Найо Марш - Последний занавес
— Не знаете, в доме есть бумага вроде той, на которой написаны письма?
— О Господи, да откуда? Бумага из тетради для упражнений! Слугам она без надобности. Между прочим, говоря о тетрадях для упражнений, вам не приходило в голову, что это могла сделать Кэролайн Эйбл? Слишком уж она поглощена всеми этими «измами», все к эдипову комплексу сводит. А вдруг вся эта мура ей в голову ударила, ну и крыша немного поехала? Разумеется, это всего лишь гипотеза. Выдвигаю на рассмотрение.
— Теперь насчет крысиного яда, — продолжал Аллейн, но Седрик прервал его пронзительным выкриком:
— О Господи, ну и компания! Вы себе только вообразите! Милли, наша стопроцентная hausfrau[48] («моя матушка, кто же еще» — Седрик не обошелся без своей обычной ремарки), далее Десси, пыхтит, по лестнице взбирается, Полин стучит каблуками — прямо-таки парка какая-нибудь, — ну и в конце процессии я, бедный, тащусь. Честно говоря, даже не знаю, что мы там собирались найти. Отчасти крысиный яд, а отчасти дамы, наверное, рассчитывали отыскать какие-нибудь компрометирующие бумаги, потому что Соня, не правда ли, весьма хороша собой, и, право… Она и Старик! Сомнительная пара, это любой скажет. Я заметил, что завещание, хоть твердое, хоть постоянно меняющееся, есть завещание, но разве ж их остановишь? Тогда я бросил, просто для смеха: «Вы ведь не думаете, дорогие мои, что у нее в вещах спрятан флакон с ядом?» Мысль о вещах запала им в голову, и вот они уже тащат меня в гардеробную, и там, как говорится в рассказах о преследованиях, мы кое-что «обнаружили».
— Вы что же, сами вытащили жестянку из саквояжа?
— Ну да. И так и застыл на месте.
— И как она выглядела?
— Как выглядела? А разве любимый дядя Том не передал ее вам?
— Чистая или грязная?
— Да вся в грязи. Дамы велели мне открыть банку, ну я и намучился с ней. В лицо мне летели частички крысиного яда, даже страшно стало. Так и не открыл.
— А кто первым предложил заняться поисками?
— Вог это мне трудно сказать. Может, помня об этой мерзкой брошюрке, что обнаружилась в блюде для сыра (тут, должен сказать, я вижу руку Пэнти), мы в один голос вскричали «крысиный яд» и тем самым выпустили на волю свору собак? По-моему, Полин, отчеканив «дымом не пахнет» (или она сказала «ничем не воняет»), «обогрева нет», протянула: «Где бы она могла достать мышьяк?» — и тут Милли (моя матушка), а может, это был я сам, вспомнили про потерявшийся крысиный яд. Так или иначе, едва слово прозвучало, как Полин и Десси со всех ног бросились в подозрительные покои. Видела бы их хозяйка. Любезная Соня! Положим, «любезная» с оговорками. Спальня — кавардак, где повсюду валяются какие-то безвкусные розовые оборочки, смятые платья, куклы выглядывают из-за подушек либо восседают на телефонах, можете себе представить?
— Хорошо было бы, — сказал Аллейн, — посмотреть на саквояж.
— Да? Я так понимаю, вас интересуют отпечатки пальцев? Разумеется, он у вас будет. И чтобы любезная Соня не знала, верно?
— Если можно.
— Сам схожу за ним наверх. А если Соня там, скажу, что ей звонят.
— Спасибо.
— Хотите, чтобы я прямо сейчас пошел?
— Одну минуту, сэр Седрик, — остановил его Аллейн, и Седрик вновь наклонился к нему с тем же озабоченным и в то же время невинным видом. — Зачем вам с мисс Соней Орринкурт понадобилось придумывать все эти розыгрыши?
Неприятно было наблюдать за тем, как постепенно бледнеет лицо Седрика. Веки его отяжелели, мешки под глазами приобрели лиловатый оттенок. Рядом с ноздрями пролегли небольшие бороздки. Бесцветные губы выпятились и затем растянулись в некрасивой улыбке.
— Н-да, — пробормотал он. — Вот так оно и бывает. Выходит, любезная Соня все вам выложила. — И, поколебавшись мгновение, Седрик добавил: — Что ж, дорогой мистер Аллейн, что касается меня, то с любезной Соней покончено.
2
— Полагаю, мне следует пояснить, — помолчав, заметил Аллейн, — что мисс Орринкурт никаких признаний насчет розыгрышей не делала.
— Не делала?! — непроизвольно вырвалось у Седрика. Он опустил голову, уставившись на ковер под ногами. Аллейн заметил, что он нервно сжимает и разжимает пальцы. — Какой безупречный ход, — прозвучал голос Седрика. — Старая, очень старая шутка. Древняя комбинация. Я и не знал, но вы меня научили. И вот я в ловушке, с потрохами, как говорится, съеден. — Седрик поднял голову. Налицо его вернулась краска, оно стало как у обиженного ребенка. — Пообещайте, что не рассердитесь. Понимаю, звучит по-детски, и все-таки. Оглянитесь, умоляю вас, мистер Аллейн, оглянитесь вокруг себя. Попробуйте ощутить этот особенный привкус Замка Катценйаммер. Его нынешний невыносимый фасад. Этот кошмарный викторианский стиль внутри. Мрачность. Да, в особенности мрачность.
— Боюсь, я не совсем понимаю вас, — пожал плечами Аллейн. — Разве что вы пытаетесь объяснить, каким образом можно оживить архитектуру и всю обстановку Анкретона, пририсовывая к портрету деда очки и летающих коров.
— Но я не делал этого! — взвизгнул Седрик. — Такой чудесный портрет! Поверьте, я тут ни при чем!
— А краска на перилах?
— Тоже не моя работа. Любезнейшая миссис Аллейн! Да в самом кошмарном сне…
— Однако же обо всех этих фокусах вам известно, не так ли?
— Работа не моя, — повторил Седрик.
— А послание, начертанное на зеркале? И грим на кошке?
— А, это… — нервно захихикал Седрик.
— Это, это. А ведь у вас под ногтями была красная гримировальная краска, верно?
— Ну что за глаз! — вскричал Седрик. — Любезнейшая миссис Аллейн! Неоценимая для вас помощница.
— В общем, вы…
— Старик, — перебил его Седрик, — питал особое пристрастие к рококо. Ну и я просто не смог устоять перед соблазном. А что касается кота… Это был каламбур в красках. Кошачьи усы.
— А к подушке-пищалке на стуле деда вы имеете какое-нибудь отношение?
— А что, вам кажется, шутка слишком ядреная, чересчур раблезианская? Купила подушку Соня, а положил ее туда я — не отрицаю. Ну и что в этом такого особенного? К тому же, дорогой мистер Аллейн, если мне будет позволено вымолвить хоть словечко в свою защиту, хотелось бы понять, каким краем все это связано с нашим общим делом?
— Полагаю, все эти фокусы могли быть придуманы для того, чтобы заставить сэра Генри изменить завещание, а вы ведь не будете спорить, что завещание, вернее, оба завещания тут очень даже при чем.
— Боюсь, это слишком тонко для моих бедных мозгов.
— Ведь все знали, что до всех этих событий главной наследницей сэра Генри была его младшая внучка?
