Владимир Колычев - Черный ворон, я не твой
– Ну а если и так? Что с того?
– Ничего… Но ты должен был мне рассказать…
– Ты же не рассказала мне про Герберта.
– Нечего было рассказывать…
– Ну, нечего так нечего…
Андрей вдруг понял, что не хочет говорить с ней. Измотался он за сегодняшний день. Ладно бы работа, а то женщины – сразу две, и с обеими надо объясниться.
– Поехали? – обнадеженно посмотрела на него Римма.
– К тебе?.. К тебе не поеду.
– Ты же говорил, что едем…
– И так все ясно…
– Ничего не ясно… Ты знаешь, где сейчас Герберт?
«У тебя в постели?» – чуть не вырвалось у Андрея. И он бы озвучил эту мысль, если бы в нем сейчас была хоть капля желания говорить с ней.
Он лишь выразительно пожал плечами. Откуда он может знать, где Герберт?
– Он в милиции. Его арестовали…
Андрей удивленно приподнял бровь.
– Сам во всем сознался.
– Это точно?
Он мог бы прямо сейчас удостовериться в том, что услышал. Но лень было расчехлять мобильник, набирать номер, говорить.
– Точнее не бывает. А ты не знал?
– Нет.
– И дядю Стаса не выпустили?
– Всему свое время…
Андрей вспомнил, какая опасность грозит Станиславу Казимирову. Информацию получил, должен был ее обработать, но Вика своим внезапным появлением спутала все планы. Он упустил момент, но ничего страшного в том не было. Чиркач назначил стрелку на завтрашнюю ночь, так что впереди целый день. Он еще успеет принять контрмеры… Хотя, конечно, было бы лучше заняться этим прямо сейчас, но так не хочется возвращаться обратно в тюрьму. Да и примета плохая…
– Его выпустят, – сказала Римма. – А Герберта на его место.
– Ничем не могу помочь.
– Совсем ничем? – обескураженно спросила она.
– Ну почему же? В камеру могу его устроить, где отец его сидел. Там ему неплохо будет… Ну и все…
– Этого достаточно! – просияла Римма. – А передачи я ему сама носить буду!
– Ты для этого и приходила, чтобы за Герберта просить?
– Нет… Я за тобой приходила… Хочу, чтобы ты вернулся…
«Что, некому больше постель греть?» – мысленно спросил он и с сарказмом посмотрел на нее.
– Как-нибудь, – неопределенно пожал он плечами. – Но не сейчас…
Если Римма не наврала, то уже в ближайшее время Герберта переведут в тюрьму. Достаточно будет одного страха перед неволей, чтобы у парня развязался язык. Андрей разговорит его, узнает всю правду о его отношениях с Риммой. Тогда он с ней и поговорит, если будет о чем. А сейчас она под подозрением, и не стоит ехать к ней домой.
Глава 12
Адвокат позвонил в половине девятого вечера.
– Не знаю, Станислав Севастьянович, обрадую вас или огорчу. Наверное, то и другое… В общем, ваш сын сделал заявление, сознался в том, что убил свою мать. Он уже взят под стражу и сейчас находится в изоляторе временного содержания. Возможно, уже завтра, если, конечно, вы подтвердите его признание, вас выпустят на свободу…
– Да, но мой сын сядет.
– Вот я и говорю, не знаю, радостную новость вам принес или печальную…
– Тебе-то какая разница? Ты свои деньги получишь… И за сына моего возьмешься…
– Вот потому я и позвонил…
– До встречи!
Казимиров отключил телефон. Настроение приподнялось. Жаль, конечно, сына, но тот сам во всем виноват. Незачем было стрелять в мать, незачем было молоть языком перед капитаном Сизовым. Если Римма сделала все, как надо, то на Герберте надо ставить крест. А ему самому надо готовиться к свободе…
Никому ничего не говоря, Станислав заказал у надзирателя несколько бутылок водки. Накрыл стол, позвал самых достойных. Порядком опьянел на радостях, но лишнего ни слова не сказал. Как почувствовал, что завязка под языком разболталась, сразу же завалился на боковую с мыслью о том, что завтрашний день принесет свободу.
Его подняли глубокой ночью. Кто-то сильно толкнул его в бок. Станислав открыл глаза и увидел откормленную, незнакомую физиономию военного с погонами прапорщика.
– Вставай. Пошли.
– Куда?.. К следователю?
Спьяну он решил, что следователь не стал дожидаться утра и среди ночи привез в СИЗО постановление об освобождении.
– Ага, к следователю…
Конвоир вывел его из камеры, поставил лицом к стенке, чтобы надзиратель закрыл за ним дверь.
Ночь, звенящая тишина тюремных коридоров, нарушаемая лязганьем замков и сопением сонного надзирателя.
– Вперед!
Конвоир подтолкнул Станислава в спину. Снова:
– Стоять! Лицом к стене!
Ключом-вездеходом он открыл очередную решетку из тех, что разделяли коридор на секторы. В паузах между лязганьем и скрипом на уши наваливалась тяжелая и гнетущая тишина спящей тюрьмы. До Станислава вдруг дошло, что нет никакого следователя, а по ночам заключенных конвоируют лишь на расстрел. Но ведь он даже не осужден, да и смертная казнь как будто бы отменена…
– Эй, куда мы идем? – свирепо спросил он.
Страшная неизвестность настраивала на агрессивный лад, и выпитая водка озлобляла до неистовства.
– Начальник оперчасти вызывает, – спокойно ответил конвоир.
И все встало на свои места. Видать, Андрей сегодня дежурит, а чтобы не заснуть со скуки, решил поговорить с ним на прощанье. И то, что он всего лишь заместитель начальника оперчасти, ничего не значит. Конвоир мог и ошибиться, повысив его в должности.
На какое-то время бдительность Казимирова была усыплена. Но в конце концов он понял, что его ведут не в административный блок, а совсем в другое крыло тюремного здания. Он попытался утешить себя тем, что Андрей решил принять его в какой-нибудь камере, но лишь еще больше разозлился – и на себя за собственную глупость, и на конвоира за его наглость.
Он остановился и яростно глянул на прапорщика.
– Ты куда меня ведешь?
Вместо того чтобы ответить, конвоир вдруг резко присел с уходом в сторону и со всей силы ударил его своей дубинкой – точно под правое колено угодил. Станислав смог удержаться на ногах, но в колене просел. И этим воспользовался контролер, надзирающий за участком, где они сейчас находились. Он тоже ударил Казимирова – дубинкой по спине, аккурат в область почек.
Станислав понял, что его сейчас забьют до полусмерти, и поднял руки.
– Все!
– Еще слово, убью! – пригрозил прапорщик. – Лицом к стене!
Дальше идти не пришлось. Оказывается, они уже прибыли к месту. Надзиратель открыл тяжелую железную дверь, а конвоир втолкнул присмиревшего Станислава в открытую камеру. Дверь тут же захлопнулась – как будто стоявшие по другую сторону люди боялись, что он попытается вырваться обратно.
Ничего страшного Казимиров перед собой не увидел. Обычная камера, оклеенная дешевыми обоями, четыре кушетки с мягкими матрацами, полированный стол, во главе которого восседал наголо бритый мужик лет сорока – с длинным лошадиным лицом и волчьими глазами. Он скалился, молча глядя на вошедшего, золотая фикса тускло отражала свет висящей под потолком лампы. Рядом с ним еще один такой же бывалый и примерно того же возраста уголовник, но, как показалось Станиславу, рангом пониже. И тот и другой не отличались мощью телосложения. Невысокие, худощавые, если не сказать, тщедушные. И оба в какой-то степени ущербные – у одного уродливый шрам от уха до подбородка, у другого плохо вставленный стеклянный глаз. Зато сидевшие с ними рядом парни производили более сильное впечатление. Один был такого же примерно сложения, как незабываемый Ломага, с которым Станиславу приходилось иметь дело в общей камере. Такой же здоровенный и крепко накачанный. А второй… Второй был самим Ломагой. Он смотрел на Станислава как Отелло на Дездемону перед тем, как ее задушить.
– Знаешь, куда тебя привели? – нехорошо усмехнулся одноглазый.
– Нет, – мотнул головой Станислав.
– На правилку тебя привели… Сам Чиркач тебя позвал…
Казимиров слышал про Чиркача, знал, кто это такой, поэтому ему стало не по себе. Но присутствие духа он все же сохранил. Нельзя бояться в такой ситуации, нельзя показывать страх – заклюют.
– Позвал, – снова блеснув фиксой, кивнул Чиркач.
И гущу кофейную разводить не надо, и без того было ясно, кто восседал во главе стола.
– Плохо себя ведешь, фраер куражный, потому и позвал… Вот, братва тебе предъяву шлет.
Вор многозначительно перевел взгляд на Ломагу.
– А в чем моя вина? – спросил Станислав и угрожающе крутанул шеей, словно пытаясь вставить на место позвонки.
Удивительное дело, чем больше воры нагнетали жути, тем меньше он их боялся.
– В том, что много на себя берешь. А кто ты такой, чтобы много на себя брать? – зло усмехнулся Чиркач.
– Да он такой, – язвительно ухмыльнулся Ломага. – Он у пса пробовал. Потому и крутой.
– Зачем он так? – с упреком и осуждением посмотрел на законника Станислав. – Он же знает, что ни у кого я не пробовал…
– Но ты же сам сказал, – презрительно хмыкнул Чиркач.
– Разговор про аспирин был. Глупый разговор, глупые выводы…
