Рекс Стаут - Черная гора (сборник)
– Довольно, – промолвил Вульф, с видом человека, заслужившего право отдавать приказы. – Благодарю вас, джентльмены. Мне нужна помощь. Арчи, свяжи меня с мистером Хеннесси.
Я подошел к столу Кинни и потянулся к телефону. В тот самый момент, когда мои пальцы коснулись аппарата, он зазвонил. Поэтому мне не пришлось набирать номер – я просто снял трубку:
– Временный штаб Ниро Вульфа. Арчи Гудвин слушает. – Мне очень хотелось немного похулиганить.
– Это вы, Гудвин?
Я ответил утвердительно.
– Это инспектор Хеннесси. Даркин у вас?
Снова утвердительный ответ.
– Отлично. Проследите, чтобы он никуда не уходил. Мы раскололи Гейла, он нам все выложил. Это Даркин. Гейл на него вышел и купил со всеми потрохами. Да, Гейла добыли вы, я с этим не спорю, однако буду крайне обязан, если вы пока придержите язык и дождетесь полиции. Мы приедем и арестуем Даркина через пять минут. Никуда его не отпускайте.
– Да мы и так его уже схватили. Он валяется на полу. Мистер Вульф вывел его на чистую воду. Кроме того, внутри радио мы обнаружили пачку зелени.
– Ну, вы и враль, Гудвин, – рассмеялся Хеннесси. – Впрочем, ладно, должен признать, сегодня вы отличились, так что вам многое прощается. Веселитесь дальше. Мы будем через пять минут.
Повесив трубку, я повернулся к Вульфу:
– Это звонил Хеннесси. Гейла раскололи, он все рассказал. Он сдал Даркина, сейчас за Даркином приедут. Хеннесси не верит, что мы уже разоблачили Бики, ну да ничего: у нас есть свидетели. Вопрос в другом, что в этом деле сыграло решающую роль: ваша деталь или аптекарь, которого я добыл? Вы же не станете отрицать, что Хеннесси позвонил прежде, чем я снял трубку? Ну и как нам быть?
Мы до сих пор не пришли к согласию. Миновал уже не один месяц, а мы с Вульфом все еще спорим, кто из нас двоих внес б́ольшую лепту в разгадку преступления.
Знак зеро
Перевод Д. В. Попова
Глава первая
Начало всему положило стечение обстоятельств, но разве не так все начинается? Достаточно сказать, что, если бы тем утром мне не надо было депонировать в банке парочку чеков, я бы вряд ли оказался поблизости.
Но вышло так, что я свернул с Лексингтон-авеню на Тридцать седьмую улицу, радуясь яркому солнцу и свежему морозному воздуху, и, сделав шагов сорок, оказался у нужного мне дома – пятиэтажного здания из желтого кирпича, чистого и аккуратного, с растениями в кадках по бокам от входа. В фойе, которое было немногим больше моей комнаты, имелся узорчатый ковер, камин, сейчас не зажженный, еще больше растений и портье в форме, смеривший меня подозрительным взглядом.
И только я раскрыл рот, чтобы умерить его тревогу, как обстоятельства стеклись. С улицы в фойе заскочил крупный мужчина в темно-синем пальто и фетровой шляпе и пронесся мимо меня к лифту, чья дверь в этот момент как раз отворилась, выпуская девушку. Четыре человека в таком тесном пространстве уже толпа, так что нам пришлось произвести некоторые маневры. Я меж тем заговорил с портье:
– Моя фамилия – Гудвин. Я к Лео Хеллеру.
Он вытаращился на меня, уже с другим выражением, и выпалил:
– Уж не тот ли вы Арчи Гудвин, что работает у Ниро Вульфа?
Направлявшаяся к наружным дверям девушка остановилась в шаге от них и развернулась, а здоровяк, уже вошедший в лифт, заблокировал его дверь и высунул голову наружу. Портье не унимался:
– Я видал ваш снимок в газете. И… это… хочу взять автограф у Ниро Вульфа.
Было бы гораздо уместнее попросить мой, но я не завистлив, ладно. Мужчина в лифте отпустил дверь. Девушка же продолжала глазеть, и мне было неловко ее разочаровывать, отрицая, что я это я, как, несомненно, пришлось бы сделать, приведи меня в этот дом секретное задание.
Пусть она задержится у дверей еще какое-то время, пока я объясню вам, что вообще-то привело меня туда отнюдь не задание, а главным образом любопытство.
Вчера, в пять часов дня, в кабинете Ниро Вульфа раздался телефонный звонок. После разговора я отправился на кухню, где Фриц снимал со свиной головы мясо для блюда, которое он называет fromage de cochon[21], выпить стакан воды и поведать Фрицу, что направляюсь наверх полаяться.
– Он там так счастлив, – запротестовал Фриц, но в глазах его запрыгали искорки.
Ему чертовски хорошо известно, что, если я прекращу лаяться, однажды на нашем банковском счете не останется денег на жалованье, в том числе и его.
Одолев три марша и миновав спальные этажи, я поднялся на крышу, где десять тысяч квадратных футов стекла в алюминиевых рамах огораживает жилое пространство для десяти тысяч орхидей. От буйства красок на стеллажах в трех отсеках дух у меня уже не захватывает, но зрелище это по-прежнему потрясает, так что, вступив в цветочное царство, я старался смотреть строго перед собой, дабы сохранять воинственный дух. И все же он угас. Загромождая собой подсобное помещение, Вульф сурово взирал на росток одонтоглоссума, прямо-таки гора холодной ярости, а рядом с ним, сжав губы в тонкую линию, топтался Теодор Хорстман, нянька при орхидеях.
Заслышав мое приближение, Вульф перевел испепеляющий взор на меня и рявкнул:
– Трипсы![22]
Настроение у меня мгновенно переменилось. Есть время лаяться, и есть время не лаяться. Но я упрямо продолжал идти.
– Что надо? – проскрежетал он.
– Я понимаю, – начал я учтиво, но твердо, – что момент не совсем подходящий, но я обещал мистеру Хеллеру поговорить с вами. Он звонил…
– Поговоришь позже! Если вообще поговоришь!
– Я должен ему перезвонить. Это тот самый Лео Хеллер, кудесник вероятностей. Он говорит, что в ходе вычислений заподозрил, будто один его клиент совершил тяжкое преступление. Но это всего лишь подозрение. Хеллер не хочет обращаться в полицию, пока не разберется во всем как следует. Он жаждет поручить нам расследование. Я поинтересовался подробностями, но он не стал излагать их по телефону. И мне подумалось, что я могу хоть сейчас сгонять к нему. Это тут рядом. На Восточной Тридцать седьмой улице. Выясню, стоит ли нам браться за это дело. Он не…
– Нет!
– Мои барабанные перепонки не застрахованы. Что значит это ваше «нет»?
– Убирайся! – Он потряс передо мной пораженным трипсами ростком. – Я не хочу этим заниматься! Этот человек не может нанять меня ни для какой мыслимой работы ни на каких вообразимых условиях! Убирайся!
Проворно, но с достоинством я развернулся и двинулся прочь. Если бы он запустил в меня горшком, я бы, конечно, увернулся, но тогда довольно увесистая емкость с землей угодила бы прямиком в группу цветущих калант, и одному лишь Богу известно, что бы тогда натворил Вульф.
