Федор Московцев - Темные изумрудные волны
Андрей говорил, воодушевлённый своим собственным красноречием. Он не мог себе представить Катю, её зрительный образ всегда ускользал от него. Даже когда она была рядом, стоило закрыть глаза, исчезал мир, полный счастливых предзнаменований; ускользая с отзвуками её голоса, подобным звуку райских флейт; пропадая среди сонма белоснежных ангелов, склонившихся над влюблёнными; утопая среди волн ярящихся страстей; теряясь в Элизиуме безмолвных теней.
Телефонная будка где-то во Владивостоке, там она притаилась, скрытая за цифрами телефонного номера, и короткие всплески музыки нарушали тишину вокруг неё. Какие-то разрозненные музыкальные отрывки, грустные и меланхоличные.
Тысячи километров. Пустыни, тайга, бугристая марь, прикрытая волнистым лишайником, полчища стланиковых зарослей, ржавые троелистовые болота, густые зелёные леса и бурные реки.
Он слышал Катю, но её чувственный голос терялся за краем стланика, стремительные интонации замедлялись среди тёмных елей, белоствольных берёз, угрюмых лиственниц, стройных осин. На краю мари обрывались надломленные печальные мелодии.
Он видел её слёзы. Она слышала его слова. Ему было нужно уложиться в несколько секунд, чтобы убедить её.
– Ты меня обманываешь, хочешь продинамить, – сказала Катя. – Это я не поддерживаю.
– Не понимаю, о чём ты. Где обманываю?
– Не знаю. Говоришь толково, правильно, даже слишком правильно.
– Ты звонишь с переговорного пункта?
– Да, уже время заканчивается. Давай прощаться.
– Катя, подожди…
– Что ждать, и так всё ясно.
– Что ясно? Ты пропала на два месяца, я не знал, что мне делать, затеял бизнес, теперь мне нужно как-то разобраться в делах…
– Я уже это слышала. Всё, пока.
– И что теперь? Когда ты позвонишь?
– Не знаю. Так быстро не могу. Я должна подумать. Ты меня обманываешь, не понимаю, правда, в чём. Просто чувствую это.
– Катенька…
… Короткие гудки, связь прервалась.
Испустив отчаянный вопль, Андрей положил трубку. Хотел было хватить кулаком стену, но рука безвольно опустилась. Он проиграл, и понимал, почему так произошло: где-то сфальшивил, волновался, и это стало причиной поражения. Непринуждённо, на одном дыхании переиграв десятки людей, потерпел фиаско в пятиминутной телефонной беседе. Что поделаешь, недаром сказано: можно обмануть народ, но не женщину.
Глава 67
Я любила, я страдала,
Умирала, воскресала,
Я горела, я прощала,
Только счастья не узнала.
Не вини себя напрасно,
Время сделает все ясным,
Я горела слишком страстно,
Одинокая звезда.
Ты мои не понял чувства,
В сердце холодно и пусто,
Оказалось слишком грустно
Жить на свете без тебя…
Глава 68
Долгая бессонная ночь была на исходе. Иосиф Григорьевич сам не понимал своего мучительного состояния. Какие-то неясные ощущения кружили голову, не давали уснуть.
Уже забрезжил зябкий рассвет, когда ему удалось на короткое время забыться.
«Ей дали несколько угрожающих сигналов! Её предупреждали!» – услышал он басовитый голос, тут же перед глазами появилось лицо Еремеева, по-звериному оскаленное, с блестящими по-волчьи глазами.
Не понимая, сон это, или галлюцинация, Иосиф Григорьевич поднялся с постели, направился в свой кабинет. Долго пытался сосредоточиться, просматривая деловые бумаги, но одна и та же мысль неотступно преследовала его, вытесняя всё остальное: что-то должно произойти.
Завтракали все вместе. Полусонный Георгий лениво ковырял яичницу с беконом, Лариса добросовестно поглощала свой йогурт, стараясь не смотреть на то, что приготовила мужу и сыну. Управившись со своей порцией, Иосиф Григорьевич с притворной строгостью принялся выпытывать у сына, что это были за фильмы, которые тот смотрел всю ночь. Георгий замялся: ему хотелось обсудить кое-какие моменты, одновременно с этим он понимал, что отец по головке не погладит за ночные бдения у экрана. Наконец, когда он уже почти был готов к признанию, Иосиф Григорьевич, допив кофе, сказал, что ему пора на работу, и вышел из-за стола.
С каким-то тревожным чувством спускался он по лестнице. Не давало покоя поведение Еремеева в последние дни. Как ожидалось, Рубайлов победил на выборах. Адвокат не сдержал своего обещания – прямой разговор, без угроз и запугиваний, на котором он сам настаивал, так и не состоялся. Начались оттяжки и бесконечные откладывания на потом. Иосиф Григорьевич с неудовольствием отметил, что недооценил эту фигуру. Думал, что пешка, которая ходит на одну клетку вперед, а оказалось, что чуть ли не ферзь, бегающий по всему полю. Как проникнуть в происки хитреца, решившего всех обвести вокруг своих колючих усов?
Срок вышел, а нужное решение так и не найдено. Немедленно надо что-то придумать, не блуждать же в тёмном лабиринте неясных предположений.
Стена, отделявшая лестничные марши от улицы, была выложена стеклоблоками. Проходя мимо двух выломанных ячеек, Иосиф Григорьевич взял на заметку: сообщить в домоуправление, и машинально выглянул во двор. Высокий молодой человек спортивного телосложения, в тёмной куртке, тёмной вязаной шапке, надвинутой на глаза, прогуливался по тротуару, поглядывая на подъезд. Странно! Позавчера он пасся вечером – Иосиф Григорьевич наблюдал за ним из окна, вчера Лариса, придя с работы, тоже сказала, что заметила у подъезда подозрительного типа.
Вернувшись домой, Иосиф Григорьевич приказал оставаться дома Ларисе и Георгию, уже собравшимся уходить, а сам прошёл в кабинет, позвонил Уварову, и попросил срочно прислать ребят в штатском, и аккуратно задержать подозрительного парня «до выяснения обстоятельств».
Сам же, задёрнув шторы, принялся через щёлочку наблюдать за двором. Мимо объекта прошёл еще один – видимо, сообщник, тоже в спортивной куртке и вязаной шапочке, надвинутой на глаза. Едва заметно кивнув друг другу, они разошлись в разные стороны. Не оставалось никаких сомнений – что-то назревает.
Иосиф Григорьевич отвлёкся на секунду, чтобы ответить обеспокоенной жене на её вопрос. Когда посмотрел на улицу, увидел, что подозрительного парня, уже в наручниках, заталкивают в машину. Позвонил Уваров, сказал, что всё в порядке, можно выходить.
– Нельзя, – последовал ответ, – у него сообщник, в темной спортивной куртке, темных тренировочных брюках, и белых кроссовках, серой вязаной шапке.
Перезвонив через десять минут, Уваров доложил, что улова больше нет, зато у задержанного изъят пистолет с полным магазином, объяснений никаких парень не даёт, ведёт себя вызывающе, показания давать не хочет. Хотя, видит сопливый верблюд, этому парню есть, что рассказать правоохранительным органам.
– Разговоришь его, Слава?
Уваров ответил, что у него даже трупы разговаривают, а у задержанного, слава здоровому образу жизни – здоровья, хоть отбавляй.
Объявив домашним, что выход на улицу отменяется, Иосиф Григорьевич попросил не беспокоить его, закрыл дверь, и стал прохаживаться по кабинету. Его трясло от страха, пережитого задним числом. Вот она, причина беспокойства! Как он мог, ишачья голова, не додуматься до такой простой вещи, и не сработать на опережение?! Что можно ожидать от человека, на котором покойники висят, как ожерелье? Праздничный сувенир?! Согласен, праздничный, мать его, девятиграммовый свинцовый сувенир.
Глава 69
В комнате без окон, небольшом бетонном пенале, находились двое – оперуполномоченный Антон Усков, и задержанный, представившийся Теофилом Гавнопольским.
– Что же ты не пишешь мои показания? – спросил задержанный, разминая затекшие кисти, скованные за спиной наручниками.
– Давай, дуркуй, время еще есть, – не отрываясь от спортивного журнала, буркнул Антон.
Открылась и тут же с лязгом захлопнулась железная дверь, – это вошёл Николай Быков, напарник Ускова.
– Ничего? – спросил он, покосившись на пустой бланк.
– Ничего, – ответил Усков, откладывая в сторону журнал.
Подойдя к задержанному, Быков раздвинул ему ноги, и, взявшись за колени, с силой ударил их друг о друга. Усков прислонил к левому уху задержанного томик уголовного кодекса, и Быков точным движением ударил ногой по книге. Оглушённый Теофил повалился бы на пол, если бы его не удержали.
– Давай, для симметрии, – заботливо сказал Усков, прижимая книгу к правому уху.
Последовал ещё один удар. Выплёвывая кровь, задержанный попытался что-то произнести, но его прервали:
– Обожди, процедура не кончилась. Раз уж начали…
И, надев толстые меховые варежки, напарники принялись бить Теофила по животу, в грудь, по голове. Оттеснив Ускова, Быков сказал:
– Смотри, вчера по телеку видел.
И, сделав обманное движение правой, провёл хук слева. Получив удар в висок, Теофил повалился на пол. Его не стали поднимать, лишь спросили:
– Готов к игре?
Тот громко застонал. Усков сказал, усаживаясь за стол:
