Леопольд Тирманд - Злой
— Хорошо, — великодушно заявил Крушина. — Барахло нам не нужно. А теперь ты, Мориц, слушай. Тебя любят у нас. Говорят, ты способный. Я не знаю. То, что ты сегодня тут говорил, передам кому надо. Пусть Кудлатый думает, что с тобой делать.
И снова все ощутили лёгкий спазм где-то в области сердца, а у Мехцинского мороз пробежал по спине.
— Ты знаешь, где меня искать, — ответил он охрипшим голосом, силясь казаться равнодушным. — Если понадоблюсь, передашь. Сегодня вечером я буду в баре «Наслаждение».
— Да, да, — кивнул Крушина, — пока что отдыхай.
— Роберт, — Ткачик шепнул тихо, выходя следом Крушиной в тёмный коридор. — Скажи пану Мериносу, что я за всем прослежу как следует. Ага! И ещё передай — его костюм готов. Тот, цвета маренго. Хорошо получился.
— Скажу. До свидания.
— Что-то не сильно вы друг друга любите, ты и пан Крушина, — бросил Ткачик Мехцинскому. Он снова на столе, по-портновски поджав под себя ноги.
— Не люблю хама, — сплюнул Мехцинский. — Боксёр, битая его морда! Думает, все его боятся.
— Зато и фраер! — одобрительно вставил блондин. — Да он тебя, Мориц, стёр бы в порошок, если ты ему попался.
— Может, стёр бы, может, нет… — криво усмехнулся Мехцинский. — Это дело случая. Не очень-то я боюсь.
— Если хотите, скачите дальше, — заключил Мето. — У меня есть дядя под Ольштином. Поеду отдыхать. Может, задержусь там на пару месяцев, найду какую-нибудь работу.
— Мето, — серьёзно спросил блондин, — ты когда-нибудь видел Кудлатого?
— Нет, — просто ответил Мето, — не видел и видеть не хочу. И, Бог даст, уже никогда не увижу. Хватит с меня! Я сматываюсь. Одного только и хочу, чтобы вы слезли с моей шеи, холера на ваши паршивые морды…
— А ты? — спросил блондин, подходя к Мехцинскому, — видел когда-нибудь Кудлатого?
— Видел, — соврал Мехцинский. И снова что-то противно сжалось в области сердца. Поймал на себе подозрительный взгляд Ткачика и почувствовал, как захотелось крикнуть, что нет, никогда не видел и видеть не желает. Никогда! Совсем как Мето. Но смолчал, прикусив до крови губу.
— Если кто-то будет искать меня в городе, скажите, что я утопился, — проговорил Мето, поднимая воротник и надвигая шапку на лоб. Вытащил из кармана несколько банкнотов и пересчитал. — Хватит, — буркнул он и вышел не простившись.
— Этот Кудлатый, — задумчиво проговорил блондин, — наверное, крутой. Самый крутой в Варшаве.
«И не такие ломались!» — хотелось крикнуть Мехцинскому. В то же время он понимал, что его слова были бы кощунством или неискренней позой. Все в этой комнате, включая и Мехцинского, знали, что блондин прав.
— Тоже человек, — тихо проговорил Мехцинский с лёгким недоверием.
Ткачик быстро взглянул на него.
— Скажешь об этом Кудлатому, если ты такой храбрый. Ой, Мориц, высоко летаешь!
Мехцинский молчал, глубоко затягиваясь сигаретой. Произнесённая Ткачиком фамилия будто резанула его по сердцу — остро, больно.
— Ничего не понимаю, — медленно продолжал Ткачик, — но одно могу сказать уверенно: всё это не к добру!
2
Ежи Метеор стоял перед зеркалом и причёсывался. Простой и достаточно однозначный глагол «причёсываться» не передаёт целиком того сложного акта действия, которое выполнял Ежи Метеор. Полным благоговения торжественным движением он разделял ухоженные, блестящие от бриллиантина тёмные волосы безупречным пробором слева. Затем зачёсывал с левой стороны вниз, а с правой — набок. Наконец, отложил расчёску, взял баночку с бриллиантином и ещё раз смазал волосы на темени. Снова взял расчёску, зачесал с правой стороны и опустил руки. Да, это была победа! Он откинул полотенце и в последний раз оглядел себя: безупречный блестящий шлем покрывал его голову.
— И долго ты так можешь? — спросил с тоской в голосе Роберт Крушина.
— Долго, — ответил Ежи Метеор. — От этого всё зависит. Удастся или нет.
Крушина лежал в пальто и шляпе на неопрятном топчане. Постельное бельё на нём меняли последний раз ещё до принятия шестилетнего плана. В комнате было мало мебели: когда-то белый, лакированный шкаф, сильно потёртое и вылинявшее кресло аристократического происхождения, четыре стула, обыкновенный стол, накрытый клеёнкой, на которой валялись остатки завтрака и рассыпанная колода карт.
— Холодно, холера. Кретины, ты только подумай, из-за этого может быть скандал… — резко бросил Крушина.
— Какой скандал, Бобусь? У тебя проблемы — Кудлатый всё уладит. Говорили ему об этом?
— Наверное, да. Меринос говорит, что Кудлатый что-то задумал, но молчит, как всегда.
— С Вильгой говорил?
— Нет ещё. Не было времени. Не выхожу из конторы.
Метеор надел брюки и вынул из шкафа чистую рубашку. Брюки были габардиновые, узкие, с остро заглаженной складкой, рубашка — нежно-розовая, с широко расставленными уголками воротничка, по итальянской моде. Метеор тщательно застегнул воротничок длинными худыми пальцами с грязными ногтями. Вытащил из шкафа ядовито-зелёный, усеянный треугольниками галстук и долго, старательно завязывал его перед зеркалом. Потом надел полосатые зелёно-жёлтые носки и дорогие замшевые туфли на толстой индийской подошве.
Наконец Метеор достал из шкафа двубортный, с хорошо выработанными широкими отворотами пиджак, разглядывая себя в зеркале, он вздохнул с глубоким удовлетворением: в зеркале отразился высокий, очень красивый, худощавый юноша в необыкновенно элегантном костюме. Тёмные волосы, голубые глаза, узкое лицо с правильными чертами и великолепный костюм, с точки зрения Метеора, являли собой весьма импозантное зрелище. Но он не видел, что в этой элегантности, продуманной до каждой мелочи, есть нечто навязчивое и крикливое, что его привлекательное лицо немного напоминает розовых юношей с дешёвых почтовых открыток и идеал мужской красоты на витринах провинциальных фотографий. Обо всём этом, однако, Ежи Метеор не знал и потому был вполне доволен и горд. Он долго рылся среди множества беретов, которые лежали в шкафу, — баскских и военных, синих, коричневых и чёрных; наконец посмотрел ещё раз в зеркало и закрыл шкаф: решил не портить беретом художественное произведение, созданное собственными руками.
— Пойдём, Бобусь, — позвал он, снимая плащ с вешалки на двери. Крушина встал с топчана и вытер покрывалом пыль со своих ботинок.
— Откуда у тебя такой плащ? — спросил он, подходя к Метеору.
— Достал, — усмехнулся Метеор. — Нравится?
— Как ты думаешь, он мне подойдёт? — спросил Крушина со сдерживаемым желанием в голосе.
— Примерь, Бобусь, — предложил Метеор. Они были одного роста, но из Крушины могло выйти не менее двух Метеоров.
— Как на тебя шили, — заявил Метеор, одобрительно поглядывая на Крушину.
— Точно, — Крушина видел в зеркале, что плащ сидит на нём безукоризненно. — Сколько?
— Тысяча шестьсот, — сдержанно ответил Метеор.
— Ты, свиное рыло, — огрызнулся Роберт с меланхолическим упрёком. — Это ты с меня хочешь тысячу шестьсот?
— Не хочешь — не бери, — беззлобно отозвался Метеор. — Именно с тебя я и прошу тысячу шестьсот, а с любого другого взял бы две.
— Ну и бери, хамская морда!
Крушина сбросил плащ и швырнул на стул. Метеор надел его и удовлетворённо глянул в зеркало.
— Ну что, — спросил он, — здорово сшит?
— Метеор, — проговорил Крушина с горькой обидой, — у меня нет весеннего плаща. Сегодня я дам тебе кусок за эти лохмотья. Где у тебя совесть — просить тысячу шестьсот за такое-отечественное тряпьё?
— Это не отечественный, дурень, — возразил, Метеор холодно. — Что ты в этом понимаешь? Это чешский. Чешский поплин. Утеплённый.
Крушина поднял полу плаща и несколько минут мял её пальцами.
— Ерунда, — сказал он, — это варшавское тряпьё. Чешский… Тоже придумаешь! — и тут же добавил: — Тысяча двести сегодня, наличными. Согласен?
— Если тебе не нравится, не о чем говорить, — ответил Метеор. — Очень мне надо уговаривать тебя, что это чешский товар! Не веришь — не надо.
Он доверительно наклонился к Крушине:
— Бобусь, согласись, не могу же я взять меньше, чем заплатил сам. Пойми, приятель: тысяча четыреста — моё последнее слово. Я ничего с тебя не имею, плюнь мне в рожу, если вру.
— Ладно, — вздохнул Крушина, — снимай.
— Минуточку, — остановил его Метеор, — не торопись, друг. Всё равно у тебя нет с собой валюты. Принеси деньги в «Лайконик» — и плащ твой.
— Мальчик, — с кривой усмешкой спросил Крушина, — ты ещё хочешь его сегодня поносить? Мой плащ?
— Точно, угадал, — холодно взглянул на него Метеор. — Он пока не твой — это, во-первых; а во-вторых, советую тебе поторопиться, потому что если появится клиент с монетой, то, имей в виду, продам его на месте за два, и чтобы потом не было претензий.
