Леопольд Тирманд - Злой
— Это моё дело, — твёрдо ответил Метеор. — Ты последнее время слишком много хочешь знать, пан инженер.
— Сколько?
— Четыре с половиной.
— Дорого!
— Ничего не поделаешь! Поговорим с кем-нибудь другим..
— Подожди, Юрек, когда ты приедешь?
— Пришли за мной машину.
— Клянусь Богом, ни одной машины на ходу нет в гараже. Три разобраны, остальные в городе. Постучи себя по лбу, Метеор, есть же ещё такси в Варшаве. Не хватит у тебя денег, что ли?
— Ну, ладно, ладно. Сегодня ты должен быть у Мериноса. Знаешь об этом?
— Знаю. Что с плащом?
— Тысяча восемьсот. Сможешь забрать сегодня вечером.
— Привози, поговорим. Машину беру. Четыре с половиной не дам, но договоримся, судиться не будем.
— Пока, до скорого, Алюсь, целую тебя в лысую голову.
— Подожди, Юрек, что это за разговоры в городе, что Ирись убит, Манек доходит, Мето борется со смертью? Что случилось? Вся Гжибовская и Желязная со всеми переулками просто гудят от сплетен…
— Ничего подобного. Всё неправда. Какая-то небольшая разборка с широкой рекламой. Поговорим об этом позже.
Он вышел из будки злой и разочарованный.
— Что так долго? — возмутилась какая-то пожилая пани. — Это телефон общего пользования.
Метеор уже подобрал слова, чтобы достойно ответить пожилой пани, когда вдруг увидел в очереди к телефону стройную невысокую блондинку, которая недавно заглядывала в «Лайконик». Из-под хорошенького чёрного беретика смотрели серые холодные глаза. «Экстра-класс! Супермодель!» — с восторгом подумал Метеор, смерив блондинку наглым взглядом. Блондинка равнодушно отвернулась.
«Нет условий», — подумал Метеор и вышел. Вокруг не было ни одного такси. Он несколько минут стоял на краю тротуара, съёжившись от холода. Наконец рядом с ним остановилась какая-то «Победа».
— Куда? — быстро спросил шофёр.
— На Саськую Кемпу, — ответил Метеор, взявшись за ручку дверцы.
— Нет, не могу, — покачал головой шофёр, — слишком далеко. Еду на Охоту.
Метеор отпустил ручку и выругался. «Ещё заболею из-за этого…» Наконец на углу Иерусалимских Аллей он поймал такси. Рассчитываясь с шофёром в самом конце Саськой Кемпы, Метеор ещё с минутку подумал, не задержать ли машину. «Если не поймаю такси сразу — пропаду, — с горечью подумал он. — Но на счётчике слишком много настучит. Нет, дорого!» — наконец решил Метеор и быстро прошёл к проволочной сетке, за которой тянулись длинные низенькие бараки. С Медзешинского Вала дул ледяной ветер.
Метеор толкнул дверь, на которой висела табличка с голубой надписью: «Производственный кооператив “Радость”. — Конфекцион. Одежда». Он оказался в помещении с дощатыми стенами, облепленными множеством плакатов. Под плакатами сидело несколько человек, явно утомлённых и раздражённых долгим ожиданием: за деревянным высоким барьером стоял полный мужчина с презрительным выражением лица. Метеор уверенным шагом прошёл через помещение и открыл дверь, которая вела в глубь барака.
— Вы далеко, пан? — остановил его голос плотного мужчины.
— К директору Хацяку, — раздражённо откликнулся Метеор.
— Сейчас, сейчас, пан, — ответил толстяк. — Так нельзя, надо подождать. Вы же видите, все ожидают.
— Директор Хацяк ждёт меня, — холодно заявил Метеор. — Впрочем, дайте-ка мне… — Он подошёл к барьеру, не спросив разрешения, снял трубку внутреннего телефона и набрал номер. — Муне, — позвал он через минуту, — беги-ка сюда, к выходу. Какие-то новые порядки, зайти к вам нельзя…
Через минуту дверь открылась, и в вестибюль вбежал маленький брюнет с бегающими глазками и шелковистыми английскими усиками под крошечным носиком. Портновский сантиметр висел у него на шее.
— Всё в порядке, пан Роман, этот пан ко мне… — бросил он толстяку и втянул Метеора в тёмный коридор барака.
— Пан Эдмунд, — проговорил неизвестный, поравнявшись с ними, — что с той партией спортивных брезентовых курток?
— Будут готовы, будут готовы, — быстро ответил Муне.
— Вы, панове, незнакомы, не так ли? Директор Хацяк, пан инженер Метеор.
— Очень приятно, — пробормотал директор Хацяк, подавая руку Метеору; в свете, падавшем из приоткрытой двери, виднелись гладко выбритое молодое энергичное лицо с курносым носом и тщательно причёсанные волосы с броской сединой.
— Мы знакомы? — заискивающим тоном спросил Метеор и добавил с доверительной улыбкой: — По «Камеральной», по «Бристолю», не так ли, пан директор?
— Возможно, — сдержанно ответил Хацяк.
— Конечно, Варшава.
Курносый нос в сочетании с молодым лицом и выглядевшей неестественно сединой придавали его лицу выражение какой-то хитрости, хорошо скрытой за подчёркнутой солидностью.
— Пан директор, — заговорил Муне, — инженер Метеор интересуется партией модельных плащей для сотрудников своего предприятия. Нельзя ли их сделать из новой партии белостоцкого репса?
— Сейчас ничего не могу сказать, — уклончива ответил Хацяк. — Прошу сдать формальный заказ. Мы сейчас и так перегружены работой, а заказов у нас больше, чем материала. Позвоните мне на днях, пан инженер.
— Охотно, — улыбаясь ответил Метеор. — Вы, пан директор, бываете в городе. Встретимся, поговорим за чашкой кофе. Наверное, найдём общий язык.
— Конечно. Очень приятно, — сказал Хацяк. — Пан Эдмунд, те спортивные куртки… — Он распрощался и вышел.
«Слишком дорогое удовольствие, — подумал Метеор, — не стоит. Этот Хацяк столько запросит за мелкие льготы, что не стоит и влезать».
— Мунек, — вслух сказал Метеор, — готов ли у тебя тот, четвёртый?
— Ты с ума сошёл, — тихо ответил Муне. — Если бы ты только знал, что мне из-за тебя было. Совет предприятия накинулся на меня за то, что я ломаю график, работаю на индивидуальные заказы.
— Мунек, — тихо проговорил Метеор с угрозой в голосе, — не делай из меня идиота, хорошо? Через полчаса вынеси плащ, который я мерял, — его должны были приготовить на сегодня. Не хочу ничего знать ни о каких советах и графиках, слышишь? Вот тебе сотня — и за работу!
Муне буркнул что-то нечленораздельное, затем добавил:
— Подожди в экспедиции.
Метеор зашёл в комнату. Там сидела немолодая полная женщина.
— Целую ручки, пани Грудкова, — поздоровался Метеор.
— Вы снова за плащом? — спросила с иронической, но доброжелательной улыбкой пани Грудкова.
— Так точно, — непринуждённо ответил Метеор, — пакетик к вам попал, пани? Тот, что я передал через Муне?
— Да, — кратко ответила Грудкова, — садитесь, пан. — Она снова принялась за свою работу, а Метеор вынул из кармана газету и углубился в неё. Через час вошёл Муне с плащом цвета кофе с молоком. Он помог Метеору его надеть.
— Сидит, как поэма, — прокомментировала Грудкова.
— На пане инженере всё так сидит, — одобрительно произнёс Муне.
— Такая фигура, — скромно отозвался Метеор. Грудкова выписала квитанцию на 680 злотых. Метеор вынул пачку красных банкнотов, отсчитал семь и взял двадцать злотых сдачи.
— Это ваше, — насмешливо сказал Муне, подавая Метеору вырванную из заграничного журнала страницу с моделями дождевых плащей.
Метеор удивлённо на него посмотрел. Вежливо простился с пани Грудковой и вышел в коридор.
— Конец? — насмешливо спросил у Муне Метеор. — Больше не будешь делать?
— Нет, — ответил Муне, — боюсь, чтобы меня не замели. Этот совет. И вообще… Плохая обстановка в городе. Ты же слышал об этих побоищах? Подкинул бы сотню, Метеор!.. И так ты не меньше нескольких тысяч на мне заработал…
— Подкину тебе, — ответил Метеор, медленно цедя слова, — холеру в бок! Как надумаешь — передай. Всегда можем начать сначала. Чтобы такой фраер, как ты, Мунек, ломался из-за какого-то там совета…
Он вышел. В холле посетители застонали, увидев новый плащ. Тучный мужчина произнёс:
— До свидания, пан… — В его хриплом от водки голосе звучало невольное уважение.
Улица называлась в прошлом Велькой. Теперь здесь стоял истерзанный войной, весь в заплатах от многочисленных ремонтов большой каменный дом — последний, который вскоре собирались снести. Фоном для него служил кремовый массив высотного здания. Вокруг простиралась изрытая котлованами и усеянная кучами строительных материалов самая большая площадь в Европе.
В сущности Велькая даже в период своего расцвета не отличалась ничем великим. Она представляла собой ответвление центральной артерии города — Маршалковской. На ней расположились второсортные столовые и кафе, изобилующие закоулками, биллиардными столами, букмекерами и аферистами. На углу Свентокшизской стоял высокий, костлявый, жилистый мужчина лет пятидесяти, с загорелым морщинистым лицом и присматривался к кипевшей вокруг работе. Крепкой силой помещичьего эконома веяло от этого человека, запахами лугов, сена, риги, конского пота.
