгораживаете?
– Нисколько. Но валить все на него, когда даже не до конца известна степень его вины…
– А это не ваша забота. И без вас есть кому степень вины определять.
Конечно, он знал больше меня.
– Неужели это действительно Боголюбов? – пробормотал я.
Ряжский ответил мне холодным взором.
– Вернемся все же к нашей беседе, – предложил он. – Итак, о чем шла речь в офисе «Стар ТВ»?
– Я предложил Боголюбову сотрудничество.
– Конкретнее.
– Мы хотели запустить две новые программы.
– «Мы» – это вы с Боголюбовым?
– Нет. Мы – это я и мои компаньоны по программе «Вот так история!».
– Понятно.
– У нас не хватало средств, а время поджимало. Было решено найти компаньона.
– Кем решено?
– Такие вопросы мы прорабатываем вместе.
– И вы обратились к Боголюбову?
– Да.
– Почему выбор пал именно на него?
– У него крепкая структура.
– Но ведь вы не работали с ним раньше?
– Нет.
– Почему все-таки он?
– Это долго объяснять.
– Ничего, у нас много времени.
Тогда я рассказал ему о том, как готовилась новая эфирная сетка. Как Боголюбов смог собрать под свои знамена едва ли не все лучшие программы, что делало его бесспорным лидером в схватке за «золотое время», за прайм-тайм. И как много в судьбе наших еще не родившихся программ зависело от попадания в новую сетку вещания.
– А сеткой этой кто занимался? – спросил Ряжский.
– Совет.
– Совет? – Он приподнял вопросительно бровь.
– Да. Специальная структура, возглавляемая генеральным продюсером.
– Огольцовым?
– Да.
Называя фамилию Огольцова, Ряжский метнул в меня заинтересованный взгляд и тут же его пригасил, и опять мне показалось, что он знает неизмеримо больше, чем демонстрирует в беседе.
– Итак, вы приехали к Боголюбову, – вернул разговор в нужное ему русло Ряжский. – Он сам вас пригласил?
– Нет, я попросил о встрече.
– Цель была – привлечь его к сотрудничеству?
– Да, я уже говорил об этом.
– Но почему именно он?
Ему был нужен какой-то определенный ответ. И едва я об этом подумал, как Ряжский подтвердил мою правоту.
– Может быть, это было связано с давлением со стороны Боголюбова? – подсказал он. – Или еще с чьей-либо.
Наконец-то я рассмотрел схему, выстраиваемую следствием. По их версии, наверное, выходило так: жестокосердный Боголюбов, подмявший под себя всех и вся, почувствовал себя всемогущим. Между мной и им произошел какой-то конфликт, и Боголюбов отомстил, подослав убийц.
– Нет, – совершенно искренне сказал я. – Давления не было. Я сам к нему обратился.
– Хорошо, дальше, – кивнул Ряжский.
Мне показалось, что он поскучнел.
– Я приехал, мы поговорили…
– Что именно вы ему предлагали?
Я вдруг обратил внимание на эту папку, что с самого начала нашего разговора лежала на столе, и подумал, что в ней, наверное, уже собрано очень и очень много чего, и теперь Ряжский соотносит мои ответы с тем, что ему удалось раскопать до этой минуты. Интересно, что ему говорил о нашей беседе Боголюбов?
– Я предложил ему поучаствовать в наших проектах.
– Деньгами?
– Деньгами, людьми, техникой – чем угодно, лишь бы дело сдвинулось.
– Он дал свое согласие?
– Он выдвинул встречные условия.
– Какие? – совершенно спокойно прозвучал вопрос, но я вдруг уловил, что Ряжский проявил заинтересованность, хотя и тщательно это скрывал.
– Боголюбов хотел заполучить акции нашей компании.
– Какой компании?
– Есть фирма, которой принадлежат права на программу «Вот так история!». Я вам уже рассказывал.
Это было еще там, в ресторане, сразу после убийства, едва только прибыла следственная бригада. Ряжский кивнул, давая понять, что помнит.
– Сколько он хотел акций?
– Мы это не обсуждали.
– Почему?
– Это было неприемлемо.
– Для кого?
– Для меня и для моих компаньонов.
– Так вы Боголюбову и ответили?
И опять я угадал в его вопросе затаенный интерес.
– Другими словами, наверное, ответил. Но смысл был тот же самый.
– Об акциях – он вам сказал? Это было боголюбовское предложение?
– Ну конечно.
Не хватало еще, чтобы я сам стал раздавать акции направо и налево.
– А акции вообще что дают? Прибыль? В чем смысл?
Мне показалось, что про акции он и сам знает. И просто хочет через мой ответ прийти к какому-то новому для себя знанию.
– Предположим, мы с вами решили организовать новое дело, какую-то фирму, – сказал я. – Вы и я, нас двое. Чтобы потом не ссориться при дележе денег, мы с вами сразу договариваемся, в каких пропорциях будем делить прибыль. И если при образовании фирмы в ваших руках оказалось семьдесят процентов акций, а в моих всего тридцать, то по окончании года, когда мы будем подсчитывать прибыль, мы ее и поделим в такой пропорции – вам семьдесят, мне остальное. Но акции не только для этого нужны. Их количество определяет влияние.
