Хью Пентикост - Чума насилия
Нельсон облизнул губы. Он сощурил темные глаза и бросил быстрый взгляд на Баумана, который продолжал улыбаться. Они обменялись взглядами.
— У кого есть двадцать второй калибр? — спросил Джерико. — Если мы узнаем, то сузим границы поисков. В доме таких винтовок нет.
— Множество местных детей шастает по лесу, — ответил Нельсон. — Они не признают никаких частных владений, никакие надписи вроде «Вход воспрещен» для них не указ, а забором мы не огорожены.
— А зачем бы местным детям понадобилось целиться в меня?
— Если бы вам удалось понять, чем руководствуются в своих поступках современные дети, вас можно было бы считать гением, — вмешался Бауман. — Это просто маленькие дикари.
— Стреляли несколько раз, — продолжал Джерико, обращаясь к Нельсону. — Довольно странно, что вы ничего не слышали.
— Я был в сарае, и у меня работало радио, — ответил Нельсон, не сводя с него прищуренных глаз.
Несколько секунд Джерико молчал.
— Видимо, так все и было, — наконец сказал он.
Ему почудилось, что Бауман и Нельсон с облегчением вздохнули.
— Мне привести лошадь миссис Бауман к дому? — спросил Нельсон.
— Лучше подожди, там только что сели за стол. Она сама придет, когда освободится.
Нельсон похлопал золотистого коня по лоснящейся шее:
— Сожалею, что ничем не удалось вам помочь, мистер Джерико. Черт бы побрал этих сорванцов!
— Дети тому виной или белки, но каждый держит свою жизнь в собственных руках, — сухо отозвался Джерико.
Бауман сел в машину, и они пустились в обратный путь.
— Возможно, Нельсон прав, — сказал Бауман. — Это деревенские ребятишки. — Он покосился на Джерико. Тот не отрывал глаз от дороги. — Лиз ужасно расстроилась, когда я ей рассказал, что вас побеспокоили ее крики.
— Жаль, что вы все-таки решили ее смутить. — Джерико остановил машину и повернулся к Бауману. — Вам не удастся купить меня на уловку с детьми. Кто-то хладнокровно пытался меня убить, и я не успокоюсь, пока не выясню, кто именно.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — ответил Бауман. — Слава богу, что вы отделались царапиной.
— Но в следующий раз я подставлю спину!
Он снова включил мотор, и остаток дороги они проделали в молчании. Заглушив мотор, Джерико положил в карман ключи, но остался сидеть на своем месте.
— Есть последняя возможность во всем разобраться, — сказал он Бауману.
— Я не понимаю, — ответил Бауман, не переставая улыбаться.
— Мне кажется, вы знаете, кто стрелял и зачем ему это понадобилось.
— Глупости! Я не стал бы скрывать от вас, старина, если бы мне это было известно.
Завтрак в семействе Бауманов был сервирован в стиле викторианской Англии. На сервировочном столике стояла жаровня, чтобы подогревать кушанья, резное блюдо с холодной ветчиной и рядом с ним острый как бритва нож. Стоял огромный, как в гостинице, тостер, в плетеных корзиночках лежали румяные английские булочки; кроме того, подали грейпфруты, разрезанные на половинки, салат из свежих фруктов в широкой и низкой салатнице, апельсиновый и томатный сок, коктейль из моллюсков с соусом «табаско», вустерширский острый соус и бутылку импортной водки. Словом, были предусмотрены все средства для борьбы с возможным похмельем. На одном из подогретых блюд лежали ломтики мяса, обжаренного в сметане, на другом — жареные почки, на третьем — яйца и сосиски. На электрических подогревателях стояли два громадных кофейника.
Перед Лиз Бауман, сидевшей во главе длинного стола, стоял стакан, в содержимом которого Джерико угадал «Кровавую Мэри». Она курила. Остальные, за исключением Боба Уилсона, наполнили свои тарелки и приступили к завтраку. Когда Джерико с Бауманом вошли в столовую, все замерли. Боб Уилсон поднялся им навстречу.
— Проверили? — спросил он у Джерико.
— Да, — ответил Джерико. — Ни черта он не видел и ни черта не слышал.
— Это был Нельсон? — поинтересовался Томми Бауман.
На его тарелке громоздилась гора сосисок, яиц и оладий. Рядом с прибором стоял высокий стакан молока.
— По-видимому, нет, — ответил Бауман. Он подошел к столу и взял бутылку с водкой. — Скорее всего, это был кто-то из деревенских сорванцов или приятели из вашей коммуны, Дэвид.
Его неживая улыбка нацелилась на младшего Прентиса.
Юный Прентис вскинул голову. До сих пор он сидел с отсутствующим видом и, казалось, ничего не слышал. Рыжая Джуди хихикнула.
— Сколько можно обвинять их во всем, что происходит в этом чертовом городишке? — воскликнул он, и его глаза воинственно сверкнули.
— Дэвид! Выбирай выражения! — вмешался Уайли Прентис, весь облик которого говорил о жесточайшем похмелье.
— Черт! — снова выругался Дэвид. Джуди снова захихикала.
— Что представляет собой эта ваша коммуна? — поинтересовался Джерико.
Он тоже подошел к столу и налил себе стакан апельсинового сока.
— Кучка хиппи, живущая в старом поместье Уолтура, — объяснил Боб Уилсон. — Практически неуправляемое племя. Секс, травка и прочее.
— Вы их не понимаете, старина, — возразил Дэвид.
— А что тут понимать? — вмешался Бауман. Он налил себе полную рюмку водки и выпил. — Просто банда длинноволосых извращенцев.
Дэвид вскочил так порывисто, что его стул опрокинулся.
— Кто бы говорил об извращенцах! — воскликнул он и выбежал из комнаты.
У старшего Прентиса задергались губы.
— Я должен извиниться за Дэвида, Лиз, — обратился он к хозяйке.
Бауман налил себе еще водки, потом обошел вокруг стола, поднял упавший стул и сел на место Дэвида рядом с рыжей девицей.
— Что такое с Дэвидом? — поинтересовался он, усиленно улыбаясь. — Как вы можете на него полагаться, киска?
Джуди наградила Баумана кокетливой улыбкой.
— В наше время ни на кого нельзя рассчитывать, старина, так недолго и проиграть, — ответила она.
Эрик Трейл, чей завтрак состоял лишь из чашки кофе с сигаретой, искоса взглянул на Джуди, и в его темных глазах мелькнули озабоченность и подозрение. Он проследил за тем, как рука Баумана как бы невзначай легла на оголенное бедро девушки, причем она вроде бы не заметила этого. Этот жест выглядел как привычная ласка между супругами, давно состоящими в браке. Трейл облизнул губы.
— Не так-то легко поверить в этот самый культ любви, который они исповедуют, — заметил он. — Все началось в Голливуде, когда с Шарон Тейт случилась эта история. А потом там были и другие ритуальные убийства. — Он пожал плечами. — Чертовски неприятно, когда на тебя ополчаются собственные дети.
— А у вас есть дети, как вы полагаете? — поинтересовался Мартин Ломекс, сардонически улыбаясь.
Трейл даже не обернулся.
— Я настоятельно и от всей души прошу вас, Ломекс, оставить меня в покое, — сказал он. — Мое первое побуждение при виде вас — разорвать вас на части, кусок за куском.
