Леопольд Тирманд - Злой
— День добрый, пан Жичливый, — подходя, поздоровался Ежи Метеор.
— А-а-а, что за встреча! — вежливо откликнулся Жичливый. — День добрый, пан Метеор. Давненько мы с вами не виделись.
Метеор наклонился и смахнул платком пыль во своих замшевых туфель.
— Ходить невозможно в этом городе, — пожаловался он. — Каменный мешок какой-то сделали из столицы.
— Ну и поле… — удивился Жичливый, описывая рукой круг. — «Полонию» видно как на ладони и угол Познаньской. Не говоря уже о том пальчике, — и он указал на гигантский кремовый массив высотного здания.
— Грязь, смрад, шум и только, — проворчал Метеор, — кому нужны такие огромные здания? Мне бы вполне хватило одной виллы.
— Факт, — согласился Жичливый. — Рушатся воспоминания, вот что хуже всего.
— Вы, пан, далеко? — спросил Метеор.
— К вам, — ответил Жичливый. — Хочу увидеться с паном председателем Мериносом.
Метеор взглянул на него, но промолчал.
Они повернули в обратную сторону и пошли на улицу Багно, тянущуюся наискосок на северо-запад, от угла Свентокшизской и Велькой. Здесь стояли низенькие обшарпанные двухэтажные домишки. В окнах мелких лавочек висели напильники, ножички, замки, пружины, лопаты, тысячи ключей. Из мастерских долетали звуки грохочущей кузни и шипение паяльников.
Жичливый и Метеор миновали перекрёсток Пружной, Зельной и зашли в один из тупиков, забитых деревянными ящиками и картонными коробками. Среди множества пестревших здесь вывесок, табличек и объявлений бросалась в глаза большая эмалированная вывеска с красными буквами на зелёном фоне, гласившая;
Производственный кооператив
«ТОРБИНКА»
Галантерейные изделия из пластмассы
— Высоко к вам, — угрюмо проронил Жичливый.
— Высоко, — подтвердил Метеор. — Поэтому я так редко хожу в контору, хотя в ведомости на зарплату и числюсь её директором.
— Могли бы пустить лифт, — Жичливый указал на забитый досками прямоугольник в стене лестничной клетки.
— Ничего с вами не случится, пан Жичливый, если вы пробежитесь на седьмой этаж. С вашим-то здоровьем… Дом должны снести, а ему лифт подавай!
Они остановились на пятом этаже, чтобы перевести дух. С обеих сторон лестницы тянулись тёмные коридоры кое-как отремонтированных помещений. Из-за плохоньких фанерных дверей просачивались запахи жареного сала и капусты.
Следующий этаж был совершенно необычным: здесь не пахло жильём, а законченные стены закрывал сплошной лес досок, толстых балок, перекрытий, которые поддерживали следующий этаж: это был настоящий лабиринт тесных проходов и многочисленных закоулков. Однако седьмой этаж отремонтировали с особой тщательностью, явно не считаясь ни с какими затратами. Дверь слева вела на небольшую фабричку, где работали малогабаритные станки и стояли длинные столы, покрытые кусками разноцветной пластмассы и обрезками разнообразных подкладок. Вокруг столов сновали люди в рабочих халатах. Напротив лестницы был забитый досками проём лифта, на двери справа висела табличка с надписью: «Производственный кооператив “Торбинка” — Дирекция».
Метеор открыл дверь и пропустил Жичливого вперёд: перед ними лежал чисто выбеленный коридор, в самом конце которого находилась ванная. Через раскрытую дверь виднелась газовая плита. Из ванной вышла плечистая дородная женщина лет сорока в грязно фартуке. Её крупное лицо с грубыми чертами казалось слепленным из твёрдой кожи: голубые глаза смотрели с наглой насмешкой. Губы были ярко накрашены, щёки — нарумянены.
— Директор, сукин сын, — увидев Метеора, негромко сказала она, — это в котором часу ты на работу приходишь?
— Анеля, — со злостью, так же тихо ответил Метеор, — если не заткнёшь свою паршивую пасть, то не видать тебе месячной зарплаты, как своей морды без зеркала.
— Руки у тебя, мерзавец, коротки, — огрызнулась Анеля, — чтобы мне не платить!
— Вы к кому, пан? — громко и сердито обратилась она к Жичливому.
— Председатель есть? — спросил Метеор.
— Есть, — снова тихо ответила Анеля. — Ждёт тебя. Поставит тебе банки, вот увидишь…
Метеор открыл дверь с надписью «Председатель» и вошёл в комнату. За письменным столом сидел Филипп Меринос и читал газету, возле окна лежал в кресле Крушина, положив вытянутые ноги на батарею парового отопления.
Увидев Метеора, Крушина вскочил с кресла.
— Что это на тебе? — проворчал он.
— Хороший? — игриво спросил Метеор. — Видишь, купил новый плащ.
— Опять чешский? — в голосе Крушины была злость.
— Слушай, Бобусь… — начал Метеор, но оборвал фразу на полуслове.
— Где ты шляешься? — спокойно спросил Меринос, словно бы не услышав предыдущего диалога. — Целый день тебя не видно.
— Я привёл вам Жичливого, пан председатель, — с улыбкой сообщил Метеор. — Подумал, может он вам понадобится. Давненько он у нас не был.
— Ты знаешь, что случилось? — не обратив внимания на слова Метеора, спросил Меринос.
— Ну, знаю. Бобусь мне сообщил.
— И что ты на это скажешь?
— Я? — заискивающе улыбнулся Метеор. — Ничего. Не мой отдел. Отдел Бобуся. У меня всё работает идеально. Я достал сегодня новую машину: «гумбер», модель 1954 года. За сорок пять. Вильга даже не испугался. Сразу говорю вам цену, пан председатель, чтобы Алюсь не вздумал вдруг загрести себе лишних несколько тысяч. Нельзя, чтобы каждый действовал сам по себе, не так ли?
— Замолчи, — враждебно бросил Крушина. — Тоже мне жаворонок!
Меринос встал с кресла и стал молча ходить по комнате. Чем дольше он молчал, тем больше Метеор чувствовал себя учеником, стоящим в классе перед строгим учителем. Меринос приблизился к нему, остановился — и вдруг Метеор испуганно отступил назад: лицо Мериноса задрожало от злости. Он схватил Метеора за пиджак и притянул к себе.
— Метеор! — он дохнул ему прямо в лицо. — Предупреждаю тебя: хватит этих рейсов направо и налево, хватит мелких афёр с плащами, грязных спекуляций на разнице в ценах на окраинах и в центре! Слышишь? Твоё собачье дело — быть при мне и делать, что я тебе скажу! За это я плачу тебе. Понимаешь? Мы здесь не одни, ты знаешь об этом так же хорошо, как и я. На нас смотрят, щенок, потому что ты тут директор! Заруби это себе на носу, иначе… — сначала на несколько недель ляжешь в больницу, а потом останешься калекой!
Метеор смиренно опустил глаза. Лицо Мериноса прояснилось, глаза перестали безумно бегать, успокоились. Через минуту он произнёс сдержанным, уверенным тоном:
— Этот последний случай заставляет задуматься. В принципе уничтожена наша гвардия. Трупов, правда, нет, но парни надолго сели на якорь в больнице. Холера их знает, что они скажут, когда выйдут. Что это за странная история с Мето?
— Мето спасовал, — буркнул Крушина. — Случается.
— Мето спасовал… — задумчиво повторил Меринос. — Мето… самый крупный специалист, какого когда-либо знала Варшава.
— Всякое бывает, — несмело вмешался Метеор. — Может, у него психическая депрессия?
— Во всяком случае, дело серьёзное, — подтвердил Меринос.
Он зажёг сигарету и стал у окна: за улицей Багно открывалась величественная панорама стройки.
— Итак, какие выводы, пан председатель? — заискивающим тоном с волнением спросил Метеор.
— Вывод может быть только один, — медленно проговорил Меринос. Крушина даже встал с кресла.
— Пан председатель… — начал он.
— Что же делать? — с внезапной тревогой спросил Метеор.
Меринос улыбнулся. Его красивое тёмное лицо исказила ненависть, чёрные глаза зло забегали.
— Попробуем, — ответил он, — разными способами. Меринос сел в кресло, положил руки на край письменного стола. Он был похож на доброго начальника, которому можно и нужно верить.
— Мои дорогие ребята, — заговорил он медовым, хорошо контролируемым голосом, — любимые друзья, вы же хорошо знаете — много людей прошло через наши руки за этот год. Знаете, что кое-где у нас не прекращается борьба за мелочи, за незначительные прибыли — за место возле кинотеатра «Охота», за охотничью территорию в руинах на Чернякове, за возможность работать вокруг Главного вокзала.
Вам известно, что идёт безжалостная борьба на каждом шагу: сводятся личные счёты за одно-единственное слово, за фокус, который кто-то выкинул. За вмешательство не в свои дела. Вы знаете так же хорошо, как и я, что все эти районные перепалки — нам на пользу. Конечно, мы не можем знать все подробности: десятки и даже сотни фраеров, которые крутятся вокруг нас, готовы преподнести массу разных сюрпризов — это же всё живые люди. Кому-то захочется чего-то большего, чем он получает, ему кажется, что он уже настолько окреп, чтобы проложить себе кулаками путь наверх, и он начинает суетиться, мечтать о карьере, тянуться к славе и заработкам.
