Анатолий Афанасьев - Грешная женщина
— Кого надо?
— Мы к Эдуарду Петровичу, — сказал я.
— По какому делу?
— Из комитета. По поводу субсидий, — брякнул я. После заминки дверь отворилась. В проеме стоял мужчина лет тридцати, в его внешности не было ничего угрожающего или порочного. Светловолосый блондин в хорошо отглаженных брюках, бежевой модной рубашке и даже при галстуке.
— Я Эдуард Петрович. Ну что?
— Ты бы впустил нас, браток, — сказал Дема. В глазах молодого человека блеснул веселый огонек.
— Входите, если так хочется.
Дальше прихожей он нас все-таки не повел.
— Из какого же вы комитета?
— На вашей машине был совершен наезд, — сказал Дема, и вид у него был при этом как у заправского киношного сыщика. — Преступники скрылись, но за баранкой были не вы. Это нам известно.
— Туфту гоните, ребятки. — Теперь Ванько смеялся в открытую, и смех у него был хороший, дружелюбный, но Дема не любил, когда над ним смеялись. Без предупреждения он махнул колотушкой и нанес свой коронный удар справа. Ванько шмякнулся о стену, сполз по ней на пол и сел. Но присутствия духа он не потерял. Улыбка все так же светилась на его добродушном лице.
— А вот это напрасно, — сказал он и потрогал челюсть, как бы удостоверяясь, что она на месте. — Совсем не обязательно сразу драться.
— Вставай, — распорядился Дема. — Я тебя буду дальше бить.
В этот момент из комнаты выпорхнула девушка: юное создание в лосинах и спортивной маечке, но как бы и голая. Она так приятно выглядела, что ее хотелось немедленно потрогать.
— Мальчики, вы правильно поступили, — прощебетала она светским тоном. — Только, пожалуйста, не повредите ему чего-нибудь, он обещал на мне жениться.
Не спуская глаз с Демы, жених кое-как поднялся на ноги.
— Вам чего надо от меня? Словами скажите.
Я вежливо объяснил, что мы ищем парней, которые вчера ездили на его машине.
— Только и всего? К чему тогда весь этот цирк? Если вам понадобился Пятаков, с ним и разбирайтесь. И машина не моя, а его. Откуда у меня такая тачка?
— У Эдика ничего нет своего, кроме меня, — подтвердила девица. — Да и я, может быть, подберу себе более подходящего муженька, более обеспеченного. Мне вообще-то всегда нравились пожилые мальчики.
Дема поддался ее немудреным чарам.
— У нас с Евгением Петровичем денежек тоже не густо, — признался он. — Зато всандалить можем за милую душу.
Ванько, поняв, что дальнейшее битье пока вроде бы откладывается, заулыбался еще приветливее:
— Не пойму, мужики, вам кто нужен: Пятаков или Зинка?
Не было сомнений, что он готов услужить по любому пункту.
— Зинку оставь себе, — сказал я. — Пятакова дай.
— Ничего нет проще. Гоша сейчас ужинает в ресторане «Бега».
В ресторан пошли вчетвером, потому что Зинка сказала, что боится оставаться одна в пустой квартире. На улице она сразу взяла под руку Дему Токарева и всю дорогу что-то ему втолковывала. Мы с Эдуардом Ванько плелись сзади.
— Там большая компания? — спросил я.
— Хоть меня твой друг и обидел, — ответил Ванько, — но дам совет.
— Какой?
— Не ходи к Пятакову. А придурку своему скажи, что Зинка меньше чем за стольник не ляжет.
— Сто баксов?
— Нет, деревянных.
Ванько мне понравился, он был любезный, остроумный, интеллигентный человек, хотя немного спесивый.
— А чем Пятаков такой страшный?
— Потому что у него такая работа.
Ответ был разумный и с тонким подтекстом. Наверное, при других обстоятельствах мы вполне могли подружиться с Ванько, но так уж складывалась жизнь, что ни на что приятное в ней не оставалось времени.
Мы дружно ввалились в ресторан, и Ванько оглядел задымленный зал орлиным взором.
— Точно, вон он. Позвать? Или сами подойдете?
Один из вчерашних налетчиков, рослый блондин, у которого в подручных был Мотылек, сидел за столиком в компании с двумя милыми дамами, чьи свободные манеры не давали повода заподозрить их в излишней целомудренности: как раз в этот момент они обе, беленькая и черненькая, пытались с двух сторон забраться к своему кавалеру на колени, при этом беленькая оказалась удачливее, она как-то ловко отпихнула подругу, отчего та с истерическим смехом полетела на пол вверх тормашками. Гудящий зал с удовольствием наблюдал за удалой забавой, казалось, равнодушным остался лишь один человек, сам Георгий Пятаков. Он сидел лицом к входу и сразу нас заметил. Его цепкий взгляд осторожно царапнул меня по лицу, и в ответ я слегка поклонился. Не мешкая, он освободился от повисшей на его шее дамы, поднялся и двинулся к нам, по пути дважды похлопав кого-то по плечу.
Коротко бросил нам на ходу:
— Не здесь, топайте за мной!
Гуськом мы за ним потянулись, наступая друг дружке на пятки, и это была самая нелепая гонка, в которой я когда-либо участвовал. Пятаков, разумеется, знал здесь все ходы и выходы, несся уверенно: по лесенке вниз, потом вбок, в длинный бетонный переход, потом опять вниз, потом два пролета вверх, — а мы с Демой и Ванько мчались за ним сослепу, как поляки за Сусаниным.
На широкой площадке между этажами Пятаков неожиданно тормознул и обернулся к нам, так что мы с ним чуть ли не столкнулись. Ткнув кулаком в грудь Ванько, он бешено выдохнул:
— Ты что же, сучонок, делаешь?! Ты зачем их притащил?
Ванько растерянно загундосил:
— Да чего я?.. Они вроде по делу… Я-то при чем?!
— Вот когда уши отрежу, поймешь, при чем, падаль вонючая!.. — и вдруг переменил тон, обратив взор на меня: заулыбался и дружески подмигнул: — А ты шустер, мужичок! Хвалю. Быстро на меня вышел. Но все это напрасно, браток. Игра закончена, и ваши карты с дыркой.
— Это не игра, — сказал я, отдышавшись. — Это грабеж. Верни деньги, и расстанемся по-доброму.
Пятаков рассмеялся так искренне, как смеются дети на просмотре фильма «Ну, погоди!».
— Ты что — чучмек? Кстати, у меня к тебе претензия. Ты же мне всю ногу прокусил. Справка от бешенства у тебя есть?
Пора было уже вмешаться Деме, и он вмешался. Были они с Пятаковым одного роста, но, конечно, мой пожилой друг со своей одышкой не внушал молодому, тренированному бойцу особых опасений, и в этом была его ошибка. Дема врезал ему сбоку, повторил свою коронку, и результат получился впечатляющим. Георгий взлетел в воздух, как бы подпрыгнул, но не удержался и покатился по лестнице, по которой мы с таким трудом взобрались. Внизу он зацепился ногой за перила и хрястнулся башкой о бетонный стояк. Звук был такой, словно лопнула шина. Там он и застыл внизу в неприличной позе, ноги задрав на перила. Дема удовлетворенно потирал кулак. Ванько заметил с каким-то тупым глубокомыслием:
— Теперь вам, мужички, недолго век куковать, — и добавил с сожалением: — А может, и мне заодно.
Мы уж собрались спускаться к поверженному герою, как вдруг он зашевелился, перевернулся, вскочил на ноги и как ни в чем не бывало ринулся вниз в пролет, даже на нас не оглянувшись.
— Поспешил ты маленько, — укорил я друга. — Где теперь его искать?
— Вам его искать не придется, — утешил Ванько. — Он тебя сам найдет.
Его предсказание сбылось через пять минут, когда мы пробирались по какому-то освещенному туннелю, которым Ванько посулил незаметно вывести нас на улицу. Я-то рвался обратно в ресторан, но Дема меня убедил, что в этом нет никакого смысла. Второй раз Пятакова вряд ли удастся застать врасплох.
— Мой вам совет, мужики, — сказал Ванько. — Валите из Москвы годика на два.
— Еще раз вякнешь, — одернул его Дема, — и считай, не жилец.
Дема Токарев завелся, а когда он заводится, лучше ему не перечить: иначе он стену лбом прошибет. Интеллигентный Ванько тоже это почувствовал, но все же вякнул:
— Свой ум не навяжешь. Мне-то что. Мне бы только самому слинять. Перед шефом оправдаюсь, он не дурак.
— А кто у тебя шеф? — спросил я, но на этом наша беседа прервалась. В конце туннеля нам навстречу выступили несколько коренастых парней, кажется, их было четверо, и среди них Гоша Пятаков, невредимый и гнусно ухмыляющийся. Вот что значит очутиться на чужой территории. Ванько одобрительно хмыкнул:
— Ишь ты, как на пропеллерах. Ну, теперь дай Бог ноги!
Тут же он и показал, как это Бог дает ноги: развернулся и, по-шальному гикнув, ломанул в обратную сторону, откуда мы только что пришли. Мы с Демой не побежали. Наше время бегать давно ушло. Наконец-то пригодилась Демина брезентовая сумка, из которой он выудил железный штырь. Я эту болванку сразу узнал: Дема использовал ее в домашних условиях для вскрывания консервов и вместо молотка. Удобная железяка, увесистая, с заостренным концом и плоской рукояткой.
Вокруг было пустынно — только стены да коридор метров пять шириной. Гоша Пятаков насмешливо окликнул:
— Брось палку, фраер! Она тебе не поможет, — его кодла хрипло загоготала. Пятаков пообещал:
— Да не срите. Мы вас не убьем, только изувечим.
Мне не было страшно, но было стыдно. Отец в морге, бездыханный, надеялся на меня. Как его мать одна похоронит? Демино лицо с вытаращенными глазами было безмятежно. Штырь удобно лежал в его правой руке.
