Алексей Иванников - Хорёк
Примерно такой фокус эти сволочи пытались провернуть со мной. Они не побрезговали даже грязными штучками: подсаженный в камеру стукачок целую ночь нашёптывал, что будет со мною в зоне, куда я обязательно попаду, если не приму на себя чужое. Интересно, на какого идиота они рассчитывали, пытаясь внушить мне, что гораздо большие грехи приведут к меньшим последствиям? Выслушав шепелявую гниду я, разумеется, не поверил ему: хоть он и испортил мне ночь, но на следующий день, когда меня наконец поволокли на допрос, я был уже вполне подготовлен. Применяемые к другим методики в этот раз не дали результата: очень уж нагло и нахраписто пытался молодой борзый следак навесить мне чужие подвиги.
Вначале, разумеется, его интересовало, не я ли спёр кошелёк у вчерашней тётки несколько месяцев назад. Алиби? Какое алиби?! Вы сначала докажите, что вчера я вообще что-то пытался украсть, вы разве не видите: какой я дохлый и больной? А то, что моя рука оказалась в тёткиной сумке и была поймана с зажатым кошельком – это чистая случайность, стечение обстоятельств, рука у меня взяла и сама дёрнулась!
Примерно так я строил свою защиту, возводя один за другим барьеры на пути его неумеренной фантазии, выплёвывавшей одно обвинение за другим. Это я регулярно работаю на двух троллейбусных линиях, доставляя столько головной боли отделению? Или: а не я ли вытащил у такого-то терпилы такого-то числа в продуктовом магазине кошелёк из заднего кармана? Ну и прочее в том же духе, с разными датами и попавшими на деньги неудачниками.
Разумеется, я от всего открещивался: среди обвинений попалось на самом деле одно, к которому я действительно имел отношение, прочее же являлось наглым поклёпом. «А как я мог это всё сделать, я ведь учусь в школе!» Я как раз заканчивал последний одиннадцатый класс, и свободного времени, между прочим, у меня оставалось совсем немного. Но гнида хорошо подготовился: из зачитанной им характеристики на меня, которую он успел уже получить в школе, вытекало, что я чуть ли не матёрый урка! Каким-то образом там оказалась информация и про игры на деньги, и мои барыжные дела, и даже кое-какие намёки на дела поважнее. Каким-то образом – и явно не случайно! – он узнал про мои отношения с Николаем Наумовичем, вот только непонятно как самая значительная часть этих отношений – курьерская подработка – осталась скрытой под водою, а видной всем верхушкой айсберга стали спекуляции клеем и прочей мелочёвкой.
Так что он решил, что я вполне подхожу, чтобы навесить на меня кучу всякого говна. Чего проще: поставил закорючку там, где указывает его лапка – и получи свою пятёрку!
Однако совсем не того идиота, что он представлял себе, получил он в собеседники. На все – без исключения! – вопросы я давал отрицательный ответ: я совсем не собирался переть у тётки её драный кошелёк, и тем более не имел никакого отношения к её предыдущей пропаже; кражи в троллейбусах: да вы что, я вообще катаюсь на троллейбусах раз в сутки – утром, нагруженный тяжёлой сумкой, и как же я могу в таких условиях лазить по карманам? Что же касается всех остальных обвинений: то они яйца выеденного не стоят!
Однако гнида не собирался отступать: новый листок, подсунутый им, содержал постановление на обыск и арест: в случае необходимости. Кажется, так это называется? И через пару часов – не откладывая дела в долгий ящик – меня уже вытаскивали из ментовской тачки у подъезда собственного дома, а потом – под перекрёстными взглядами соседей и знакомых – сопровождали в квартиру, где побелевшая от испуга мать уже ждала непрошенных гостей. Разумеется, она знала с самого начала, что меня замели, но где ей было догадываться, что злобные твари зверски настроены и не собираются ограничиваться простым задержанием? И тем более где ей было знать про богатый тайник, который в конце концов и подвёл меня, превратив мелкое примитивное преступление в настоящее полноценное дело?
Не, если б не тайник, ничего бы эти гниды не добились. Я ушёл бы в несознанку, и впаяли бы мне месяца три – не больше. Но когда один из ментов дёрнул за плинтус, и оттуда выкатилась увесистая жирная пачка: всё потекло совсем по другой колее. «Это не моё, я понятия об этом не имел!» Что бы я ни говорил, меня просто не слушали: они хотели меня замести, и они замели, тем более что там имелись отпечатки, которые уже на следующий день были сопоставлены с моими, и хоть ни одна из бумажек не оказалась нигде засвечена, этого им хватило.
Ну, один доказанный эпизод плюс куча денег непонятного происхождения: не слишком шикарная база, но ведь всё зависело: как это представят. Про характеристику из школы я упоминал. Школа, кстати, на этом для меня закончилась: я и не сомневался, что им хватит малейшего повода, чтобы избавиться от нарушителя. Так я и получил: аттестат о девяти классах плюс справку за полтора года, всего-то полгода не хватило, чтобы доучиться.
Суд? А что суд? Меня ведь пытались за обнаруженную пачку копать, пристраивать ко мне разные случаи. И, чтобы не дай бог не всплыли мои курьерские подвиги – а там намного больше светило, это я уж понимал – пришлось мне ещё кое-что на себя взять, чтобы не взыграла у них фантазия и не возникло желания превратить мелкого начинающего гопника в матёрого упёртого вора-рецидивиста!
V
Добрый день. Как я рад вас видеть! Я ещё не надоел вам, вы ведь диссертацию пишете, а не повестуху какую-нибудь. Но такими повестухами, я боюсь, сейчас все прилавки завалены, так что ваши усилия могут оказаться и напрасными. Проще уж оттуда подробности надёргать, тем более что никто не будет приставать к вам с лишними просьбами. Какие у меня ещё пожелания? Я думаю, что своим поведением заслужил какую-то скидку: я ведь не хамлю, не возникаю, честно выполняю пожелания начальства. И на фоне других местных обитателей выгляжу совсем как пай-мальчик. Хотя характер у меня, как вы наверно поняли, совсем не мягкий.
Замечали вы это или нет: но все люди со вздёрнутыми носами имеют не то чтобы вредный характер, на заметно себе на уме? По вредности они явно превосходят всех остальных: и те, кто не приглядывался ко мне сбоку, часто потом жалели о таком пренебрежении. Давайте я повернусь к вам: видите? Мало видный загиб кверху не создаёт особого впечатления, но на самом деле очень многие обламывались там, где хотели получить лёгкую добычу. То есть пытаясь нагреть, обмануть и использовать меня.
Тот же следак, что выписал мне путёвку на зону: он явно рассчитывал на гораздо большее, то есть: что удастся свалить на меня десяток нераскрытых дел, но я поддался только по одному случаю. Не считая того, на чём меня уже взяли и отмазываться от чего было глупо и бессмысленно. Ну, якобы ещё у одного типа кошелёк свистнул: только тогда следак немного подобрел и перестал так нагло наседать, как до того. На суде я тоже подтвердил два эпизода – свой и навязанный, так что отделаться условным или штрафом возможности у меня никак не было. По возрасту же попасть в колонию для малолеток не получилось: мне ведь тогда уже восемнадцать стукнуло, и я ведь рассказывал, что поступил в школу на год позже, из-за дохлости и мелкого роста. Так что особой жалости и снисхождения ожидать не стоило: это уже по следаку было ясно, и когда мне выписали полтора года колонии, никто не удивился. Не удивилась мать, вспомнившая вдруг про так и не виденного мной ни разу родителя, не удивилась школа – крыса-директрисса, не любившая меня, наплела на суде ещё какие-то гадости, стараясь ещё больше утопить. Не удивились даже соседи по коммунальной квартире: хоть я и не давал особых оснований к ненависти, но они почему-то сразу решили, что именно я виноват в их бедах и несчастьях. Мне сразу припомнили и едва не случившийся пожар – откуда они могли знать, что его устроил я, никто этого не знал! – и несчастную кошку, и пропавшие однажды деньги молодой семейной пары – да-да, гниды решили, что я украл их – наравне с другими исчезнувшими вещами! Кофточка Петрусь-старшей, стеклянное ожерелье её жирной дочурки, несколько книг Якова Срульевича: всё это в неформальной обстановке – через мать – было предъявлено мне, и матери пришлось так же неформально полюбовно договариваться, отдавая свои деньги. Оборзевшие гниды просто не дали бы ей нормально жить, так что это был, наверно, единственный выход.
Что же касается места отбывания: оно оказалось совсем неподалёку. Тверская область, маленький городок среди болот и сосновых лесов, простая «рабочая» зона: в-общем, ничего выдающегося. Когда я туда ехал, то страшно боялся: я же ведь новенький, и ничего там не знал. С настоящими блатными я до зоны-то и не общался! И даже фени практически не знал, хоть и готовился к воровской жизни: то есть не сидеть, конечно, а зарабатывать тёмными делами. Хотя впервые я ещё в предварительном заключении немного ознакомился, не без этого: но там ведь куча случайных людей затесалась, непонятно как туда попавших, и все сидели друг у друга на головах, так что мне крупно повезло ещё, что я провёл в камере всего несколько недель.
