Антон Французов - Нешкольный дневник
Первое впечатление оказалось самым стойким: в школе литература стала самым нелюбимым моим предметом, и только Катя Павлова смогла мне втолковать, что не один Клепа читал классику и что не все так ужасно.
Клепу я видел примерно раз в неделю. Он приходил неизменно аккуратный, вежливый, с гладким, безволосым, как у бабы, лицом и рассыпчатым голосом. Иногда приносил матушке букетики. Хотя от него, насколько я понял впоследствии, Алка подхватила другой букетик, и отнюдь не розовый или там гладиолусовый: Клепа был постоянным пациентом КВД, то бишь кожно-венерологического диспансера, который, кстати, тоже находился недалеко от нас.
Надо сказать, что Алка всячески старалась, чтобы я был «при деле», по выражению Голика: в младших классах она оставляла меня на продленке, а с третьего, в девять лет, отдала меня в спортивную секцию. В плавание. Это она правильно сделала, потому что если бы не плавание и не тренер Пал Сергеич, то вырос бы я еще большим болваном, чем это случилось, и тупо загремел бы в колонию, и восьми классов не закончив. Дворовая компания была у нас соответствующей, и меня периодически били, приговаривая, что моя мамаша — шлюха. Правда, после того как Колька Голик вступился за меня на своей чудовищной зоновской феньке, а у Алки несколько раз демонстративно засветился Клепа, до того несколько лет приходивший по потемкам, — от меня отстали. Даже обходили стороной, хотя я был мелкий и тощий, меня даже коты могли обидеть.
Правда, мелкий и тощий я был только до секции. Потом я пошел прибавлять в весе и так жрал, что Алка только руками разводила, глядя на пустой холодильник. Впрочем, особо пустовать ему не пришлось: грянула перестройка, в ее мутном течении сутер Клепа поймал нескольких золотых рыбок и уже не подбрасывал крутому кузену-администратору девочек, а открыл свою блядскую контору на полулегальном положении. Я этот год хорошо помню, потому что я тогда как раз занял второе место по России в юношеском и получил кандидата в мастера. В четырнадцать лет, еще пятнадцати не было! Я как Алка уродился — скороспелый в смысле. Мой тренер, Пал Сергеич, прочил мне звездное будущее и говорил, что из меня при хорошем раскладе и при полной отдаче с моей стороны олимпийского чемпиона вырастить можно. А что ж — я был тогда лучшим пловцом Саратова, не думаю, что и по взрослому разряду меня кто-нибудь обошел бы. Я ведь хоть и кандидат в мастера был, но в свои неполные пятнадцать норматив мастера спорта несколько раз выполнял, да еще с запасом приличным.
Учиться я не хотел, школу бросил, хотя тренер и Алка в оба уха мне пели, что я порю горячку и что восемь классов за плечами иметь следует по-любому. Только я рассудил иначе: я хотел работать. Денег хотел, потому что Алка, хоть она и оставалась звездой номер один в поганенькой Клепиной конторе, уже была не та, да и я не хотел зависеть от нее и от ее денег, известно как зарабатываемых. Нет, я не стыдился, я никогда не стыдился родной матери, и что в том, что именовал ее Алкой, как вся поганая ее клиентура, которую подгонял ей Клепа.
Заработать денег можно было быстро и просто: бывший Алкин ухажер, за которого она так и не пошла, Колька Голик, поймал свою удачу точно так же, как Клепа. Только он не стал зарабатывать лавэ женским мясом, ему западло было, он же по понятиям прокатывался. Да только недолго он понятия свои поминал: организовал свою фирму, так называемое охранное предприятие, а на самом деле собрал горстку отмороженных качков-беспредельщиков, которые трясли всех этих брокеров да дилеров доморощенных на предмет выбивания бабок «Крышу» им ставили, так сказать. Колька Голик оделся в фирменный «адик», который тогда прокатывал на «круто», прицепил на опорки по кроссовке и таким изящным курц-галопом прискакал к Алке, хотел потрясти ее своей крутизной. Да только дома ее не оказалось, а был дома один я, прогревал бицепсы гантелями. У меня соревнования на носу были. Колька Голик на меня посмотрел, я вымахал под дверной косяк и еще рос, и говорит:
— Вот что, Роман. Я тебе, бля, уже в пупок дышу, хотя несколько лет назад, бля, наоборот все было. Ты на матери, на Алке, на ее шее, значица. А уже большой. Ты эта… пора, ебть, тово… бабло заколачивать самому. Че ты там, бля, чупахаешься в своих бассейнах? Лавэ от того ведь, эта… ни на копейку, бля, не капнет, в натуре. От бассейнов-то, ебть. У меня вот в конторе тоже ребята спортивные, а ведь при деле, ебть. Васька — боксер, Леха — борец-вольник, Вован — штангист, а ведь, бля, не тово… эта…
— Ебть, — подсказал я.
— Во-во, — обрадовался он. — В натуре, бля. Алка твоя, она, стало быть, под Клепой бегает, а Клепа — живодер. Ты, Роман, сам подумай. А если что — вот тебе номерок, звякни, там на телефоне всегда брателла сидит, малявы ссыпает телефонные. Он мне капнет, если надумаешь.
Это был восемьдесят девятый, без пяти минут девяностый. Только я не задавался риторическим вопросом: пять минут, пять минут, это много или мало? У меня на то не оказалось времени, потому что в этот день Алка домой не пришла, как обычно, а пришла она только под утро. Притащилась. Лицо белое, глаза черные, ввалившиеся, и держится за бок Пришла и тут же без звука улеглась на диван и лежала без движения минут десять, пока я не спросил:
— Что-то случилось, Алка?
Да нет, говорит, ничего особенно. Так, производственные проблемы. Это она так именовала какие-то непонятки, по ее профилю деятельности нарисовавшиеся. Но слово за слово, и я понял, что у нее и у ее драгоценного работодателя, сутера Клепы, большие трения. Алку — еще позавчера — задержали в гостинице и привели в «обезьянник», где продержали до утра, нудно морализируя и рассуждая о том, что это чрезвычайно плохо — заниматься проституцией. Но так как никакой статьи в законе за проституцию нет, то у Алки никаких проблем. А вот с Клепой другое вышло. Его задержали, Клепа же у нас по совсем другой статье, за сводничество, проходит — до пяти лет. Клепа на понты встал. Сказал, что все мусора ему по барабану, потому что он родственник главного прокурора города, и действительно — его кузен чертов, которому Игореша Клепин еще в застой таскал девочек на разживу, женился на дочери прокурора. Клепу куда-то сексотом ткнул, чуть ли не в местное управление КГБ. Так что на такого деятеля, как этот вонючий су-тер, у ментов руки коротки оказались. Но возник еще один поворот: там, в ментовке, на Клепу наехал один мент, оказавшийся старым сослуживцем Алкиного отца, моего деда, стало быть. Ему Клепины регалии и прокурорство по барабану, потому что ему за державу обидно: дескать, Алла Светлова, дочь старшего лейтенанта Светлова, путанствует, а сутенер у нее — Игореша Клепин, которого лейтенант Светлов же в свое время и «закрыл» на три года! Обидно! Ну этот дедов знакомый Клепу на три года закрыть не может, а вот на трое суток, на семьдесят два часа, — за милую душу. И что бы там Клепа ни тявкал, тому менту глубоко до лампочки.
Клепа все-таки дотявкался до своего братца-администратора, прокурорского зятька, выпустили его раньше времени, а Клепа заявил, что Алка нарочно подговорила этого мусорка, дедовского кореша, Клепу несчастного помучить и помытарить. Дескать, не виноватая я, он сам… тово, как сказал бы Колька Голик. Ну гражданин Клепин для начала Алку немного поколотил, потом взял да и подсунул под какого-то чурку, который Алку чуть не убил. Извращенец. Алка думала, что на следующий день Клепа одумается и не будет таким западлом промышлять, да не тут-то было! Клепа на следующий день подставил Алку под групповичок. Тонко сделал, как будто он вовсе ни при чем, но она-то, как говорится, не первый раз замужем, так что Клепины махинации для нее не ребус и не сканворд. Прочитала она его. Сутер Клепа явно задался целью Алку сжить со свету и идею свою решил претворить в жизнь в самые короткие сроки. Сегодня мордобой, завтра групповуха, а послезавтра возьмет да и маньяка какого-нибудь прописного оформит — и все, пиши пропало.
Алка мне все это рассказала, меня аж затрясло. Думаю: да что же это? Я тут, значит, мясо себе наедаю, бицу прокачиваю и мастера спорта получить намыливаюсь, а моя мать, чтобы мне все это обеспечить, теперь жизнью рискует? Я к ней повернулся и сказал, что она может не волноваться, — Клепа этот, козел, свое, давно заработанное, получит. С надбавкой за вредность.
Вспомнился Колька Голик. Только не хотелось путать во все это его уркаганскую харю и еще с десяток таких же харь, под Колькой ходивших. Голик хоть едва не попал в мои отчимы, учил меня матерным словам и вообще, как говорится, согрел мое детство (в том плане, что каждую осень мы замерзали в неотапливаемой квартире, батареи включали едва ли не к Новому году, а Голик легко решил эту проблему, плеснув мне самогону в мои неполные пять лет), но тем не менее я не стал к нему обращаться. Ну его, со всеми этими бандитскими непо-нятками, разводками и раскладами. Я пошел к Кяепе сам.
