Виктор Галданов - Аптечное дело
Я присел на скамейку и внимательно следил за ее движениями. Мне не надо было притворяться, что я хоть что-то понимаю в происходящем: я ни в зуб ногой не знал химию, как, впрочем, и ряд других ей подобных предметов. Я лишь молча наблюдал за движущейся, бурлящей и изменяющей цвет жидкостью. После всех преобразований мутная суспензия превращалась в ту самую прозрачную жидкость, которую Вероника показывала мне в Москве.
— Выглядит замечательно, но производство, по-моему, несколько сложнее, чем то, о чем вы говорили.
Вероника последовательно останавливала устройство и выключала горелки.
— Это легко для промышленного производства, но папин инсулин можно вырабатывать и на маленьком предприятии, даже сельская аптека могла бы делать его в своей подсобке.
— Но даже самые маленькие предприятия стоят уйму денег. Ваш отец хочет, чтобы комиссия по здравоохранению взяла расходы на себя, или он достаточно богат, чтобы финансировать строительство завода?
— Нет, мы не настолько богаты. Но если бы правительство выразило заинтересованность и предоставило нам кредит, привлечь частный капитал не составило бы труда. От инвесторов не было бы отбоя. — Вероника устало улыбнулась. — Как жаль, что я вас так поздно встретила! Вы смогли бы приобрести акции на общих основаниях с учредителями и сделать целое состояние.
— О, я очень хорошо представляю себя на собрании правления!
И вновь мы посмотрели друг на друга. В ее глазах появился страх, а у меня пропало желание смеяться.
— Что же случилось? — спросила Вероника.
Я поднялся и затоптал окурок.
— Вернемся в дом, — резко бросил я.
Мы вышли, погасив свет и закрыв за собой дверь. Пока мы проходили под аркой из сплетавшихся крон деревьев, Вероника взяла меня под руку, а я мягко поддерживал ее. Мозг мой продолжал напряженно работать.
— Вы заперли дверь, когда уходили из дома? — спросил я.
— У меня нет ключа.
— Как же вы тогда смогли войти в дом?
— Я просто вошла. Дверь не была заперта.
— Она всегда открыта?
— Почти. Папа не любит возиться с ключами. Он постоянно их теряет. Да и от кого нам запираться? В доме нет ничего ценного для воров, да и кому здесь ходить в поисках наживы?
— Вы рассказывали, что в лаборатории происходили разные неприятные происшествия.
— Да, на самом деле. Но в здании лаборатории так много окон, что туда нетрудно залезть.
— Значит, кто угодно мог бы войти в дом к вашему отцу?
— Да.
Сказать было больше нечего. Мы вернулись в дом, вошли в уютную гостиную, где в пепельнице лежала холодная трубка, и стали ждать. Я наигрывал на фортепиано и тихонько напевал популярные песенки. Вероника пересаживалась с места на место и молча слушала. За все это время мне в голову не пришло ни одной здравой мысли относительно того, что же делать дальше. По крайней мере, в данный момент.
Было уже очень поздно. Вернее, очень рано. Я занес чемоданы наверх, выбрал себе спальню как раз напротив комнаты девушки. Затем я открыл сумку, достал бутылку и накапал нам обоим немного освежающего.
В стакан девушки я капнул немного снотворного. Она выпила, и скоро из ее глаз исчез нездоровый блеск, она начала зевать и быстро заснула. Я отнес ее на руках в ее комнату, потом вернулся в спальню, разделся, положил пистолет под матрац с правой стороны и выключил свет. Я не думал, что наши противники так быстро изобретут что-нибудь новенькое и ворвутся в дом. Однако я всегда предпочитал переоценить неприятеля, чем недооценить его.
Я долго не мог заснуть. Когда же легкая дрема овладела мной, уже брезжил рассвет. Засыпая, я уже твердо знал, что не стоило приписывать происходящее комиссии по здравоохранению. Я знал также, что папаша Табаков не вернется домой, если только кто-нибудь не принесет его.
9
Проснувшись в половине восьмого утра, я несколько минут лежал в постели, наблюдая за курчавыми белыми облаками, видневшимися в окне, и вспоминая, о чем думал перед сном. Ничего нового за ночь в моей голове не родилось.
Я поднялся, оделся и вышел в коридор, на всякий случай решив зайти в спальню папаши Табакова. Кровать его была не разобрана, в комнате за ночь ничего не изменилось. Я не надеялся, что будет по-иному. Если бы он вернулся домой рано утром, я обязательно услышал бы его: спал я очень чутко и просыпался от любого шороха. По крайней мере, теперь, подумал я, мне не в чем себя упрекнуть.
Затем я вернулся в свою спальню. Побрился, принял душ и спустился вниз. На столе был накрыт завтрак для одного человека, а на кухне кто-то хозяйничал.
Я прошел туда и остановился. Розовощекая молодая женщина с темными вьющимися волосами испуганно уставилась на меня. Небольшого роста и довольно полненькая, со временем она обещала превратиться в грузную матрону.
— Привет; — сказал я. — Не бойтесь. Меня зовут Жо-риком, я приехал из Москвы вместе с Верочкой.
— А я — Анна Поликарповна. Я здесь работаю. Вы меня слегка напугали.:
Я сообразил, что так как мы не видели хозяина, то нас никто здесь, естественно, не ожидал. Никто не знал о наших передвижениях, кроме Гарбузова и водителя такси, который привез нас сюда. Водителю наше появление в Усмановске было скорее всего безразлично. Ублюдкам же в любом случае потребуется еще время, чтобы взять наш след.
— Извините, ради Бога, — спросил я, — мы могли бы рассчитывать на завтрак?
— Я накрою для вас.
— Верочка очень устала прошлой ночью, думаю, что она проснется попозже.
— Профессор обычно уже спускается к завтраку в это время. Вероятно, вчера он допоздна работал?
Я умел держаться весьма непринужденно и располагать людей к разговору. Когда я хотел, то умел использовать это свое качество. Сейчас был именно такой случай.
— Профессора не было дома прошлой ночью, — сказал я как само собой разумеющееся.
— Неужели? Но он обычно никуда не уходит на ночь.
— Мы пытались позвонить ему из Москвы и предупредить о приезде. Но телефон не отвечал.
— Во сколько вы звонили? Я была здесь часов до девяти.
— Мы звонили и позже.
— Я накрыла профессору ужин в половине восьмого, потом вымыла посуду. Когда я уходила домой, он сидел в гостиной и читал.
— Он не говорил вам, что собирается уйти куда-нибудь?
— Нет. Но я и не спрашивала.
— У него не было посетителей?
— Нет, по крайней мере, при мне.
— А в отсутствии Верочки профессор никуда не уходит по вечерам?
— Что вы! Профессор не из таких!
Только теперь Анна Поликарповна начала смутно догадываться о цели этих, казалось бы, невинных вопросов. В глазах ее промелькнуло удивление.
— В любом случае, — сказала она почти с вызовом, — профессор должен скоро спуститься.
Я покачал головой.
— Боюсь, что нет, Анна Поликарповна, — тихо проговорил я. — Он вообще не вернулся домой прошлой ночью. Его кровать не разобрана.
Женщина остановилась, держа в руках ложки, ножи, вилки, и испуганно посмотрела на меня:
— Вы хотите сказать, его вообще здесь нет?
— Совершенно верно.
— Он не ожидал вашего приезда?
— Нет. Я же сказал, что мы звонили, но никто так и не ответил.
— И он не оставил никакой записки?
— Увы.
Глаза дамочки расширились.
— Вы думаете, с профессором что-то случилось?
— Не знаю, — сказал я откровенно. — Все это выглядит весьма странно. Человек уходит из дома, не оставляя даже записки, никого не предупреждая, и не возвращается. Конечно, некоторые люди делают так постоянно, но вы говорите, что профессор не из их числа.
— Верочка, должно быть, жутко беспокоится.
— А вы бы не забеспокоились?
Анна Поликарповна механически продолжала накрывать на стол, видимо, не отдавая себе отчета в том, что делает.
— Может быть, кто-нибудь позвонил ему из Питера, профессор поехал туда по делу и задержался. — Женщина говорила, явно стараясь успокоить самое себя. — Он вернется до обеда, а если нет, то наверняка позвонит. Он всего предупреждает меня, если знает, что не вернется к обеду.
— А где он обычно останавливается в Питере?
— В «Пальмире». Но он мог остановиться и в другом месте.
— Может быть, вы и правы, — заметил я. — Я бы съел яичницу с салом.
Я направился в гостиную и позвонил в Питер. В гостинице «Пальмира» ответили, что никакого Табакова прошлой ночью зарегистрировано не было. Закурив сигарету, я вышел в сад. Кроны деревьев, окружавших дом, отбрасывали кружевную тень, а цветы на аккуратных клумбах яркими пятнами выделялись на фоне белых стен и зеленых живых изгородей. Сад вокруг дома был именно таким, каким я себе его представлял ночью. Воздух был прохладный, напоенный пряными сладкими ароматами. Место было очень приятное, как будто специально созданное для размеренной и счастливой жизни.
