Хью Пентикост - Чума насилия
Трейл даже не обернулся.
— Я настоятельно и от всей души прошу вас, Ломекс, оставить меня в покое, — сказал он. — Мое первое побуждение при виде вас — разорвать вас на части, кусок за куском.
— Ну-ну! — рассмеялся Ломекс. — Вы же национальный герой Америки.
Джерико грохнул кулаком по столу с такой силой, что китайский фарфор и стекло зазвенели.
— Осмелюсь напомнить, что полчаса назад кто-то пытался меня убить. — Его низкий голос дрожал от ярости. — Неужели мы так и будем продолжать беседы о погоде или о сексуальных отношениях молодого поколения? Или вы считаете, с меня довольно и того, что я вообще остался жив?
— Вероятно, вам стоит обратиться в полицию, — посоветовал Уайли Прентис. — В конце концов, это вряд ли может быть кто-то из нас.
— Вряд ли?
Прентис пожал покатыми плечами:
— Ну да, я не думаю, чтобы кто-нибудь из присутствующих…
— По всей видимости, именно так я и должен считать, — ответил Джерико.
— А почему нет? Ведь никто из нас даже не был с вами знаком до вчерашнего вечера, кроме Уилсона, разумеется.
— Это был не Уилсон, — сказал Джерико. — Это единственный человек, о котором я могу с уверенностью сказать, что в меня стрелял не он.
— Что за очаровательная религия — вера в дружбу, — отозвался Ломекс.
— Сегодня утром я ни во что не верю, — ответил Джерико. — Но так уж случилось, что я видел Боба в тот момент, когда снайпер вел по мне стрельбу, так что моя убежденность основывается на фактах, причем это единственный факт, который мне известен, кроме того, я знаю только, что снайпер пользовался двадцать вторым калибром. У кого есть такое оружие?
Томми Бауман обвел присутствующих взглядом, подняв глаза над грудой еды на тарелке.
— У меня, сэр, — ответил он.
Все взгляды обратились на мальчика.
— Где твое ружье, Томми? — спросил Джерико.
— В моей комнате, сэр. Вы хотите взглянуть на него?
— Да, я хочу на него взглянуть.
Мальчик поднялся со стула. Лиз Бауман встала одновременно с ним. Впервые за последние двадцать четыре часа она обнаружила, что все-таки слышит, о чем идет разговор за столом.
— Я пойду с ним, — заявила она.
Мальчик возглавил процессию, двинувшуюся по винтовой лестнице на второй этаж. За мальчиком следовала его мать, а Джерико замыкал шествие.
Опасность была неотъемлемой частью того образа жизни, который вел Джерико в течение долгих лет. Так было на передовой во время службы в Корее, когда он рисковал собой каждый день и каждую минуту. С тех пор он взял себе за правило протестовать против любого насилия. Именно этой идеей были пронизаны его картины, что было сделано, по мнению Дэвида Прентиса, чересчур прямолинейно. Именно эта идея и заставила его совершить крестовый поход по всему миру, побывать в тех уголках земли, где творилось зло, — в Конго, на Ближнем Востоке, во Вьетнаме, Нигерии. Он видел беспорядки в крупных городах, когда ненависть вырывается из районов гетто, как пар из кипящего котла. Находиться в этих местах было опасно, но никогда угроза не была адресована ему персонально. Там, в Корее, он был врагом. Пули, грозившие ему смертью, не предназначались лично ему, и на бомбах, что запросто могли разнести его в клочья, тоже никто не писал его имя.
То, что случилось утром в роще, имело совсем другой смысл. Мишенью выбрали именно его. Возможно, Джерико не так потрясло бы ощущение совершенного над ним насилия, если бы он знал за что. Он никогда не стыдился чувства страха и всегда говорил, что испытывать страх нормально, когда находишься в опасности. Некоторых людей страх парализует. У Джерико страх обострял все чувства и мобилизовывал тело и ум. Испытывая страх, Джерико чувствовал себя участником соревнования, причем мастером высокого класса. Когда напряжение достигало предела, он знал, что может положиться на свои чувства, свои инстинкты, на быстроту своей реакции, и они действительно редко подводили его. Поднимаясь по лестнице вслед за мальчиком и его матерью, он был совершенно уверен в том, что кто-то следил за ним, когда на рассвете он выходил из дома. Кто-то прокрался за ним следом, чтобы стереть с лица земли.
Комната Томми Баумана была типичной для любого мальчика. Тут находились книги, его собственный магнитофон, радио и переносной телевизор, письменный стол, загроможденный разной мелочью, и наполовину собранная дорогая модель самолета. Стены украшали школьные рисунки и пара репродукций известных картин — автопортрет Ван Гога и «Женщина» Ренуара, теплая и манящая.
Винтовка висела на стене на своем месте.
Мальчик указал на нее, и Джерико подошел поближе, но не притронулся к ней. Отполированная ложа блестела, а спусковой механизм покрывал толстый слой смазки. Винтовка хранилась в таком же превосходном состоянии, как и ружья в библиотеке.
— Ты хорошо следишь за ней, — сказал Джерико мальчику.
— Это первое, что я усвоил, когда ее получил. — ответил Томми. — Мой отец отлично разбирается в оружии.
— Можно мне снять ее оттуда?
— Конечно.
Лицо мальчика светилось горделивой радостью собственника.
Лиз Бауман отошла к окну и с обычным отсутствующим видом устремила свой взгляд вдаль.
— Мама познакомилась с отцом во время сафари в Африке. — сказал Томми. — Они и меня обещали взять с собой, когда я научусь стрелять из большого ружья.
Джерико снял со стены винтовку, переломил ствол и осмотрел его изнутри. Ствол был девственно чист.
— Ты чистишь ружье каждый день? — спросил Джерико, вешая винтовку на место.
— Да, сэр, каждое утро перед завтраком, такой у меня порядок.
— И сегодня?
— Да, сэр.
Казалось, мальчик не понял истинной подоплеки вопроса. По-видимому, ему было приятно похвастаться, что он сделал все как следует.
— Что тебя разбудило утром, Томми?
— Выстрелы, сэр, — ответил мальчик. — Мне показалось, что стреляют прямо у меня под окном. Я встал и подошел к окну, чтобы посмотреть. Там был мистер Уилсон, он стрелял в сторону рощи. Потом я услышал уток и решил, что в них-то он и стреляет.
— А потом?
— Ну, потом я подумал, что раз уж я проснулся, то нужно вставать. Тогда я почистил винтовку. Я всегда это делаю перед тем, как умыться и спуститься завтракать. У меня руки после этого всегда в масле. Потом я услышал громкие голоса внизу и решил умыться поскорее. Потом оделся и спустился как раз в тот момент, когда вы с отцом и мистером Уилсоном выходили из папиного кабинета.
— А до этого ты не выходил из своей комнаты? До того, как стал чистить винтовку?
— Нет, сэр.
— Когда ты в последний раз пользовался ею, Томми? Я имею в виду, когда ты из нее стрелял?
— Пару дней назад, сэр. Я стрелял по мишени, тренировался.
