Пьер Сувестр - Пустой гроб
Ничего не страшась, Фандор последовал примеру Жюва и заговорил решительно и твердо.
Показания его были коротки.
Ни одного лишнего, рассчитанного на внешний эффект слова, никаких собственных суждений о Владимире: у Фандора и в мыслях не было произвести впечатление на судей.
Журналист скромно выполнял свой долг, рассказывал обо всем, что знал, но до чего же страшны были эти простые факты!
Показания Жюва и Фандора весомым грузом легли на весы правосудия.
— Господин прокурор республики, — спросил председательствующий, — настаиваете ли вы на заслушивании других показаний?
— Того, что мы слышали, вполне достаточно, — отвечал хранитель закона.
— Желает ли защита выслушать других свидетелей?
Юный стажер пробормотал что-то невнятное, но явно отрицательное.
— В таком случае, господа, — обратился председательствующий к другим членам суда, — мы ненадолго прервем наше заседание.
— Послушай, — спросил Жюв у Фандора, — выходит, Фантомас не посмел-таки явиться сюда?
Всем своим видом Жюв сам опровергал свои же слова.
Глаза его шныряли по залу, пристально всматриваясь в незнакомые лица.
В действительности, Жюв не думал, что Фантомас отступился, он знал — злодей обязательно попытается спасти сына; Жюв был готов к любым неожиданностям — теперь или никогда.
Фандор тоже бы настороже.
Понизив голос, он встревоженно спросил:
— Жюв, вы хорошо разглядели присяжных?
— Еще бы!
— Заметили вы, что их председатель — финансист Миньяс?
— Конечно, заметил.
— Не нравится мне все это, — задумчиво сказал Фандор.
— А теперь — молчок, — предупредил его Жюв. — Судьи вновь занимают свои места, заседание сейчас продолжится.
Взглянув на часы, Жюв нервно добавил:
— Остался час, целый час смертельной тревоги… Черт возьми! Если через час Фантомас не объявится, клянусь тебе…
Жюв умолк, и Фандор переспросил его:
— Клянетесь в чем?
Жюв ничего не ответил; кусая губы, он смотрел прямо перед собой.
«Жюв что-то замышляет, — подумал Фандор, — он что-то от меня скрывает».
Глава двадцать четвертая
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ПРИСЯЖНЫХ
Жюв не ошибся! Перерыв оказался коротким, присяжные вновь заняли свои места, невозмутимые и серьезные как никогда; предстояла обвинительная речь прокурора, затем — судебные прения — последние атаки обвинения, последние попытки отбить эти атаки.
Как правило, вторая часть судебного заседания протекала очень быстро.
Исход дела казался предрешенным. Содержание приговора почти не вызывало сомнений: Владимир обвинялся в столь тяжких преступлениях, что генеральному прокурору ни к чему было произносить длинную обвинительную речь, а юный стажер, смирившись с неотвратимостью смертного приговора, не собирался выходить за рамки заранее заготовленной пышной защитительной речи, которую ему помог составить друг их семьи, искушенный в своем ремесле адвокат.
Генеральный прокурор говорил не более десяти минут.
Он кратко изложил выдвинутые против Владимира факты обвинения, напомнил о совершенных им преступлениях.
Показания Жюва и Фандора все расставили по своим местам.
Обратившись к присяжным, генеральный прокурор призвал их позабыть о страхе, жалости и снисхождении и с честью выполнить свой долг.
— Рука правосудия, — вещал он, — все еще не покарала коварного злодея Фантомаса, сеющего страх и террор, но, наказав его сына, вы тем самым накажете и его самого… Такова первая причина, призывающая вас забыть о жалости… Я позволю себе напомнить, господа, что преступления нередко имеют смягчающие обстоятельства, однако то, что совершил обвиняемый, не имеет никаких оправданий; все его злодеяния несут печать такой низости, что способа хоть как-то преуменьшить их невероятную гнусность просто не существует. Будьте же справедливы, господа!.. Я надеюсь, что, вынося приговор, вы будете суровы и покараете злодея смертью. Только смертная казнь может стать достойной общественной местью, общество должно отомстить сыну Фантомаса, как отомстило бы оно ему самому!
Затем слово предоставили защите; задача перед молодым стажером стояла нелегкая.
Как и генеральный прокурор, он был краток.
Да и что мог он сказать? К каким чувствам мог воззвать, чтобы смягчить судебных заседателей, под внешней непроницаемостью которых легко угадывалась безжалостность?
Адвокат более ловкий, не новичок в судебном деле, пошел бы ва-банк и, не отрицая виновности подзащитного, попробовал бы напугать присяжных; он напомнил бы им о Фантомасе, о том, что излишне суровый приговор навлечет на них месть злодея.
Нередко именно страх заставляет оправдать преступника — на этом-то и надо было сыграть!
Поступить так молодой адвокат не осмелился.
Единственное, на что он отважился — представить Владимира жертвой отягощенной наследственности.
— Перед вами сын Фантомаса, — надрывался он, — определяя степень его виновности, вспомните, что сын такого отца заведомо лишен свободы выбора, его жизнью правят неподвластные ему обстоятельства, путь порока уготован ему с рождения!
Считанное число минут пыжился и краснобайствовал юный стажер, прежде чем заключить свою речь не к месту сказанной фразой, которая показалась ему весьма эффектной.
Окончательное решение суда ни у кого не вызывало сомнений; оно словно носилось в воздухе, предваряя содержание приговора. Когда суд удалился на совещание, Жюв тихонько шепнул Фандору:
— Долго ждать не придется, позиция судей уже определилась; бьюсь об заклад — не пройдет и десяти минут, как будет оглашен приговор.
Жюв слегка повеселел.
Судебное заседание протекало спокойно, без неожиданностей; сыщик смотрел в оба, но так и не заметил ничего подозрительного.
Фандор пристально взглянул на Жюва и, удивляясь его спокойствию, недоверчиво покачал головой. «Он что-то замышляет, — решил Фандор, — помалкивает, а у самого наверняка есть какой-нибудь план».
Фандор собрался было порасспросить своего приятеля, но тут Жюв, стараясь не привлекать внимания, зашептал ему прямо в ухо:
— Кстати, Фандор, надеюсь, ты не забыл снять браунинг с предохранителя?
В ту самую минуту, когда Жюв задавал Фандору этот неожиданный вопрос, в нескольких шагах от них разыгрывалась настоящая драма, драма столь необычайная, что вряд ли кто мог о ней даже помыслить.
О! Если бы только Жюв и Фандор могли оказаться в совещательной комнате судей, если бы знали они, что там происходит!.. В один миг позабыли бы они о хладнокровии и не рассуждали бы так спокойно.
