Рекс Стаут - Черная гора (сборник)
Проворно, но с достоинством я развернулся и двинулся прочь. Если бы он запустил в меня горшком, я бы, конечно, увернулся, но тогда довольно увесистая емкость с землей угодила бы прямиком в группу цветущих калант, и одному лишь Богу известно, что бы тогда натворил Вульф.
По пути вниз с лица моего не сходила ухмылка. Даже не напади на росток трипсы, реакция Вульфа на мое сообщение оказалась бы почти такой же, почему я и приготовился лаяться. Трипсы лишь придали ей остроты.
Имя Лео Хеллера было у всех на слуху. Статьи о нем публиковались в журналах и воскресных выпусках газет.
Зарабатывая на хлеб преподаванием математики в должности профессора Андерхиллского колледжа, он забавы ради начал посредством крайне мудреных математических формул прикладывать законы вероятности к различным реальным событиям, начиная с исхода бейсбольных матчей и скачек и заканчивая видами на урожай и итогами выборов.
Заглянув в свои записи через пару лет, математик с изумлением и удовольствием констатировал, что сделанные им прогнозы сбылись на восемьдесят шесть целых и три десятых процента, и поспешил написать об этом статью в журнал.
Естественно, на него тут же посыпались запросы на вычисления от самых разных людей. Из чистой любезности Лео Хеллер ответил некоторым совершенно бесплатно. Однако после того, как он вычислил для дамы из Йонкерса, где, скорее всего, отыщутся потерянные ею тридцать одна тысяча долларов наличными, и она, следуя его указаниям, нашла их и настояла, чтобы он принял две тысячи в качестве вознаграждения, профессор оставил преподавание и вступил на новую стезю – приложения законов вероятности к человеческим проблемам.
Это произошло три года назад. За это время Хеллер неплохо приподнялся. Поговаривали, что его годовой доход исчисляется шестью цифрами, что все письма он отсылает назад непрочитанными, принимая лишь явившихся лично клиентов, что он может вывести формулу для всего на свете, если ему сообщат достаточное количество факторов.
Кое-кто потребовал было привлечь его к ответу за гадание, однако копы и контора окружного прокурора закрыли глаза на его деятельность, и вполне обоснованно. В конце концов, Хеллер имел высшее образование, а в Нью-Йорке нашлось бы не меньше тысячи предсказателей, не окончивших даже средней школы.
Никто не знал, удается ли Хеллеру удерживать планку своих расчетов на восьмидесяти шести целых и трех десятых процента, но мне случилось проведать, что это точно был не ноль.
Несколькими месяцами раньше президент одной солидной корпорации поручил нам выяснить, кто из его персонала выдает конкуренту коммерческие тайны. Я тогда занимался другим делом, и Вульф поручил сбор информации Орри Кетеру.
Орри убил на это немало времени. И вскоре мы узнали от президента корпорации, что ему стало невтерпеж и он отправился со своей проблемой к Лео Хеллеру. Тот вывел формулу, указал на одного из младших вице-президентов – и тот покаялся!
Наш клиент откровенно признал, что большинство фактов, которыми он снабдил Хеллера для вычислений, предоставили мы благодаря усилиям Орри, а потому не возражал против выплаты гонорара. Однако Вульф настолько вышел из себя, что велел вообще не отправлять ему счет.
Данным распоряжением я пренебрег, ибо знал, что, поостыв, Вульф сильно о нем пожалеет, однако догадывался по брюзжанию босса, что зуб на Лео Хеллера он заточил пребольшущий. Так что профессору ничего не светило. Любое исходящее от него предложение работы, неважно какой, было бы категорически отвергнуто, даже если бы трипсы носа не показали в радиусе мили от Тридцать пятой улицы.
Спустившись в кабинет, я перезвонил Хеллеру и сообщил, что ничего не выйдет.
– Он чрезвычайно самолюбив, – объяснял я ему. – И для него ваше предложение оскорбительно. Как вам известно, он величайший из всех когда-либо существовавших детективов и… А вам это, кстати, известно?
– Я принимаю это как аксиому, – признал Хеллер тонким голоском, немногим не дотягивавшим до писка. – Но в чем же состоит оскорбление?
– Вы хотите нанять Ниро Вульфа, а на самом деле меня, для сбора фактов, которые позволят вам оценить, насколько обоснованно ваше подозрение насчет клиента. С тем же успехом вы можете нанять Стэна Мьюзиэла[23] подносить биты. Вульф не продает сырье для ответов – он продает ответы.
– Я готов заплатить ему и за ответ. Любую сумму в пределах разумного, причем наличными. Я серьезно озабочен этим клиентом, самой ситуацией, а сведений у меня недостаточно. И мне доставит удовольствие вместе со сведениями получить от мистера Вульфа и ответ…
– И если окажется, – перебил я его, – что ваш клиент действительно совершил тяжкое преступление, как вы подозреваете, решение о том, стоит ли обращаться в полицию и когда, будет принимать он, а не вы. Так?
– Конечно. – Хеллер только рад был угодить. – Я вовсе не намерен… не испытываю ни малейшего желания покрывать преступника… Как раз наоборот.
– Отлично. Тогда поступим так. Если я сегодня еще раз сунусь с вашим предложением к мистеру Вульфу, ничем хорошим это для меня не кончится, ибо чувства его глубоко уязвлены. Но завтра утром мне надо будет наведаться в банк на Лексингтон-авеню, а это недалеко от вас. Я мог бы заглянуть к вам, чтобы составить представление о деле. Подозреваю, что мной руководит главным образом любопытство, желание узнать, что вы собой представляете. А сведений, позволяющих применить для этого законы вероятности, у меня недостаточно. Честно говоря, я сомневаюсь, что мистер Вульф возьмется за ваше дело. Но деньги нам всегда нужны, и я попытаюсь уломать его. Так мне приходить?
– Во сколько?
– Скажем, в четверть одиннадцатого.
– Приходите. Мой рабочий день начинается в одиннадцать. Когда подниметесь на лифте на пятый этаж, увидите стрелку, указывающую направо, к приемной. Но вы идите налево, до двери в конце коридора. Позвоните, и я впущу вас. Если не опоздаете, у нас будет больше получаса.
– Я никогда не опаздываю.
Тем утром я явился даже немного раньше. Когда я вошел в фойе дома по Тридцать седьмой улице и представился портье, было девять минут одиннадцатого.
Глава вторая
Итак, я пообещал портье попытаться взять для него автограф у Ниро Вульфа и записал его имя в блокнот: «Нильс Ламм». Девушка меж тем все стояла да хмурилась на нас. Она была лет двадцати трех – двадцати четырех, ростом мне до подбородка, и, если бы не насупленное выражение лица, пожалуй, даже заслуживала бы внимания. И поскольку она не выказывала никаких признаков смущения, в упор разглядывая незнакомца, я решил, что и мне смущаться не стоит. Надо было что-то сказать, и потому я спросил ее:
