Найо Марш - Последний занавес
— Дело в том, сэр, что, если бы Седрик не повел себя таким образом, никто бы и не подумал хоть как-то связать книгу с анонимками. Понимаете?
— Да, ясно.
— И еще кое-что, — добавил Пол с оттенком некоторого торжества в голосе. — Почему Седрик заглянул в это блюдо для сыра?
— Наверное, потому, что ему захотелось немного сыра.
— А вот и нет! — победоносно заявил Пол. — Вот тут-то мы его поймали, сэр. Дело в том, что он не прикасается к сыру. Терпеть его не может.
— Так что сами видите, — заключила Фенелла.
2
Пол проводил Аллейна до выхода и, поколебавшись немного, спросил, нельзя ли немного пройтись с ним. Они двинулись по Чейни-Уок, наклонив головы против пронизывающего ветра. По небу летели перистые облака, с реки доносились оглушающие гудки пароходов. Пол, опираясь на палку, но не замедляя шага, некоторое время молчал.
— Все верно, думаю, — наконец заговорил он, — наследственность всегда сказывается. — И в ответ на взгляд Аллейна неторопливо продолжил: — Вообще-то я собирался рассказать вам эту историю совсем иначе. Прямо, без всяких виньеток. И Фен тоже. Может, все дело в том, что тетя Джен была против. Или в том, что в трудную минуту мы не можем избавиться от чувства аудитории. Я слушал сам себя, и казалось, что делаю примерно то же, что и вон тот. — Пол неопределенно мотнул головой в восточную сторону: — Видите, бравый молодой офицер ведет своих людей? Вроде все нормально, и с ними, и со мной, но как подумать, в пот бросает. Не говоря уж том, с каким важным видом мы выложили все в присутствии тети Джен.
— А по-моему, вы вполне тактично изложили то, что хотели.
— Слишком тактично, — мрачно возразил Пол. — Поэтому я и решил, что стоит без всяких прикрас сказать, что мы совершенно уверены в том, что это Седрик состряпал всю историю с ядом, чтобы попытаться оспорить завещание. И мы считаем, что нельзя ему этого спускать. Ни в коем случае.
Аллейн ответил не сразу, и Пол нервно проговорил:
— Наверное, было бы в высшей степени бестактно с моей стороны спрашивать, считаете ли вы, что мы поступили правильно?
— Этически — да, — кивнул Аллейн. — Но по-моему, вы упустили кое-какие нюансы. В отличие от своей тетки.
— Это верно. Тетя Джен очень разборчива. Она буквально ненавидит полоскать грязное белье на публике.
— И не без оснований, — заметил Аллейн.
— Тем не менее всем нам приходится с этим мириться, — вздохнул Пол. — Но я другое имел в виду. Правы мы или заблуждаемся в своих выводах?
— На это мне следовало бы дать формальный и уклончивый ответ, — сказал Аллейн. — Но буду откровенен. Возможно, я заблуждаюсь, но, судя по свидетельствам, которые нам удалось собрать на данный момент, ваши заключения сколь остроумны, столь и почти полностью ошибочны.
Сильный порыв ветра унес его слова в сторону.
— Что-что? — холодно, без всякого выражения переспросил Пол. — Боюсь, я не расслышал…
— Ошибочны, — с нажимом повторил Аллейн. — Насколько я могу судить, совершенно ошибочны.
Пол резко остановился и, укрывая лицо от ветра, посмотрел на Аллейна не то чтобы с испугом, но с сомнением, словно все еще надеялся, что недослышал.
— Но как же это… не понимаю… нам казалось… все так сходится…
— По отдельности, возможно, и сходится.
Они продолжили путь, и Аллейн с трудом расслышал взволнованный голос:
— Может, объясните? — И почти тут же уловил встревоженный взгляд спутника. — Впрочем, вряд ли в этом есть какой-то смысл, — добавил Пол.
Аллейн на мгновение задумался, затем взял Пола под руку и увлек в переулок, где ветер задувал не с такой силой.
— Глупо как-то вступать в перебранку в такую погоду, — сказал он, — но, полагаю, вреда от кое-каких пояснений не будет. Совершенно не исключено, что, если бы после смерти вашего деда не поднялась вся эта туча пыли, мисс Орринкурт вполне могла бы стать леди Анкред.
— Не понимаю. — Пол даже рот раскрыл от изумления.
— Не понимаете?
— О Боже, — прохрипел Пол, — неужели вы имеете в виду Седрика?
— Да, и порукой тому сам сэр Седрик, — сухо ответил Аллейн. — Он говорил мне, что всерьез думает о браке с ней.
После продолжительного молчания Пол медленно выговорил:
— Да, конечно, они очень близки. Но я и представить себе не мог… Нет, это уж слишком… Извините, сэр, но вы уверены…
— Разве что он все придумал.
— Чтобы замести следы, — подхватил Пол.
— Слишком уж все это сложно, и к тому же она легко может поймать его на лжи. А по ее поведению вполне можно заключить, что они вроде как понимают друг друга.
Пол прижал переплетенные пальцы к губам и протяжно присвистнул.
— А может, он заподозрил ее и решил проверить свои подозрения?
— Тогда это была бы совершенно другая история.
— Такова ваша теория, сэр?
— Теория? — рассеянно повторил Аллейн. — Нет у меня никаких теорий. Я еще не все разложил по полочкам. Ладно, не буду вас держать на холоде. — Он протянул Полу руку. У того ладонь была как лед. — Всего хорошего.
— Еще один вопрос, сэр. Только один, обещаю, последний. Моего деда убили?
— О да, — сказал Аллейн. — Да. Боюсь, в этом нет никаких сомнений. Он был убит. — Аллейн двинулся по переулку. Пол, дуя на свои замерзшие ладони, смотрел ему вслед.
3
На парусиновую перегородку, державшуюся на шестах, падали слабые отблески света от висящих внутри фонарей, образующих нечто вроде круга. Один из них, видимо, касался стенки, потому что стоящий снаружи дежурный сельский констебль ясно различал тень от провода и источник света.
Он тревожно посмотрел на неподвижную фигуру своего напарника, полисмена из Лондона, на котором была короткая накидка с капюшоном.
— Чертовски холодно, — пробормотал он.
— Точно.
— Как думаешь, это надолго?
— Откуда мне знать?
Констебль с удовольствием бы поговорил. Это был моралист и философ, известный в Анкретоне своими высказываниями о политиках и независимыми взглядами в вопросах религии. Но беседе равно мешали неразговорчивость напарника и тревожное осознание того, что любое сказанное слово будет услышано поту сторону перегородки. Он переступил с ноги на ногу, гравий заскрипел под ногами. Изнутри доносились какие-то звуки — голоса, приглушенные удары. В дальнем конце, где-то в вышине, словно парящие в ночи и по-театральному подсвеченные снизу, стояли на коленях три ангела. «Длинными ночными сменами, — говорил самому себе констебль, — да осенят меня своими крыльями Твои ангелы».
