Найо Марш - Последний занавес
— Вы, разумеется, уже догадались, почему я попросил вас о встрече, — не выдержал он наконец.
— Вчера вечером заходил Томас. Он рассказал о вашей поездке в Анкретон. Какой неприятный оборот дела, верно?
— Мне бы очень хотелось знать, что вы обо всем этом думаете.
— Я? — с некоторым неудовольствием повторила она. — Боюсь, ничем не могу быть вам полезна. Я в Анкретоне всегда посторонняя, всего лишь зрительница. И пожалуйста, не надо говорить, что зрители-то видят игру лучше других. В этом случае зритель видит совсем мало.
— Пусть так, — рассмеялся Аллейн, — и все же что он думает?
Дженетта помолчала немного, глядя мимо Аллейна в большое окно.
— Мне кажется, — пробормотала она, — что почти наверняка все это чистый спектакль. Все, с начала и до конца.
— Убедите нас в этом, — сказал Аллейн, — и вся криминальная полиция навеки у ваших ног.
— Да вы сами посмотрите. Все эти мои свойственники — это же чистый гротеск. Нет, я очень привязана к ним, но вы даже и вообразить не можете, какой это гротеск. — Она замолчала и после некоторого раздумья добавила: — Впрочем, миссис Аллейн видела их всех. Наверное, рассказывала.
— Немного.
— Когда-то во всем виделся заговор. Полин заподозрила славного маленького австрийского доктора, который впоследствии стал большим человеком в большой клинике. В то время он помогал заниматься с детьми. Затем его место заняла бедная мисс Эйбл, которая, как Полин кажется, роняет ее значение в глазах Пэнти. Я вот все думаю: оставив сцену, не решила ли Полин, что ей необходимо найти новый выход для своих актерских инстинктов. И с другими точно также. Естественно, мисс Орринкурт вызывает у них неприязнь, а неприязнь и подозрительность есть нечто неотделимое от Анкредов.
— Что вы думаете о мисс Орринкурт?
— Я? Ну что сказать, красотка. Безупречный в своем роде экземпляр.
— А помимо красоты?
— А помимо вроде ничего и нет. За исключением, конечно, поразительной вульгарности.
Интересно, она на самом деле так думает или просто прикидывается, рассуждал сам с собой Аллейн. Ведь ее дочь так много теряет из-за Сони Орринкурт. Неужели она способна на такую объективность? Вслух же сказал:
— Вы ведь присутствовали при том, как на блюде для сыра обнаружилась вдруг книга о бальзамировании, верно?
— Ну да. — Миссис Анкред слегка поморщилась.
— Как думаете, кто бы мог положить ее туда?
— Боюсь, подозрения мои падают на Седрика. Хотя зачем это ему?.. Пожалуй, единственная причина заключается в том, что никто другой, мне кажется, этого придумать не мог. Жуткое дело.
— А анонимки?
— По-моему, одних и тех же рук дело. Не могу представить себе, чтобы кто-нибудь из Анкредов… В конце концов, они же не… ладно.
У нее была манера понижать голос так, словно она утрачивала веру в то, что сама же только что и сказала. У Аллейна возникло ощущение, что она обеими руками отталкивает саму мысль об убийстве — не столько из-за мерзостности самого этого акта, сколько из-за прегрешения против вкуса.
— Стало быть, на ваш взгляд, — продолжал он, — подозрения против мисс Орринкурт безосновательны и сэр Генри умер своей смертью?
— Именно так. Я уверена, что все это спектакль. Они знают, как все было на самом деле. А это всего лишь одна из их обычных «штучек».
— Но в такую версию как-то не очень укладывается банка с крысиным ядом, как по-вашему?
— Стало быть, существует другое объяснение.
— Единственное, что мне приходит в голову, — заметил Аллейн, — просто банку подбросили. Но, принимая такое предположение, следует согласиться и с чем-то не менее серьезным, а именно: кто-то пытается навлечь подозрение в убийстве на невинного человека. А это уже само по себе представляет собой…
— Да нет же, нет! — воскликнула миссис Анкред. — Вы просто не знаете Анкредов. Они погружаются в мир собственных фантазий, даже не задумываясь ни о каких последствиях. Эту несчастную жестянку могла положить в саквояж горничная, да мало ли каким образом она могла попасть туда. Может, годами валялась на чердаке. Подозрения Анкредов ничего не значат, ровным счетом ничего. Умоляю вас, мистер Аллейн, забудьте вы про всю эту чушь. Да, чушь опасную и дурацкую, но — совершенную чушь.
Она наклонилась вперед, стиснув руки. Во всем ее облике появилась напряженность, даже страстность, каких раньше не было.
— Если это и чушь, — сказал Аллейн, — то довольно зловещая.
— Да глупости все это, — настаивала она, — положим, недобрые, но все равно детские фокусы.
— Буду счастлив, коли так и ничего больше.
— Похоже, не очень-то вы в это верите.
— Открыт для убеждения, — небрежно бросил Аллейн.
— В таком случае я уж постараюсь убедить вас!
— В любом случае вы можете помочь мне, заполнив некоторые пропуски. Например, вы могли бы рассказать о встрече в гостиной, когда все вернулись из театра. Как все протекало?
Не отвечая на его вопрос прямо, она вернулась к своей прежней манере:
— Извините, ради Бога, за настойчивость. Глупо как-то навязывать свои представления другим людям. В таком случае они просто ощущают некое сопротивление. Но видите ли, я слишком хорошо знаю своих Анкредов.
— А я пытаюсь узнать своих. Так что там было после окончания праздничного застолья?
— Ну, двое гостей, пастор и местный сквайр, распрощались со всеми в зале. Прямо-таки рассыпались в благодарностях, славные люди. К тому времени мисс Орринкурт уже ушла к себе. Миссис Аллейн осталась с Фенеллой и Полом в театре. Остальные спустились в гостиную, где началась обычная семейная свара. На сей раз она вертелась вокруг этого жуткого надругательства над портретом. Потом подошли Пол и Фенелла, от которых мы узнали, что ущерба причинено не было. Естественно, все были возмущены. Могу сказать, что моя дочь, пребывающая еще в том возрасте, когда восхищаются героями, буквально влюбилась в вашу жену. Эти двое детей увлеклись идеей детективного расследования, вернее, тем, что рисуется им таковым. Миссис Аллейн не рассказывала вам?
Да, Трой все ему поведала, тем не менее Аллейн вновь выслушал историю о кистях и отпечатках пальцев. Хозяйка излагала ее в мельчайших деталях, приглашая гостя посмеяться и, на его взгляд, несколько преувеличивая значение этого эпизода. А вот когда Аллейн попросил ее припомнить подробности разговора в гостиной, она постаралась уклониться от всякой определенности. Ну, говорили о том, в какую ярость пришел сэр Генри, что он позволял себе за столом. Сэр Генри послал за мистером Рэттисбоном.
— В общем, это было очередное на редкость бурное застолье, — сказала она. — Все, кроме Седрика и Милли, были буквально потрясены завещанием, которое он огласил за ужином.
